Моя дочь от тебя (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна. Страница 44

В дверях появляется Николай, и медсестра, выдыхая с облегчением, передает ему просьбу.

- Здесь... звони... - хрипит Степан, не спуская глаз с телохранителя.

Николай набирает телефон роддома, в который доставили Дашу, и, назвав фамилию и имя девушки, замолкает. С каждой секундой его лицо становится все мрачнее. Он с серьезным видом вслушивается в то, что ему докладывают из роддома.

Сердце Степана, и без того уставшее от всех передряг, неожиданно сбивается с ритма, замедляет бег и теперь едва бьется в груди, но он с трудом перебарывает себя, чтобы услышать новости. Вдруг Даша ошиблась?

- Случилось кровотечение, - сухо сообщает телохранитель, отложив мобильник. - Ребенка не спасли.

- Господи! Степан Геннадьевич! Степан Геннадьевич! - медсестра нависает над обмякшим телом мужчины, прислушивается.

- Срочно! Скорую вызывай! Не стой столбом! У него опять приступ! - обращается женщина к телохранителю. - Степан Геннадьевич! Слышите меня? Слышите? -

зовет медсестра, но Сафронов слышит ее как будто через стену.

Взгляд мужчины заволакивает пеленой, и женщина уже кажется ему каким-то расплывчатым пятном. Он вытягивает руку, пытается ухватиться за него, чтобы почувствовать границу, но пальцы ловят только пустоту.

- Дышать... совсем... трудно... - слова даются с трудом, царапают горло.

- Сейчас...

- Босс!...

Но Сафронов неожиданно понимает, что сейчас он умрет от разрыва сердца. Мужчина хлопает беспомощно глазами, смотрит на всех, как будто в последний раз. Все двигается словно в замедленной съемке.

Сжав побелевшие до синевы кулаки, он с ненавистью смотрит в потолок, проклиная боль, что сейчас снова разрывает его изнутри. И жалеет он сейчас только об одном, что никогда не подержит в руках свою Майечку.

От следующего удара сердца глаза застилает тьма. И Степан Геннадьевич осознает, что вот он -

конец. Смерть дыхнула ему в лицо, и мужчину затянуло в мир бесконечной боли.

***

Плач. Первое, что он слышит, это плач. Надрывный.

- Вы спасли ребенка? - шепчет он одними губами. Открывает глаза. Вокруг равнодушно мерцают лампочки, пикают приборы, и потолок белый, не такой, как у него дома.

Плач не прекращается. Степан с трудом переводит взгляд ниже, понимая, что плач принадлежит не ребенку. У подножия его кровати подрагивают женские плечи.

- Даша?

Девушка поднимает заплаканные глаза, ее лицо красное и опухшее, как будто она рыдает не один день.

- Степа?! - голос девушки удивлен. - Степа! - кидается к нему на шею Даша - Прости меня... - между всхлипами просит она, и из ее груди вырывается стон.

- Я... - Степан смотрит на нее, не зная, что испытывает сильнее: нежность или жалость.

- Если я рожу тебе еще одного ребенка, ты простишь меня?

Эти слова как будто стерли пыль с давно забытого чувства, на которое Степан был когда-то способен. Любовь - настоящая, бескорыстная, вечная - затопила его сердце, наполняя его жизнь новыми красками, смыслом.

- Ты и так заполнила мою жизнь, Даша. Иди сюда, - зовет он, и девушка льнет к его груди, успокаиваясь. Степан прижимает ее к себе, целует в макушку и закрывает глаза, вдыхая нежный аромат любимой.

Глава 22

Три дня невероятного блаженства и наслаждения пролетают так быстро, что и не замечаю их вовсе.

Во-первых, мы с Марусей обнаружили в сарае старые велосипеды. Видимо, прошлые хозяева посчитали, что эта рухлядь им не нужна, и оставили их.

Нам же они с дочкой пригодились, так как оказались вполне себе в удовлетворительном состоянии.

Но без мужской помощи все же не обошлось. Дедуля, который жил по-соседству, с охотой согласился помочь нам, когда я к нему обратилась с просьбой подтянуть цепи и устранить скрипучесть древних аппаратов. Через каких-то тридцать минут мы с дочкой, как заправские велосипедистки, гоняли по деревне, исследуя ее.

В деревне есть несколько приличных магазинов, аптек и даже небольшая деревенская школа, что не может не радовать. Я ведь, когда покупала дом, даже и подумать не могла о том, что мне, возможно, придется остаться здесь, спрятавшись от жестокого большого мира.

Во-вторых, мы с Марусей отметили для себя несколько живописных мест, куда и собираемся сегодня съездить. Небольшой пикничок на природе и красочные селфи вполне могут разнообразить наш день и пополнить коллекцию фото в Инстаграме и на жестком диске ноутбука.

А в третьих... этот пункт я оставляю открытым. Подумаю немного позже о том, что здесь можно отметить.

- Мам, а давай мы заведем кошечку или собачку? Я буду с ними играть, а то здесь детей совсем мало, - неожиданно жалуется дочка, виляя на велосипеде по утрамбованной грунтовой дороге в сторону пруда.

Туда-то мы и направляемся на пикник с надеждой немного поплавать, если вода окажется пригодной для купания.

- Я подумаю, Марусь. Договорились? - говорю в полный голос, чтобы дочка слышала.

- Мам, а козу? У деда Вани есть коза. Видела ее?!

Еще козы мне не хватало.

- Зайка, а кто ее будет кормить? Ей же сколько сена нужно. Где мы его возьмем?

По Марусиному молчанию я понимаю, что дочка думает над моими словами. Ну и хорошо, пусть лучше педали крутит и не отвлекается. Я сейчас даже на хомяка не могу согласиться, потому как не уверена в том, что будет завтра.

Да, здесь нам хорошо. Свежий воздух пьянит и будоражит. Но есть одно но...

Я не знаю, насколько меня хватит и насколько хватит Марусю. И пока я с этим не определюсь, ни о каких кошечках, собачках и уж тем более козах не может быть и речи.

Да и деньги. Они имеют свойства заканчиваться, а если учесть, что Ирина Витальевна нам не отдала вещи, то мои сбережения надолго не растянуть.

- Мам! Мы приехали! - восклицает Маруся, отбрасывает руль, указывая пальчиком вдаль, где в лучах солнца поблескивает водная гладь пруда.

- Маруся! Держись за руль! - прикрикиваю на дочку. - Нос давно не разбивала?

Дочка только смеется в ответ, увеличивает скорость. А мне становится не по себе. Слишком уж быстро она мчится под горку.

Но мои опасения сходят на нет, когда Маруся выезжает на широкую полянку, сплошь покрытую цветастым ковром.

У меня захватывает дух. Зря мы сюда в первый день не приехали. Такая красота кругом!

- Мам, правда тут красиво?!

Маруся тормозит и, оставив велосипед, вприпрыжку мчится вперед, поднимая вверх стайки бабочек и стрекоз. Я, спешившись, достаю из кармана телефон, навожу камеру на дочку, включаю видео.

Иду вслед за Марусей, которая, войдя во вкус, гоняет по поляне как взбесившийся козленок. Растягиваю губы в улыбке.

Вот тебе и козленок, мама Майя. Второго вряд ли ты потянешь.

Улыбаясь своим мыслям, жму на "стоп".

- Маруся! Помогать будешь? - зову дочку.

- Да, мамуль. Бегу.

Я вручаю малышке плед-полотенца, сама же беру небольшую корзину с едой.

- Давай сначала искупаемся. Я там видела мостик, - в нетерпении машет ручкой дочка.

- А давай. Только от меня не отплываешь ни на сантиметр, идет?

- Мам, ну ты же знаешь: я хорошо плаваю, - обидчивым тоном произносит малышка.

- Знаю конечно, но немного переживаю, - щелкаю ее по носу.

Сбросив одежду, остаюсь в купальнике, помогаю и дочке снять сарафан. Идем к мостику.

- Ты в воду пока не залазь, - прошу дочку. - Сначала я осмотрюсь, а потом уже вместе поплывем. Хорошо?

- Да, мамочка, - активно кивает дочка.

На мостик ступаю первой.

Под босыми ступнями оказывается добротно трап, сбитый из круглых бревен. Он кажется достаточно надежным, поэтому заходим на него вместе с Марусей.

- Так, жди меня здесь, - указываю дочке на середину мостика.

Сама же подхожу к краю и пробую пальцами ног воду.

Парное молоко.

Так мы часто называли прудовую воду, согретую жаркими лучами солнца.

Недолго собираюсь с мыслями и сразу ныряю под воду с головой. Ощущения невероятные!