Выбор Пути (СИ) - Щепетнёв Василий. Страница 19

Другой вопрос — а кто сегодня может победить Фишера? Сегодня — никто, потому что сегодня Фишер ни с кем не играет. Он будет играть матч через два года. И из шахматистов, которые уже прошли отбор, лучшие шансы у Анатолия Карпова: он талантлив, трудолюбив и молод. В любом случае, это будет наш, советский шахматист. Почему? Потому что у нас шахматы — дело и государственное, и всенародное. Вот с вами, ребята, кто занимается? С вами занимается тренер чемпиона СССР. Такое в Америке вряд ли найдешь, или там во Франции. Там за каждый чих деньги дерут.

После вопросов — гвоздь программы, сеанс одновременной игры. Тридцать соперников — немало даже в отношении перемещения. Игроки выстроились в линию, и я, как каретка пишущей машинки, перемещался — медленно справа налево, потом бегом слева направо, и снова, и снова, и снова.

Играли сироты цепко, и пришлось побегать. Ну, не буквально, но почти. Сеанс длился полтора часа, хорошо, что ребята нетерпеливы, и подолгу над ходами не задумываются.

Закончив последнюю партию, я сделал краткий обзор, похвалил соперников, посоветовал изучать Майзелиса и Панова, и сказал, что по крайней мере шесть человек играют на третий разряд. А будут упорно заниматься, то и до первого разряда дойдут, пусть и не мгновенно. Но кто дойдёт — не сказал. Из стратегических соображении.

Потом был чай в кабинете завуча, мне от имени коллектива вручили почётную грамоту, и только в пятом часу я отправился восвояси. Довёз Антона до центра города, а уж оттуда развернулся на Сосновку.

Хорошо ехать вечером выходного дня в ноябре. Дорога пустая, редкие снежинки падают на асфальт, ветер сдувает их на обочину, как сдувает пену с кружки пива бравый солдат Швейк в трактире «У чаши».

Поставив «ЗИМ» в гараж, я прошёл в дом. Сначала контрастный душ, потом переоделся в свежее, поднялся в мезонин. Нужно поработать над сборником партий, как обещал Колюжному. А раз обещал — нельзя откладывать. Иначе пропадет задор, тот самый, комсомольский. Написал предисловие — небольшое, на страничку. Написал послесловие. И стал смотреть комментарии Антона. Нормальные комментарии, то, что нужно — без зубодробительных вариантов, а ясно и понятно для игрока третьего разряда и тех, кто рядом.

Когда закончил работу, спустилась ночь.

Как-то одиноко, хоть я и не сирота. Да, знаю, у всех этих сирот, во всяком случае, у большинства, и матери, и отцы живы. Но пьют. И крепко пьют. Некоторые допились до тюрьмы, остальные до сумы. Вот и оказались дети в Доме Кузьмы. Не самый плохой вариант, кстати. Антон говорил, что случайных людей в этом Доме нет. Все работают за совесть, а это дорогого стоит.

Ладно. Не загадываю, но через год наведаюсь к ним повторно, если буду жив, здоров и свободен. В смысле — будет свободное время. Будет, конечно. Не обязательно же в день седьмого ноября. Можно в любой выходной. Заодно и проверю, сколько шахматистов-разрядников среди воспитанников.

Тут и Лиса с Пантерой подоспели.

— Чижик, мы по сауне соскучились!

Ну да. Любят сауну. Считают, что сауна помогает держать вес, объём и возраст. Лисе и Пантере, конечно, беспокоиться о возрасте рано, но пусть входит в привычку, мне не жалко.

— Ты с нами, Чижик?

— Нет, я уже. Будьте, как дома.

Быть как дома — это вежливое и тактичное напоминание, что прибираться в сауне им придется самим.

Пока суд да дело, я занялся бухгалтерской работой. Ну, не работой, а вроде. Посчитаем, состоятельные кроты. Раз в месяц подбиваю баланс, как говорят бухгалтеры. Cчитаю приход и расход. С нарастающим итогом. Есть что посчитать: уже год, как, вступив в права наследства, я стал домохозяином. Не простое это дело — сводить концы с концами. Хотя стартовые условия и прекрасные, но сколько известно историй, когда молодой разгильдяй в пух и прах проматывает всё то, что предки зарабатывали веками. Миллионы проматывает! Романы об этом пишут, фильмы снимают, а всё не впрок. Николай Ростов продулся, Ихарев спустил всё дотла, Германн обдёрнулся…

А я?

А я тот самый хомяк, на которого сыплются плюшки, а он, не будь дурак, всё в норку, всё в норку. Летом, правда, немало потратил на переоборудование цокольного этажа — подвалом его теперь не назовешь. Сауна, спортивная комната, фотолаборатория, ещё по мелочам, так ведь и это в норку, даже и буквально.

С другой стороны, именно сейчас — шквал оперных поступлений. Большинство театров, числом до сорока, ставят «Малую Землю» в этом сезоне, отсюда и гонорары. В следующем сезоне будут лишь отчисления со сборов, но, по моим расчётам, отчисления эти составят никак не менее двух тысяч в месяц. Скорее, три, три с половиной. И длиться это будет до тех пор, пока генеральным секретарем ЦК КПСС остается Леонид Ильич, пошли ему вселенная всяческого здоровья и долголетия. Вот с пьесой дела не так успешны, по крайней мере, пока. Всякий экспромт хорош в первый раз. Хотя посмотрим.

Оперные деньги я практически не тратил. Да что не тратил, в руках не держал. Поступали они на сберкнижку, и, как только сумма достигала двенадцати тысяч, я открывал срочный вклад и переводил деньги на него. Это давало триста шестьдесят рублей в год с каждого вклада, а таких вкладов, считая с дедушкиными, у меня немало. То есть я могу жить только на проценты, не трогая капитал, более того, капитал продолжает рост. Но и проценты я не трогал, зачем? Спорткомитет назначил мне стипендию в двести рублей, «Динамо», после того, как я стал чемпионом СССР, ещё сто двадцать, плюс студенческая пятьдесят — получалось триста семьдесят. Деньжищи! Содержание дома, плата Вере Борисовне, закупка провизии, бензин для автомобиля и прочие житейские траты будут забирать сто восемьдесят рублей — это максимум. Сто девяносто, стало быть, переходили на карманные расходы. А какие у студента карманные расходы? Пустяки.

И выходит как-то нелепо, глупо, странно. Деньги у меня есть, и деньги немалые, а тратить некуда. Да вот хоть призовые за победу на чемпионате СССР и премиальные за лауреатство. Что с ними делать? Пока они лежат на сберкнижке, но сколько можно копить и копить, не понимая, ради чего, собственно, копить? На машину? Но у меня есть «ЗИМ», и, по уверению Петровича, он находится в отличном состоянии. За год пробег восемь тысяч километров. Такими темпами мне ещё лет пять-шесть до серьезных ремонтов бегать. Если не больше. Нет, я, конечно, могу его продать, и купить «Волгу», ордер на машину есть, опять же за чемпионство, но зачем мне «Волга»? «Волгу» купить не фокус, а вот «ЗИМ»…

И дом у меня хороший. Большой дом, каменный низ, деревянный мезонин. Сауна, да. И застрахован. На всякий случай.

Ну, и куда пустить деньжищи? Ну, к примеру, я бы мог подарить «Жигули» Лисе (Пантера сама купит, у неё тоже оперных денег изрядно). Подарить просто так, от широты души. Да ведь не примет подарка Лиса. Не примет, и всё. У советских собственная гордость. Что скажет Марья Алексеевна?

Дать, что ли, Анне тысяч десять на машину, как она требовала? Вот уж нет. Папенька зарабатывает очень и очень прилично, у него отличная квартира в отличном доме, своя «Волга», а кто мне Анна?

О маменьке и не говорю, ей мои деньги совсем не нужны. То есть нужны, конечно, деньги всем нужны. Не необходимы. На первую, вторую, третью и даже двадцать третью необходимость она зарабатывает сама. Плюс гастроли, заграница…

И что получается?

Конечно, приятно, что я могу пойти в ресторан, не задумываясь о ценах, селиться в номера люкс, опять не задумываясь о ценах, и тому подобное. Но в рестораны я хожу во время турниров, а в повседневной жизни предпочитаю еду домашнюю. Опять же гостиницы — это тоже турниры, то есть профессиональные расходы.

Я бы журнал завёл, как Некрасов «Современник», только с приключенческой и фантастической тематикой. Но у нас, к счастью, не капитализм, где всякий может журналы издавать, были б деньги. У нас плановое социалистическое хозяйство. Следовательно, нужно, чтобы издание подобного журнала включили в план. Не этой пятилетки, так следующей.