Поводырь (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 31

В общем — наделал я дел, и не дай бог об этом узнаешь благодарный народ. Сожрут ведь заживо! Фигурально выражаясь. А если не фигурально — могут и стрелу в башку послать откуда-нибудь из-за угла. Разъяренный голодный люд скор на расправу и медлителен, когда дело касается прощения.

Как результат — еще больше вздорожало продовольствие. Уже не потому, что люди ждут нашествия степняков, его, продовольствия, осталось очень мало. Просто нет подвоза. Селяне в лице моих и чужих вассалов придерживают продовольствие, справедливо рассудив, что настали трудные времена, и оно им самим пригодится, крестьяне тоже не желают продавать излишки заработанного — по тем же самым причинам. Часть продовольствия привозили корабельщики — с низовий, из центра империи, но и этот подвоз прекратился.

В центре империи жуткая, трескучая засуха, а кроме того — корабельщики боятся подниматься вверх по реке. Первая причина — нашествие, которого ждут со дня на день, вторая причина — вздувшаяся, бурная река, скорость течения которой усилилось раза в два, а воды ее засорены поваленными деревьями, которые несутся по воле волн аки торпеда с атакующего миноносца. И эти «торпеды» вполне могут проделать приличную такую дыру в деревянных бортах и днищах торговых галер. И кому надо такое удовольствие? И ради чего? То ли заработаешь, то ли окажешься на колу у степняков — кому нужен такой риск? Это надо до безумия любить деньги, чтобы отправиться в такое время в несчастный, сносимый ветрами ливнями Вальдас, замерший в ожидании немилосердных степняков. Движение по реке практически остановилось, если не считать редких кораблей, которые плыли от Вальдаса в столицу, увозя от опасности самых умных и самых богатых горожан, способных заплатить за эвакуацию чеканным золотом в десятикратном размере против прежнего. Людей много — кораблей на всех не хватает.

Ну а я, ежедневно получая информацию о происходящем в городе и вокруг него, нашел способ успокоить свои нервы и убить время — тем, чем собирался заняться с самой той минуты, когда мне волей-неволей пришлось скинуть свою маску уродливого простолюдина. А именно: навести порядок в древней библиотеке, разложив и систематизировав все находящиеся в ней свитки и книги.

Руководила процессом та самая спасенная мной девчонка, которая назвалась Илга Норис. Ну как назвалась…она и была Илга Норис. Горожанка, которая родилась в Вальдасе и попала на службу в замок случайно — ее увидел один из старых слуг (Илга помогала матери торговать пирожками), и предложил служить в замке. Мать Илги была больна, и знала, что долго не проживет, так что легко и с радостью отдала ее в Клан Конто. Это Илга так мне рассказывала.

Кстати, два пункта этого рассказа меня немало удивили. Нет, даже не так — не удивили, а царапнули по разуму. Первое — это то, что мать Илги торговала пирожками, которые сама же и делала, будучи больна тяжелой формой чахотки. То бишь туберкулеза. И сколько людей она успела заразить? Удивительно, что сама Илга ничем от несчастной родительницы не заразилась. Мать умерла через полгода после того, как Илга оказалась в замке.

И второе, что меня задело, это то, что мать спокойно отдала дочь неизвестно кому, и это в современном обществе, которое спокойно воспринимало любые извращения, в том числе и педофилию. Если ты принадлежишь к родовитому дворянству, то может делать все, что захочешь — но толькосо своими рабами и слугами. В разумных переделах, конечно. Ведь нормальный человек не будет мучить своих «разумных животных», а с неразумным хозяином-садистом (если о том прознают в обществе) никто из приличных людей общаться не будет — моветон, как говорят на Земле.

Нет, ну так-то я понимаю — когда ты умираешь, оставляя навсегда единственное родное существо — ты готова пристроить его куда угодно, справедливо полагая, что лучше уж дочь приземлится в постель родовитого господина, чем окажется на улице, и как закономерность — в борделе. Если раньше не умрет от голода и болезней.

Тех, кто хрустит булкой средневековья и мечтает о романтике — засунуть бы вас вот в такой «романтичный» город, где воняет нечистотами и падалью, где люди не моются месяцами, а то и годами, и где вы будете умирать на улице, и все равнодушно перешагнут через ваше изъеденное язвами и крысами тело. Или отпихнут ногой в канаву с нечистотами — чтобы не мешал проезду.

Как ни странно — Илга не стала наложницей никого из Конто. Ее пристроили на кухню, где она нормально отъелась под руководством главной кухарки, могучей как три рестлера — тетушки Мосы. У Мосы не было детей, и что там произошло в голове безжалостной и громогласной кухарки — не сможет сказать наверное и она сама. Только теперь Илга жила как цыпленок под крылом бесстрашной клушки, бросающейся на любого, кто посмеет угрожать ее сокровищу.

Увы, Моса не смогла уберечь Илгу от инквизитора, выхватившего девушку прямо в коридоре, и узнала, что Илгу потащили на «допрос» уже после, когда закончила свои дела с поставщиками мяса и круп. Она пыталась сломать дверь в тот кабинет, где находился инквизитор, и ее пришлось оттащить в подсобные помещения кухни — где связали и положили, чтобы успокоилась (могли обвинить в бунте!). При этом она умудрилась поставить фингалы под глаза двум здоровенным бойцам Клана. Моса тогда лежала на мешках с пшеном и тихо рыдала, представляя, что сейчас творят с ее девочкой. И не была далека от истины, от картинок, которые всплывали в ее мозгу.

Когда Илга появилась возле нее и разрезала путы — Моса обняла девушку и сказала, что за нее убьет весь белый свет. И они рыдали вместе, а кухонные рабы и кухарки боялись проходить мимо кладовки, где сидели две женщины — Моса никогда не отличалась терпимостью, и рука ее очень тяжела. Мосе сорок лет, и двадцать пять из них она провела на кухне замка Клана Конто, верой и правдой служа Клану, которому некогда она дала свою клятву.

Все это я узнал от Илги и от моих наложниц, которые умело собирали информацию по всему замку. Как ни странно — мои День и Ночь, как я стал звать наложниц, умели не только вытворять разные забавные штучки в постели, но были еще невероятно коммуникабельны, и умели найти подход к любому человеку в замке. Будь он самым последним из рабов, или могучий охранник, разгибающий подкову и способный поднять за колесо груженую бочками телегу (был у нас один такой — туповатый парень ростом под два метра, невероятно сильный).

Хотя — что в их коммуникабельности невероятного? Их годами учили тому, как найти подход к своему хозяину, или к тем, кому он этих наложниц подарит (на время, или навсегда). Фактически, эти девчонки, хрупкие и изнеженные на вид, были не так уж изнежены и слабы, как могло показаться со стороны. Они умны, наблюдательны, хитры, и как говорилось на Земле — знают, с какой стороны на хлеб намазано масло. Их будущее теперь связано со мной, и чем мне лучше, чем комфортнее жить — тем их возможное будущее станет светлее и приятнее. Потому они можно сказать пустили в ход все свои наработанные и природные возможности, и в считанные дни превратились в нечто среднее между секретаршами и шпионками, при этом не забывая о своих «служебных обязанностях». Получая от них несомненное удовольствие (я чувствую, когда женщина имитирует оргазм, а когда на самом деле наслаждается сексом)

Наложницы помогали Илге заниматься разборкой библиотеки, подсказывая, если она что-то упускала из виду. Я уже нанял бригаду столяров, которые произведут ремонт библиотеки, установят новые полки и сделают к ним удобный доступ — лестницы, и все такое. Само по себе помещение библиотеки сухое и удобное, книги и свитки были подпорчены где-то в другом месте — на что указывают и следы копоти, оставшиеся на некоторых пергаментных свитках и тяжелых фолиантах, украшенных серебряными окладами.

Я лихорадочно, бессистемно искал в книгах то, что мне нужно. Во-первых, надо было разобраться со своими новообретенными способностями. Как управлять погодой, не испортив ее на полгода вперед, как с помощью воздуха отбиваться от орды врагов (чем больше расстояние до объекта, тем меньше эффект от удара воздушным кулаком — закон потери энергии).