Однажды в Голливуде - Тарантино Квентин. Страница 21

Все шестидесятые Далтона бесило находиться в тени Маккуина, а теперь он взбеленился от того, что будет в тени Леппарда. Но, как бы то ни было, к тому времени оба они уже перестали строить из себя мачо и стали куда скромнее. В Мексике они прекрасно поладили — как на площадке, так и вне ее. И отлично сыгрались, их противостояние хорошо ощущалось на экране. Позже Леппард даже пригласил Далтона на гостевую роль в своем сериале «Баначек».

Впрочем, по-настоящему на съемках «Пушки для Кордовы» Рик спелся с другим коллегой. Пит Дуэл был красивым тридцатиоднолетним актером, за плечами у него уже был опыт работы в двух сериалах. В сериале «Гиджет» он играл зятя заглавной героини в исполнении Салли Филд. Еще ему досталась главная роль в ситкоме «Любовь на крыше» вместе с женой Берта Рейнольдса, Джуди Карне. Он был одним из Великолепной пятерки. Спустя два года, когда на экраны выйдет хитовый вестерн-сериал от АВС «Прозвища Смит и Джонс» (точная копия «Бутча Кэссиди и Сандэнса Кида». Но очень-очень хорошая копия), он станет большой телезвездой. В Мексике Далтон и Дуэл весело проводили время, на пару попивая текилу, приударяя за мексиканскими цыпочками, жалуясь на Голливуд и явно наслаждаясь компанией друг друга. Но было кое-что еще — что-то такое, что они ощущали, но вряд ли смогли бы сформулировать. У обоих было недиагностированное биполярное аффективное расстройство. И их единственным способом самолечения служил алкоголь. Но поскольку о диагнозе они не знали, оба полагали, что их алкоголизм — признак внутренней слабости.

Только у Пита Дуэла дела шли хуже, чем у Рика, и все закончилось — на пике популярности «Прозвищ Смит и Джонс» — тем, что однажды ночью Пит Дуэл попросту застрелился. Весь город гадал почему. Но Рик в самом укромном закоулке души чувствовал, что знает ответ. После смерти Дуэла в 1971 году Далтон решил взять себя в руки и не налегать так сильно на бухло. В 1973 году он отправился в Дуранго, где вместе с Ричардом Харрисом снялся в «Смертельных преследователях» — вестерне о возмездии. Оба актера (запойные алкоголики) достигли на съемочной площадке идеального взаимопонимания. С понедельника по четверг они держались от бухла подальше, но начиная с пятницы и до субботнего полудня вместе накидывались текилой, сангрией, «Маргаритами» и «Кровавыми Мэри» так, что хоть святых выноси.

Стоя перед зеркалом в ванной и осторожно поправляя помпадур, Рик слышит мотор «Карманн-Гиа» Клиффа, подруливающей к дому. Смотрит на часы на запястье: семь пятнадцать, минута в минуту. Когда он утром заблевал кровать, ему стало полегче, и все же выблевал он далеко не все. В желудке до сих пор плескалось достаточно вчерашнего алкоголя, живот все еще крутило, на землистого цвета лице выступил пот. Придется выживать на одних кофе и сигаретах до часу или двух. «Боже мой, — думает Рик, — это ж еще семь часов терпеть! Готов спорить, Джеймс, сука, Стейси не припрется в первый же день на съемки своего сериала с жуткого бодуна».

Он смотрит в зеркало и говорит вслух:

— И ты, блядь, еще удивляешься, почему CBS на главную роль в сериале берет его, а не тебя! Да потому что они верят, что у мудилы есть потенциал. А твой главный потенциал в том, чтобы потенциально проебать всю жизнь!

Клифф стучит в дверь.

— Иду! — орет Рик из ванной. Снова смотрит на жалкого долбоеба в зеркале. — Не переживай, Рик, — доверительно говорит он отражению, — сегодня первый день. Им всем тоже нужно время, чтобы взять себя в руки. Раскачивайся потихонечку, полегонечку, чашка кофе за чашкой кофе.

Затем он преображается — на лице словно написано «Шоу должно продолжаться!» — и подбадривает себя коронной фразой Джеки Глисона тех лет: «Понеслась!» Прежде чем выйти из ванной, сплевывает в раковину и видит, что к слюне примешана красная кровь. Внимательно осматривает плевок и вслух спрашивает:

— Ну что еще?

Маленькие грязные босые ножки Пискли ступают по растрескавшемуся немытому линолеуму на кухне Джорджа, по пыльным половицам в гостиной и дальше по затоптанному ковру в коридоре, в конце которого находится спальня Джорджа. Она стучит в дверь и бодро произносит:

— Доброе утро!

Слышит скрип пружин — это старик заворочался. Затем, через пару мгновений, слышит из-за двери его ворчливый голос.

— А-а?

— Можно войти, Джордж?

Старик Спан заходится обязательным утренним кашлем и вяло отвечает:

— Входи, моя сладкая.

Она поворачивает ручку и заходит в душную спальню восьмидесятилетнего старика. Лежащий под несколькими одеялами Джордж поворачивается к ней.

Пискля опирается на дверной косяк, поднимает правую ступню к левому колену и говорит старику:

— Доброе утро, милый, яйца уже на плите. Ты что будешь — сосиску «Джимми Дин» или бекон от «Фермера Джона»?

— «Джимми Дин», — отвечает старик.

— Хочешь позавтракать в постели или помочь тебе одеться и чтоб красиво?

Джордж думает, затем решает:

— Пожалуй, я бы оделся.

На ее эльфийском личике вспыхивает улыбка:

— О-о-о, хочешь нарядиться и украсть мое сердце?

— Перестань, — ворчит Джордж.

— Полежи еще чуть-чуть, милый, — говорит она. — Я сниму яйца с плиты и вернусь, помогу тебе. Растопишь сердечки всех девочек, мой прекрасный дьявол.

— Хватит меня дразнить, милая, — стонет Джордж.

— Ой, ты ведь это обожаешь, — игриво отзывается Пискля, уходя по коридору через гостиную на кухню, где снимает с конфорки сковороду со скворчащими яйцами. Она проходит мимо стоящего на кухонной стойке радио фирмы «Дженерал Электрик», включает его. Кухня наполняется душераздирающей кантри-балладой Барбары Фэйрчайлд The Teddy Bear Song.

Когда Джордж не спит, в доме всегда играет радио, настроенное на лос-анджелесскую кантри-волну KZLA.

Последние несколько месяцев главной задачей Пискли было заботиться о слепом старике. Лидер коммуны Чарли внушил ей, как важна ее работа. После того как «Семья», словно племя кочевников, несколько месяцев разъезжала по всему Лос-Анджелесу, долгожданным домом для них стали старое ранчо и съемочная площадка для вестернов Джорджа Спана. Домом, где они могли пустить корни и на практике испытать социологические теории Чарли, расширить свои ряды и — кто знает? — если повезет, создать новый мировой порядок.

Для старика Пискля была одновременно и поваром, и сиделкой, и другом, а если она время от времени ему еще и подрочит, то это надолго закрепит положение «Семьи» на ранчо. Или, как выразился Чарли, сообщив эти новости двадцатиоднолетней девушке:

— Иногда, малышка, приходится принимать удар на себя.

В ночь, когда Чарли сообщил, что иногда ей придется дрочить старику, а то и еще что, она впервые с тех пор, как присоединилась к «Семье», задумалась о том, чтобы дать деру обратно в Сан-Франциско и, может, наладить отношения с родителями. Но затем случилось такое, чего Пискля никак не ожидала. Она влюбилась в старого слепого ублюдка. Это, конечно, была не любовь в стиле Ромео и Джульетты, но все-таки глубокое чувство. Этот брюзгливый старый ублюдок, как оказалось, вовсе не ублюдок. Он лишь страдал от одиночества и забвения.

Индустрия, которая на протяжении четырех десятилетий снимала на его ранчо вестерны и сериалы, забыла о нем. Как забыла о нем и семья, просто бросив умирать в этой полуразрушенной помойке среди лошадиного говна и сена. Пискля дала ему то, что он сам никогда бы не купил ни на какие заначенные деньги. Нежное прикосновение, доброе слово и чуткое ухо. Когда Пискля говорила Джорджу или кому-нибудь еще, что любит старика, это была не просто хиппарская мантра. Пискля действительно выражала искренние чувства к старику, за которым с удовольствием ухаживала.