Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore". Страница 22

Многих проняло. Но Пелагея-то знала, что Паока не способна никем оборачиваться. Досадный производственный дефект.

— Итак, запомните. Чтобы переместиться, вам потребуется три широких прыжка, которые надо уложить в девять шагов. Два шага — прыжок, два шага — прыжок. И опять то же самое. Но главное не прыжки. Главное — ваше воображение. Попытайтесь представить себе дверь, возле которой хотите оказаться.

Стажеры вокруг озадаченно зашептались. У Пелагеи же затруднений не возникло. Ее воображение мигом привело ее в родной лес и с готовностью нарисовало деревянную дверь бревенчатого дома.

Разбежаться и прыгнуть? Почему бы нет? Сейчас ей, как никогда, хотелось домой. Чтобы никаких кураторов, никаких снежных барсов, наемных убийц и жалящих в сердце иероглифов. Чтобы Юлиана привычно ворчала, стоя над душой. А Эсфирь разливала по кружкам чай и говорила исключительно правильные вещи. Чтобы носились по дому два хвостатых обормота по кличке Кекс и Пирог, а Граф Ужастик царственно восседал на диване…

— Погодите! Как настроитесь, дайте мне прикрепить к вашим дверям по виртуальному маячку, — спохватилась Паока. — Не прыгайте без него, иначе заблудитесь и не сможете вернуться!

Пелагея пропустила ее реплику мимо ушей. Она так углубилась в собственные мысли, что начисто выпала из реальности. Два шага — прыжок, два шага — прыжок, два шага…

Никто не успел ее остановить — Пелагея попросту растворилась в мятном полумраке стадиона, потеряв ботинок. Тот был ей малость великоват.

"Только этого нам не хватало", — пробормотала Паока, закрываясь капюшоном от нехорошего предчувствия.

А Пелагея, если не брать в расчёт утерянный башмак, телепортировалась весьма удачно, даже несмотря на отсутствие подстраховки. Да, занесло ее невесть куда: ёлки, палки, лес густой, еще и снега по колено. Зато никаких переломов и оторванных конечностей. Красота.

Правда, в одном ботинке далеко не уйдешь. Тем более по сугробам. Мёрзнуть — Пелагея, конечно, не мёрзла. Пресловутый перстень с функцией обогрева сбоев не давал. Но вот промокла изрядно.

Когда она добралась до неказистой избы за ёлками, новое платье под цвет души можно было выжимать.

Лес обступала бесконечная ночь. Зловредно скалился в небе щербатый месяц. Где-то вдалеке разгоралось северное сияние. А над крыльцом избушки теплилась керосиновая лампа.

Пелагея уже собралась ворваться в избушку и на правах усталого путника потребовать баню, сухую одежду и ужин. Но тут ей навстречу кто-то выскочил. Кто-то высокий и гибкий, весь в шуршащих летящих тканях.

— Мотать надо отсюда, пока меня еще где-нибудь не заперли, — процедил этот кто-то голосом Эсфири. Очень испуганной и неуверенной в завтрашнем дне.

Эсфирь не была готова встретить снаружи Пелагею, поэтому врезалась в нее, едва вылетев за порог. Обе, само собой, повалились в ближайший сугроб.

— Вот так встреча! — поразилась Эсфирь, очутившись сверху. — Я как раз гадала, где тебя носит. Со мной такое приключилось, не поверишь!

— Со мной тоже, — проворчала Пелагея. И немедленно усовестилась оттого, что даже не пыталась отыскать подруг. Вечно находилось что-нибудь срочное, важное или сбивающее с толку.

— Слушай, пойдем отсюда, — поднимаясь, сказала Эсфирь. И протянула ей руку. — Ух, ну ты и горячая! Как печка! И мокрая…

— А куда пойдем? Я надеялась обсушиться в избушке.

— Нельзя туда. Там Вершитель. Тот еще психопат, — поведала Эсфирь, затравленно оглядываясь через плечо. И стиснула кисть Пелагеи с такой силой, что косточки хрустнули. — Бежим быстрее отсюда!

Если беглянка думала, что за ней не следят, то она глубоко заблуждалась. Вершитель — рыжий низкорослый уродец — мысленно прорвался к ней сквозь пространство, недобро усмехнулся и щёлкнул пальцами.

"Бежим быстрее? Ну-ну. Далеко же ты убежишь".

Щелчок, смена декораций — и Эсфирь, по-прежнему держась за Пелагею, как за спасательный круг, предстала перед Вершителем в его летней лесной обители. Порхали бабочки, вертелись на паутинках гусеницы. Истошно чирикали птички и буйно зеленели березы.

— Ой, березка! — воскликнула Пелагея. И вырвавшись из стального захвата подруги, рванула к дереву со всех ног, в одном несчастном ботинке.

Вершитель на ходу трансформировался в платинового блондина с убойной харизмой. Заложил руки за спину и в шелестящих серебряных шароварах прошелся к Пелагее, удостоив Эсфирь мимолетным насмешливо-снисходительным взглядом.

— Еще и подружку привела. Надо же! — поразился он. — Она у тебя с приветом?

— Это вы с приветом! — задетая его тоном, выпалила Эсфирь. — По какому праву…

— Тссс! — Он обернулся и, хитро сощурившись, приложил палец к губам.

А потом обошел кругом Пелагею, которая застыла с березой в обнимку. Трижды обошел, сканируя ее изучающим взглядом, что-то себе в уме прикидывая и хмыкая время от времени.

— Точно. Та самая. И как я сразу тебя не признал? Наверное, дело в платье. Запутывает, отваживает посторонних, отражает порчу. Ох уж этот эльф! Ох и ловкач!

Прижавшись щекой к прохладной коре березы, Пелагея приоткрыла левый глаз.

— А что не так с платьем? И кто вы такой?

— Второй вопрос стоило задать в самом начале, — усмехнулся Вершитель. — Я вроде как твой создатель. Вернул тебя, можно сказать, с того света. Но тебе не стоит заморачиваться. Живи, как живешь. А вот насчет платья… Сейчас сама поймешь, что с ним не так.

Он достал из кармана шаровар мешочек с рассыпчатым содержимым.

— Держи. Мой тебе подарок. Семена березы. Прорастут где угодно, хоть на голом камне.

— Что, правда? — Пелагея отлепилась от дерева и доверчиво приблизилась к дарителю.

— Так берешь или нет? — Улыбка Вершителя стала напоминать оскал.

Эсфирь за его спиной сделала страшные глаза:

"Нет, не бери! Ни в коем случае не принимай от него дары! Если примешь, будешь ему должна. А уж что должна, это он сам решит".

Почему, ох, ну почему Эсфирь не предупредила ее заранее?

Пелагея перед соблазном не устояла, выхватила у Вершителя мешочек и по старой привычке попыталась запихнуть его в карман. Безуспешно. Вот зараза этот куратор! Нарочно заказал для нее платье без единого кармашка!

Тут выходило одно из двух: либо эльф терпеть не мог карманы, либо ненавидел Пелагею. Что ж, придется нести семена в руках.

— Наведывайся почаще, — сказала Эсфирь, выйдя с ней на крыльцо. — Мне уже дали понять: я здесь подневольная. Так что провожу тебя до ближайшей тропинки и вернусь обратно. И знаешь что, зря ты взяла семена. Если из них что-нибудь путное вырастет, то не исключено, что тебе придется отдать Вершителю нечто ценное. Очень ценное, понимаешь?

— По-моему, ты преувеличиваешь, — сказала Пелагея. — Это ведь всего лишь семена. А ты? Что мешает тебе уйти?

— Вершитель оказал мне одну услугу, и теперь я должна учиться у него, чтобы стать преемницей, если однажды он исчезнет.

— Загадками изъясняешься, — вздохнула Пелагея. — О, а вот и тропинка! Тогда дальше я, пожалуй, сама.

Они прошли по снегу всего ничего, а месяц уже высветил между ёлок довольно широкую тропу, едва припорошенную снегом. Откуда она, спрашивается, взялась?

Пелагея понятия не имела, что буквально пять минут назад эту тропу вытоптало стадо оленей. Что олени пронеслись сквозь чащу со скоростью света и за их рога цеплялось разномастное лесное зверьё, а гонку сопровождали полчища пятнистых сов.

Подруги не знали, откуда взялась тропа, поэтому простились с лёгким сердцем и пообещали друг другу не теряться ни в пространстве, ни перед теми, кто на полголовы выше и на полторы тысячи лет старше.

Глава 15. Будешь жить со мной

Пелагея двинулась по тропе — и у природы тут же слетели тормоза. Мир сошел с ума. Он встал на дыбы и пустился вскачь, резвым таким галопом. Мимо проносились луны и созвездия, отовсюду слышались шорохи, шепотки и странная лёгкая дробь — будто горох высыпается из дырявого мешка.