Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна. Страница 155

Они живы. Почти все. Эта мысль заставила меня очнуться, прийти в себя и наклониться к мужчине-официанту, который лежал ближе всего ко мне. На его шее прощупывался слабый пульс.

— Так вы не успеете, доктор, — протянул Ричард. — Смотрите! Скоро здесь будет полиция, они испортят всё веселье.

— Кто вызвал полицию?

— Я. Минуту назад. Время идёт, доктор. Смотрите на лица.

И я посмотрел. В мерцании света не так-то просто было разглядывать выражения лиц, изучать черты, но я это делал, потому что Ричард приказал мне. Первого мертвеца я увидел у окна. Такой же неподвижный, как остальные, он неуловимо отличался от них. Я видел слишком много мёртвых, чтобы ошибиться. Вторым трупом была женщина в серебряном платье. Она так сильно завалилась назад на стуле, что тёмные завитые и залаченные волосы спускались почти до пола. Очень красивая.

Ричард вырубил музыку, подошёл к Линде и вдруг разрыдался — громко, натурально и пронзительно. А спустя мгновение в зале появилась полиция.

Да, конечно, не стоит и уточнять, что это преступление так и не было раскрыто, хотя именинник, не удовлетворившись тем, что сделал Скотланд-Ярд, нанял троих частных детективов. Ричард не отходил от Линды целую неделю, пока она полностью не оправилась от отравления газом.

А я окончательно потерял сон. И если мне удавалось на время забыть о зале, полном мертвецов, то я тут же начинал думать о том, что ни слова не сказал полиции про Ричарда и его осведомлённость о числе трупов. Ричард меня как-то за это похвалил — в своей особой манере, уронив ласковое: «Умница, Фредди».

Он держал меня при себе как собаку, при этом очень редко удостаивая вниманием. Я сидел в гостиной у Линды, пил алкоголь, поддерживал разговоры о музыке или книгах. Составлял Линде партию в шахматы. Временами давал себе слово, что прекращу эти посещения, но Ричард стал моим вторым постыдным секретом. И с ним я тоже не мог покончить.

— Уж не влюбился ли ты в моего мальчика, Фред? — как-то спросила меня Линда. Ричарда тогда с нами не было, он объявил, что хочет подышать воздухом, и ушёл. — Просто взгляда от него не отводишь.

Она засмеялась, но мне показалось, что в её глазах вспыхнул огонёк непритворной ревности.

— Линда, — я улыбнулся ей со всей искренностью, — твой Ричард в полной безопасности. Даже если бы меня вдруг заинтересовали мужчины, ты же знаешь, я никогда не сделал бы тебе больно. Разве что ты начнёшь встречаться с какой-нибудь совершенно ослепительной брюнеткой, от которой я потеряю голову.

— Подумаю над этим, только чтобы увидеть тебя влюблённым, — пообещала она и добавила задумчиво: — Наши отношения с Ричем… знаешь, иногда меня пугают.

Я напрягся и спросил осторожно:

— Что-то не так?

Я почти желал, чтобы она тоже разглядела в Ричарде эту дьявольщину.

— Наоборот, — она медленно накрутила на палец рыжий локон, — всё слишком хорошо. Мне не бывает с ним скучно. И он заботится обо мне. Фред, я встречалась с разными мужчинами, в том числе и старше, но никто не был ко мне так внимателен как Рич. Я решила… — она перевела взгляд немного мне за плечо, — после Рождества предложу ему жить вместе. И может, тогда он мне уже наконец-то надоест, — и она снова рассмеялась.

Снежный декабрь, как мне казалось, был создан для того, чтобы очистить мой разум и исцелить душу. Тогда я завёл привычку помногу гулять, промачивая раз за разом ноги в тонких замшевых туфлях. В один из вечеров я возвращался с такой прогулки, мокрый, замёрзший, но, как мне казалось в тот момент, оздоровлённый.

Человеческую фигуру на ступенях своего дома я увидел, только когда подошёл совсем близко. Сначала я подумал, что это какой-нибудь нищий перед праздником потерял страх и забрёл в наш квартал, и даже опустил руку в карман в поисках мелочи. Закончить этот день небольшим пожертвованием виделось мне хорошей идеей. Но потом я приблизился ещё на несколько шагов и в свете фонаря увидел, что это не нищий, а Ричард.

Он был совсем легко одет: поверх футболки и джинсов — только тонкая кожаная куртка. Голова его безвольно опускалась на грудь. Кожа была бледной.

— Ричард… — позвал я его осторожно. Он не ответил, и тогда я опустился рядом с ним и коснулся его лба. Он горел. — Ричард, ты меня слышишь?

Очень медленно, будто преодолевая огромное сопротивление, Ричард поднял голову, посмотрел на меня мутным, пустым взглядом, растянул белые губы в улыбке и пробормотал:

— Скучали, доктор?

— Пойдёмте в дом… — предложил я, но не решился взять его за руку. Он продолжал смотреть на меня, беззвучно шевеля губами. Наконец, выговорил с сильным ирландским акцентом, которого я ещё никогда у него не слышал: — Рыжему мальчику перерезали горло… Выпили кровь, — моргнув, он будто бы слегка пришёл в себя и велел: — Помогите встать!

Я завёл его в дом, почти неся на себе. Уложил на диван в гостиной и отступил. Он не был пьян. Я подумал тогда (и мне стыдно за эту мысль до сих пор), что причиной всему наркотики. Страшно разозлился. Говорил какие-то глупости, что он погубит себя, что он глупый безответственный мальчишка. Спрашивал, что он принял.

Ричард если и слышал меня (а он слышал и потом не раз припоминал всё, что я ему наговорил), то никак этого не показывал. Просто лежал и смотрел в потолок, продолжая бормотать что-то про себя.

— Рыжий мальчик годится на джем [33], — сообщил он всё с тем же акцентом: — Я вас вижу, док. Что, похож я на ваших любимых мертвецов? Нет… Я много говорю. Но вы представьте, что я молчу. У вас получится.

Я снял с него куртку и ботинки и укрыл пледом. Сходил за медицинским чемоданчиком. Снял основные показатели: высокая температура и низкое давление.

Со временем я предпринял множество попыток облегчить ему эти припадки, которые сначала случались пару раз в год, а потом стали учащаться, но ни тогда, в первый приступ, ни позднее я не достиг особых результатов. Единственный раз, когда он позволил сделать ему перед началом приступа укол нейролептика, обернулся кошмаром. Наутро он сказал, что побывал этой ночью в аду — и больше не удостаивал меня таким доверием. Моё место возле его постели сменил тот из его любовников, которого я ненавидел больше всех остальных — покалеченный снайпер по имени Марк. Не раз и не два я приводил Ричарда в порядок после их встреч и однажды не выдержал и спросил:

— Почему именно он?

Ричард смерил меня задумчивым взглядом и уточнил лениво:

— А что, предлагаешь себя, Фредди?

Я отвёл глаза и ничего не ответил, но подумал, что конечно же нет. Позднее этот вопрос слышался мне во сне или подкрадывался в минуты усталости, и я то хвалил себя за уместное молчание, то проклинал за трусость. Возможно, ответь я ему тогда, я узнал бы что-то новое. Стал бы ему ближе — но вместо этого оставался только наблюдателем, жил и продолжаю жить до сих пор со смутным сожалением об упущенном.

Зато мне довелось наблюдать многое.

В какой-то год он завёл восхитительную привычку приходить ко мне, садиться на подоконник в гостиной и думать вслух. Порой он упоминал страшные вещи: теракты, взрывы, ограбления на много миллионов, рассказывал о красоте убийства, а иногда тратил два или три часа, обсуждая сам с собой перевозку сельскохозяйственной техники из Египта в Британию. Мне при этом говорить не дозволялось, но я и не стремился. После нескольких месяцев таких ежедневных визитов он пропал на время, а когда появился снова, то более уже рядом со мной ни о чём не размышлял, и только по новостям в газетах и по телевизору я мог угадывать, к какому громкому преступлению он приложил руку.

В реальности, которая почти померкла под гнётом воспоминаний, я услышал за стеной слабый стон. Кинулся к двери, но не открыл её, остановился и прислушался.

— Я здесь, — послышался спокойный голос Себастиана, — Это я, Себастиан.