Noir (СИ) - Сапожников Борис Владимирович. Страница 2
— И что привело вас ко мне? — подтолкнул я визитёра.
Он ответил — и мне захотелось тут же выпроводить его за дверь. Целее буду. И даже маячивший в ближайшем будущем отзыв лицензии не казался таким уж страшным. Однако всё же я не стал выгонять Вальдфогеля, решив как минимум дослушать его.
— В порту третью неделю стоит сухогруз «Милка», и у меня есть очень большие сомнения на его счёт. Дело в том, что мне запретили инспектировать его, когда я совершенно случайно выбрал его для рутинной проверки. Это вызвало у меня законные подозрения, однако стоило мне попробовать копнуть глубже, как я получил вызов к руководству, где более чем доходчиво объяснили — этим сухогрузом заниматься не надо. О нём лучше просто забыть.
Вот именно в этот момент я решил, что стоит выпроводить потенциального клиента, даже не поинтересовавшись суммой гонорара. Прикрытие у контрабанды, которую везут на этой самой «Милке», более чем хорошее, а значит, простому частному сыщику такое точно не по зубам. Если надавили на начальство Вальдфогеля, то я уж точно останусь без лицензии раньше, чем успею копнуть это дельце.
— Знаете что, господин Вальдфогель, думаю, вам…
— Погодите меня выпроваживать, — перебил меня визитёр с удивившей меня решительностью. — Иди речь о банальной контрабанде, я бы и сам забыл о «Милке» давным-давно. Но вы задумайтесь, почему корабль контрабандистов стоит в нашем порту так долго? Три недели, и это при таком прикрытии. И к тому же я не таможенник, почему испугались моей проверки? Что такого я мог бы найти на «Милке» или в её трюмах?
Вывод из слов Вальдфогеля напрашивался только один — работорговля. Чем ещё мог заинтересоваться чиновник из министерства трудовых резервов и миграции? Скорее всего, он не всё рассказал мне, что-то навело Вальдфогеля на мысль о том, что трюмы сухогруза, вполне возможно, набиты «чёрным деревом» из Афры и степным тростником, как на жаргоне торговцев живым товаром звали рабов из племён Чёрного континента и зеленокожих орков. Однако подробнее расспрашивать его я не стал — профессиональная этика. Клиент говорит ровно то, что считает нужным, узнавать остальное уже моя работа.
Работорговое судно торчит в порту столько времени. Его владельцы терпят убытки каждый день — если только трюмы его не пусты, а это точно не так, иначе не было никакого смысла мешать инспекции Вальдфогеля. Среди рабов уже полно покойников — чернокожие и орки ребята крепкие, но вряд ли их кормят на убой, а значит кое-кто уже отправился к своим богам. От первых мертвецов в тесноте корабельных трюмов до эпидемии один шаг. И всё же сухогруз стоит в порту три недели — более чем странная ситуация.
— Так вы возьмётесь? — с надеждой в голосе спросил Вальдфогель.
— Для начала назовите цену, — вальяжно откинулся я на спинку стула, от всей души надеясь, что он не развалится подо мной.
Вальдфогель назвал ровно ту сумму, на которую я рассчитывал. Всё же чиновник, каждый рабочий день имеющий дело с трудовыми резервами, отлично ориентировался на рынке услуг частных детективов.
— Справедливо, — кивнул я, — но только для обычного дела. Вроде слежки за неверной женой. Вы же предлагаете мне заняться чем-то более опасным и уж точно не дешёвым.
— Сколько вы хотите?
Я назвал свою сумму и добавил, подумав, ещё немного — на представительские расходы.
— Чек со второй суммой хотелось бы получить как можно скорее, — сказал я, — чтобы я мог приступить к расследованию.
Даже не знаю, какой бес меня за язык потянул, когда говорил это, но слова обратно в глотку самому себе не заколотишь.
— Взывать к вашей совести, думаю, бесполезно, — тускло усмехнулся Вальдфогель.
— За совестью можете сходить к жандармам — там с нею всё в порядке, а меня королевство не кормит, — тут я слегка покривил душой, но клиенту незачем знать о военной пенсии, — приходится самому добывать пропитание.
— Договорились, — протянул мне руку Вальдфогель, и я крепко пожал её. Рукопожатие у него оказалось не слабее моего — даже удивительно для такого тусклого и невыразительного человека. Затем он вынул из внутреннего кармана пиджака потёртый кожаный бумажник и достал из него несколько купюр. Чуть больше, чем я просил на представительские нужды. — Я бы хотел, чтобы вы приступили к делу немедленно.
Ни о каком авансе Вальдфогель даже не заикнулся, а я не стал просить. Не в том положении я сейчас, чтобы наседать на клиента.
— Последний вопрос, господин Вальдфогель, — произнёс я, когда мы оба поднялись, чтобы попрощаться, — вы воевали?
— А вы делаете скидки ветеранам? — усмехнулся он, но так же тускло и неестественно, как и в прошлый раз. Я растянул губы в ответной улыбке, но игнорировал протянутую для прощального рукопожатия руку. — Не по-настоящему, — вместо того чтобы просто уйти, всё же ответил Вальдфогель, — в тылу, при штабе. Дважды всего брался за винтовку. Первый раз на экзамене на офицерский чин, второй — во время прорыва лигистов. И в тире я выпустил куда больше патронов, нежели на поле боя.
Мы попрощались, обменявшись-таки рукопожатием, и Вальдфогель вышел. Я проводил его взглядом, вернулся к окну и дождался, когда он выйдет из дома. Вальдфогель сел в тот самый неприметный ландолет.
Преинтереснейший субъект — ничего не скажешь. Вряд ли он сильно соврал мне, рассказывая о военной службе, вот только в штабе есть и разведочно-контрразведочные отделы, и я готов был поспорить на весь гонорар от этого дела с кем угодно, что тусклый господин Вальдфогель служил именно в таком отделе. Потому и зацепился за «Милку», и не желает отпускать добычу. Сам он дальше работать не может — слишком уж на виду, но легко нашёл неприметного частного детектива с репутацией бульдога, хоть и давно уже никого не сжимавшего в своей железной хватке. Даже ландолет, на котором он заявился ко мне, взят на прокат — человек в таком хорошем костюме и с бумажником из натуральной кожи, хотя и потёртым, может себе позволить автомобиль поприличнее.
Никуда торопиться я не стал — времени до вечера было ещё много, а к господам, которые могут помочь мне в расследовании в порту, раньше захода солнца приходить — дурной тон. Я пообедал, без зазрения совести расплатившись из денег на представительские нужды, и около четырёх пополудни отправился в порт. Своего авто у меня никогда не было, так что пришлось потратить на дорогу больше двух часов, но я и не торопился особо, зная привычки тех, к кому собирался наведаться. Я заскочил в трамвай, быстро пробрался на заднюю площадку, где даже сумел найти свободное место. А после глазел из грязного, в потёках после недавнего дождя окно на медленно проплывающие мимо дома, витрины магазинов и людей, неторопливо шагающих по своим делам. Вообще, после войны мы перестали спешить, как будто у всех уже всё позади и приближать будущее никто не желает.
Сойдя на конечной остановке, я хозяйским шагом направился к небольшому по меркам урба зданию профсоюзной конторы. Меня провожали местные криминальные элементы, приценивающиеся к моему костюму, пальто и штиблетам. Но тут меня выручали именно хозяйский вид и уверенная походка, я показывал всем, у кого есть глаза и достаточно мозгов под черепушками, что трогать меня — себе дороже. Да и здание, к которому я направлялся, говорило о том же. Если у кого есть дело к ребятам из портового профсоюза, то с ним лучше не связываться.
У входа в здание мялся здоровенный орк, одетый в кожу и мокрые после недавнего дождя меха. На поясе его висели уродливый тесак и неряшливо обмотанная ремнём дубинка. Сутулые плечи, привычка горбиться и набор оружия выдавали в нём траншейную крысу — штурмовика, не один год проведшего в бесконечных окопах Последней войны
— Чё надо, франтик? — Говорил орк на имперском чисто, что удивительно для представителя его племени. Обычно они обходились невнятным рыком, который с грехом пополам понимали лишь веспанские унтера.
— Дело, — кратко ответил я.
— К кому?
— К самому.
— А не мелковат ты, франтик, для самого? — гоготнул орк, смерив меня взглядом.