Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma". Страница 36

Когда Сильные покинули помост, этот ганнорец подошел к Элаиксу и компании, причем не один. Его сопровождала женщина, от одного вида которой у юноши отвисла челюсть и едва не потекли слюни: она была высока, пышногруда и светловолоса. Чем-то эта северянка напоминала Эльру, вот только прекрасное загорелое лицо не уродовали многочисленные шрамы, а в изумрудных глазах горело пламя страсти.

— Привет, Грантар, — хохотнул толстяк, стараясь говорить добродушно. При этом его цепкий взгляд внимательно контролировал все пространство вокруг, и — особенно — Элаикса.

— О-о, какие люди, — Крыса осклабился и протянул северянину руку. — Бочка собственной персоной. Неужто решил выбраться из лесов?

— Ты меня знаешь, никогда не пропущу хорошую драку.

— Ага, как же, знаю. А половину этих драк сам и затеваешь.

— На этот раз я не причем, — широко ухмыльнулся толстяк.

— Как скажешь, — и он повернулся к спутнице ганнорца. — Вариэтра, привет, ты, я погляжу, все хорошеешь.

Блондинка одарила его столь томной улыбкой, что у Элаикса забурлила кровь в жилах, и он выступил вперед.

— Крыса, не познакомишь меня?

— А как же, Старшой, познакомлю. Перед тобой самый неугомонный псих во всей Ганнории. Кличут Ливитаром, но мы все зовем его Бочкой. За пузо. А эта грудастая рядом с ним — Вариэтра, — при этом от Элаикса не укрылось, что Грантар маскирует неприязнь. Женщина ему совершенно точно не нравилась от слова «вообще».

— Элаикс, — представился юноша и протянул руку.

Толстяк промедлил лишь на одну секунду. Он сверлил своим неприятным взглядом Элаикса. Холодно, расчетливо, оценивающе. Юноша понял, что не вызывает у воина ни малейшей симпатии и ответил тем же, со злобой зыркнув на собеседника. Неожиданно тот широко улыбнулся и ответил на рукопожатие так крепко, что южанин едва не охнул — ручищи у Ливитара, действительно, оказались железными.

— Ты нравишься мне, Южанин. Пойдем отсюда, потолкуем.

— И о чем же?

— О том, что будем делать, когда эти ряженые фазанчики плюхнутся мордами в грязь.

Элаикс посмотрел на Грантара.

— Бочка дело говорит, — рассмеялся юноша. — Если кто и знает, как нужно драться с империей, так это он.

— Грантар прав, — скривившись, как от зубной боли, согласилась с крысой Эльра. — Этот сын суки и волка, едва ли не последний ганнорец, который понимает, что к чему.

— Приятно слышать столь лестный отзыв, моя любительница фарийцев, — с издевкой отозвался Ливитар.

От этих слов Эльра побледнела и дернулась.

— Следи за языком, — второй раз за день предупредил Элаикс. — Я очень не люблю, когда моих друзей оскорбляют, и предпочитаю вбивать оскорбления обидчикам в глотки вместе с зубами.

— Всегда пожалуйста, — улыбка Бочки стала шире, задняя нога сама собой немного сместилась, а руки чуть-чуть приподнялись и самую малость сжались в кулаки.

Это не укрылось от Элаикса, который начал злиться все сильнее — день и так выдался паршивым, так тут еще всякие жирные недоумки портят его еще больше.

— Дорогой, — Вариэтра обвила руками шею своего мужчины. — Спокойнее, мы ведь хотим заводить друзей, а не врагов.

Бочка вздохнул и расслабился.

— Ты права. Эльра, прости, я не выспался и не сдержал свой нрав.

— Извинения приняты, — Эльра постаралась говорить равнодушно, как будто ее это ни капли не заботило, однако во взгляде девушки Элаикс увидел жгучую благодарность и сдерживаемые слезы.

Он поставил себе заметку как-нибудь разобраться в хитросплетениях ганнорских племенных взаимоотношений вообще и места Эльры в этом клубке в частности. Одновременно с этим, он ощутил острое желание оторвать Вариэтру от Ливитара и утащить ее куда-нибудь прочь. А еще лучше — запереться с нею в каком-нибудь темном жарком помещении, снабженным бассейном, благовониями и ложем.

Это было новое ощущение, и юноша решил, что с ним тоже имеет смысл разобраться. Но это потом, когда появится свободное время.

— Идем ко мне, — бросил он, поворачиваясь к Бочке спиной. — Потолкуем.

Уже к вечеру свободного времени не осталось вовсе. Юноша, заключивший с Ливитаром что-то вроде соглашения о взаимопомощи, лихорадочно пытался поспеть везде и сделать все, что только можно. Сильные, вопреки своему названию, так и не сумели вернуть порядок на улицы мятежного города. Ганнорцы, опьяненные свободой и вином, дрались, предавались блуду, воровали, короче говоря, делали что угодно, только не пытались собраться в некое подобие армии.

Конечно, среди этого океана глупости всплывали островки порядка вроде того же Ливитара, да что там, с каждым днем их становилось все больше, но время — этот безжалостный и неумолимый убийца — работало на Фар. Элаикс прекрасно понимал все, но изменить ничего не мог. Внутренний город охранялся слишком хорошо — слабая попытка штурма, предпринятая через день после его официального присоединения к мятежу, провалилась с треском. Атакующие потеряли почти три десятка не самых плохих воинов и отступили. Фарийцы денно и нощно сторожили стены, а конные гонцы присылали новости, одна ненадежнее другой.

Пограничные легионы стерты с лица земли вольными ганнорцами, решившими помочь восставшим собратьям. Нет, наоборот, они теперь спешат к Раэлину — подавить восстание. Да что вы, никуда они не спешат — вся провинция поднялась как один, и теперь фарийцы получат по заслугам. Да никто нигде не поднялся, а те, кто и сделал это, уже лежат в земле!

И так далее и тому подобное. Верить нельзя было ничему и никому, а потому пришлось самостоятельно рассылать разведчиков во все уголки Ганнории, чтобы понять хоть что-нибудь. И вот тут-то большую, прямо-таки неоценимую помощь оказал Ливитар, у которого, как выяснилось, под началом была целая армия — добрых пять тысяч человек, а также — бессчетное число осведомителей в самых разных городах и поселках провинции. Именно благодаря сведениям, поставляемым этим новым, пусть и ненадежным союзником, стала вырисовываться общая картина.

Так прошло шесть дней, кое-что постепенно начало вырисовываться. Постоянно подходили все новые и новые отряды, усадьбы в неделе пути от Раэлина были разрушены, а освобожденные рабы усилили армию. Совет Сильных, разросшийся до пятнадцати человек, помаленьку утихомиривал своих подопечных, вооружал их и приспосабливал к делу.

Однако с каждым днем юношу все больше и больше тяготило это многовластие.

Он понимал, каким образом фарийцы даже без помощи своего императора сумели разбить этот северный народ. Ганнорцы ничего не знали о дисциплине. Они атаковали толпами, не думая ни о защите, ни о хитрых тактических схемах, ни о чем вообще. Только бы убить побольше врагов, а там — как получится.

В случае же, если не получалось, их отвага столь же стремительно превращалась в трусость и бородатые верзилы улепетывали со всех ног, бросая даже оружие.

Конечно, не все были такими. Богатые ганнорцы и до завоевания содержали отряды профессиональных воинов — в основном конные — которые выходили сражаться в доспехах, с копьями и хорошими мечами. Элаикс с удивлением для себя узнал, что великое селианское изобретение — стремена — совсем недавно добралось до этих глухих мест.

В любом случае, число восставших увеличилось уже почти до тридцати тысяч и не думало останавливаться, однако расслабляться, и хвалиться несовершенными победами было нельзя. Самое страшное в этом деле было то, что даже Аладан с Инатором не понимали всю важность дисциплины. Эльра не лезла в военные дела — умея убивать, она никогда не умела командовать, Грантар также не испытывал желания от обсуждения столь скучных с его точки зрения тем. Зато на помощь Элаиксу неизменно приходил Бартих. Философ, достойный наследник вольных городов Атериады, не понаслышке знал, что такое дисциплина, и как следует вводить ее в отрядах, но, увы, даже этот страшный человек был вынужден отступить, встретившись с яростным напором ганнорцев, утверждавших, что для победы хватит и умения драться.