Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore". Страница 61
— Вы правы, я идиот, — в совершенном затишье выдавил эльф. — По моей вине Пелагее снова грозит смерть. Вот, взгляните. — На раскрытой ладони он протянул Эсфири «Магнит для неприятностей». — Джета изобрела это устройство, чтобы ей навредить.
Эсфирь настороженно вгляделась, поддела мизинцем край оборванной цепочки, аккуратно взяла медальон двумя пальцами и сжала губы в тонкую напряженную нить.
— А изобретение-то непростое. Из разряда Разной Жути, которая хранится в Ящике Вершителя. Похоже, ваша знакомая когда-то ему прислуживала, раз смогла припрятать в рукаве такой туз.
— Если у Пелагеи беда, Эсфирь может помочь. — Это Юлиана непочтительно вылезла из засады. — Она теперь на ремонте мгновений специализируется, да.
Ли Тэ Ри как-то сразу приободрился:
— Неужели?
— Неужели, — хмуро подтвердила Эсфирь, покручивая в пальцах «Магнит для неприятностей». — Но есть условие. Пелагея должна сама сюда прийти и попросить о помощи. За нее никто не может решать, даже вы.
Куратор сник. Если таковы правила, придется ему сообщить своей древесной фее о проклятии и о запущенных процессах увядания. Едва ли она обрадуется. Но другого пути нет.
— Хорошо. Она придет, — трагически кивнул он. Бледный, надломленный, отчаянно красивый в своем смятении и боли.
Сердце Юлианы дрогнуло от сочувствия, предательски толкнулось в грудной клетке, капитулируя перед столь желанным и недосягаемым мужчиной. Всё его фатальное обаяние, всё, что составляло прелесть его личности, было замешано на горе и сдобрено невидимыми шрамами.
Она юркнула в укрытие и прислонилась к стволу, страдая от желания утешить эльфа сотней поцелуев, прикосновений и добрых слов. Но нельзя, нельзя. У нее Киприан (своего рода диагноз и вердикт), причем, как выяснилось, этот товарищ весьма ревнив.
Вернувшись в натопленную избу, Ли Тэ Ри сдержанно попрощался, пообещал, что сделает всё возможное, чтобы Пелагея пришла. А потом его взгляд упал на горящий камин. Обычно куратор любил смотреть на языки пламени, но сегодня его будто бы обожгло. И что-то сжалось и помертвело под диафрагмой. Здесь тёплая осень, огонь, горячие напитки и тихий уют. А его фея — там, в ледяном дворце — даже не догадывается о том, что медленно умирает.
Ей надо сказать правду, обязательно надо сказать.
Выйдя во двор, под хлопья падающего снега, он помедлил перед трансформацией и прислушался к ощущениям. Карман шлафрока оттягивает кисет с семенами. В заповедной зоне души, обезвоженной, опустошенной — тоже тяжесть.
Как ему жить, если Пелагеи не станет? Он, наверное, смотреть не сможет на березы. Или наоборот, бросит организацию, наплевав на договоры и соглашения сторон. Уедет в край, где шагу не ступишь без того, чтобы не наткнуться на березу. Чтобы всякий раз вспоминать об утрате, вспоминать и мучиться всю свою вечную жизнь.
Он помотал головой, отгоняя сумрачные мысли. В груди затеплилась робкая надежда: рано Пелагею хоронить. Эсфирь ей поможет, Эсфирь ее непременно вылечит. Только бы время не упустить.
Превратившись в снежного барса, Ли Тэ Ри под покровом всеобъемлющей ночи умчался в лес. И Киприан, увлёкшийся сооружением бастиона, забросил строительство и долго глядел ему вслед. А Юлиана, повиснув на входной двери, томно вздыхала, не замечая, как мороз щиплет ее за щёки.
Почему разным фантастическим красавчикам на долю регулярно выпадают душевные терзания? Несправедливо, ну правда же?
Барс вернулся в снежный лагерь, когда большинство сотрудников уже разбрелось по домам. Тишину словно из хрусталя отлили. Медово сияли фонари. Равнодушное, холодное небо роняло строительный материал для фортов с бастионами.
Ли Тэ Ри в зверином обличье взбежал по ступенькам, второпях превращаясь в эльфа. Он намеревался заключить Пелагею в тесные объятия, чтобы передать ей хоть каплю своей жизненной силы, укрепить, поддержать морально и физически. А заодно рассказать о смертельном недуге и о том, что надо без отлагательств, вот прямо сейчас, бежать к Эсфири, чтобы та отремонтировала испорченные Джетой мгновения.
Феи в комнате не обнаружилось, и Ли Тэ Ри в диком расстройстве, злой, уставший, отправился на ее поиски.
— Ну Пелагея, ну попадись ты мне!
Надо было не к Джете этой полоумной, а к ней тройную охрану приставить. Отлучился буквально на полдня — и вот, что мы имеем:
она для него самый главный человек.
Он для нее? Пустая графа. Прочерк. Знак вопроса.
У нее несовместимость со здравым смыслом.
У него паника.
Ох, как кстати пришелся бы сейчас перстень с маячком слежения! Надо было давно сделать отслеживающее устройство из того кольца, которое Пелагея добыла в хранилище.
Ну ничего, вот отыщет ее — и первым же делом позаботится о кольце.
***
Пелагея переживала кризис идентичности.
«А точно ли я движусь в том направлении?»
«Почему у меня обмороки? Может, это знак?»
«Ой, не стать мне истинной феей. Что если бросить всё и вернуться в лес? Принять свою участь с достоинством и помереть уже наконец».
Врачи уверяли ее, что мысли касательно «помереть» преждевременны и ничего серьезного не происходит. А обмороки и скверное самочувствие у нее от нервов. Невроз — так это, кажется, называется. Новомодное словечко. Всё, что не подпадает под описание распространенных хворей, доктора именуют неврозом, советуют не принимать близко к сердцу и в случае чего принимать успокоительные. Никаких конкретных рецептов, лечись, как знаешь. А вообще, не болезнь у тебя. Не болезнь. Расслабься.
Пелагея так долго спускалась в подземелье, что у нее малость нарушилась координация движений и она чуть не рухнула со ступеньки лицом вниз, в последний момент уцепившись за перила из перламутрового, совсем не холодного льда. Пара лестничных маршей осталась — и привет, секретная мастерская!
Куратор битый час где-то пропадал, и в один прекрасный момент Пелагея осознала, что больше не в состоянии следовать его инструкции. Особенно ее напрягал пункт «ничего не делай». Что может быть утомительней, чем валяться в кровати без занятия? Выдержка Пелагею подвела, и она решила наведаться к своему тайному поклоннику — то есть, к призраку, который, как и прежде, был без ума от тринадцатых номеров и ее вычурных самодельных юбок.
— У-у-у! Явилась — не запылилась! А я, между прочим, только что о тебе думал, — воспарив над шкатулкой, известил ее полтергейст с довольным, довольно устрашающим видом. Он так и не избавился от дурной привычки вращать красными глазищами в своих призрачных орбитах. — Ну как, поднажмем?
— Ага, поднажмем, — без малейшего азарта сказала Пелагея, садясь за обшарпанный столик и подгребая к себе шкатулку с инструментами.
— Мы сдвинулись с мертвой точки и близимся к финалу. Мое великое детище, прибор для внутривенного вливания волшебства, скоро увидит мир, — торжественно сообщил Сильверин и прищурился, отчего его красные глаза превратились в две красные щёлки. — Но ты, я смотрю, не рада. Чего такая кислая? Неважно себя чувствуешь, да?
— Нервишки шалят, — флегматично отозвалась та, ковыряя в шкатулке миниатюрной крестовой отверткой.
— Один мой знакомый тоже, как ты, отмахивался. Мол, перетрудился, перенервничал, пройдет. А потом выяснилось, что его прокляли, — поведал призрак. — Может, тебе к знахарю сходить?
***
Чтобы вычислить местонахождение Пелагеи в необъятном ледяном замке, требовались поистине нечеловеческие способности. Ли Тэ Ри отмёл идею перемещения по дворцу на своих двоих как контрпродуктивную. Здесь требовались нюх и сноровка снежного барса.
Оперативно отрастив шерсть, хвост и дополнительную пару конечностей, метаморф довольно быстро напал на след непокорной феи, преодолел перламутровую лестницу и углубился в заброшенное крыло, где пахло сосновой живицей, лёд на стенах потрескался, а об освещении нечего было даже и думать.
Пелагея определенно затевала что-то чудовищное и недопустимое.
На подступах к секретной мастерской чуткий слух барса уловил звуковые колебания.