Нетрадиционная медицина (СИ) - Нельсон Ирина. Страница 23

У-у… убил бы!

- Я рад, что ты обо мне беспокоишься, но, поверь, это напрасно, - Арант подмигнул мне и, пошарив под рубашкой, достал на свет нечто странное, сморщенное, черное… К горлу подкатила тошнота, когда я рассмотрел на этом непонятном предмете пальцы с коготками.

- Что это за дрянь? Это что, чья-то лапа?!

- Это не дрянь! – обиделся Арант. – Это не просто чья-то лапа! Это левая задняя лапа бездетного крота! Она несет в себе неиссякаемую силу жизни, стихию воды и земли! Верное средство от судорог, кашля, кори и крупа!

Какую-то секунду я молча хватал воздух ртом, силясь протолкнуть его сквозь маску. Нет, о вере в целебные мощи я знал, но они обычно принадлежали святым людям, к ним приходили кланяться, их хранили под стеклом, а тут – прямо на шее. От шока меня хватило на один-единственный вопрос:

- Почему бездетного-то?

- Потому что крот, который не имеет детей, сохраняет в себе больше жизненной силы, - с превосходством заявил Арант и нежно погладил пальцем черную шерсть. – Крота добыла моя матушка. По всем правилам: она поймала его в полдень, задушила левой рукой в воздухе, отрезала лапку, высушила её… Только она и спасла меня. Ничего больше не помогло, а как лапку мне на шею повесили, так мор сразу сошел! Так что не волнуйся обо мне, Тэхон, круп меня не возьмет, потому что дар матери защищает!

Выдав всю эту ахинею, Арант снова спрятал под рубашку кротовьи мощи и с гордым видом воззрился на меня. Я только и мог, что сжимать проспиртованный платок в руке и тупо моргать сквозь очки.

«Да-а-а… - ошарашенно протянул внутренний голос, разрушив гулкую пустоту в голове. – Бедный крот. Он даже не подозревал о целебном даре своих лап. Даже радость любви познать не успел – пал жуткой смертью во имя великой цели. Никакая антисептика не сравнится с силой этой жертвы».

- А… Как ваша мама определила, что он бездетный? – всё еще пребывая в шоке, спросил я. – Это самка, что ли?

Больное воображение тут же нарисовало сцену проверки девственности у крота: перекопанный в погоне за удирающей животинкой огород, тяжело отдувающаяся женщина с русскими матами поднимает в кулаке добычу и нацеливается пальцами в самое сокровенное, добыча отчаянно верещит, загребая лапками воздух, и обессиленно обмякает. Женщина сплевывает и со словами «Опять не то!» вновь берется за лопату, а обесчещенная жертва отправляется в кучу таких же несчастных, как она, и остается лежать, так и не поняв, что это было…  

- Э-э… - Арант растерялся и глубокомысленно почесал затылок. Видимо, этот интригующий вопрос ему в голову никогда не приходил. – Наверное… по усам?

- По усам? – удивился я.

Мы посмотрели друг на друга. Арант повел руками в воздухе, рисуя странную загогулину:

- Ну… усы… Во время гона самочки их выдирают…

Как брови, что ли?

Я не удержался и заржал самым некультурным образом.

- Нет, всё! Это невыносимо! – в хохоте послышались истерические нотки, и я резко оборвал себя: не хватало еще тут окончательно сорваться. – Всё! Я в этом театре абсурда больше не участвую! Я в снадобницу, готовить лекарство, мне в помощницы пришлите кого-нибудь из переболевших - и можете делать что угодно: есть свинец, петь песни Деда Мороза, ловить бездетных кротов… А я пошел!

Я развернулся на пятках и зашипел от прострелившей спину боли. Арант не рассчитал силы, и удар получился довольно сильный. Шаг, еще шаг. Я повел плечами, приноровившись, и побежал к лестнице.  

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Да чего не так-то?.. – долетело до меня напоследок, а затем лестница сделала поворот - и недоумевающий голос Аранта окончательно затих.

Я успокоился только тогда, когда дверь снадобницы захлопнулась за моей спиной, все горизонтальные поверхности были старательно протерты крепчайшим самогоном, всё, что держало температуру кипения – прокипячено, на вентиляционной трубе поселился фильтр из сложенного несколько раз хлопка, а я сам несколько раз умылся и прополоскал рот.

Руки противно дрожали, из груди рвалось истерическое хихиканье. Небольшое настольное зеркало отразило бледную физиономию с безумными глазами. Я с отвращением отвернулся и выдохнул.

- Так, спокойно, Тихон Викторович, спокойно… Ты работал в лаборатории с микробиологами, ты всегда вовремя получал прививки, дифтерия в перваче не выживет по любому, значит, здесь ты в безопасности.

Спустя минуту уговоров сердце перестало частить. Я уселся на стул, уставился на стеклянные приборы в шкафу и задумался.

О дифтерии знал любой уважающий себя микробиолог и фармацевт. В конце концов, именно с дифтерии и столбняка началось шествие профилактических прививок по планете. Но сначала немец Эмиль Беринг и японец Сибасабуро Китасато получили Нобелевскую премию за работу о противодифтерийной сыворотке. Для того, чтобы получить сыворотку, сначала получали токсин, затем через определенные промежутки времени вводили токсин лошади, потом забирали часть крови, обрабатывали её, чтобы очистить от посторонних белков… И это только звучало просто. Да, технология мне известна, я даже вспомнил, чем конкретно и как обрабатывали сыворотку – спасибо тебе, учитель микробиологии, за реферат по истории изобретения знаменитой АКДС. Но вот дозировка… Дозировку я не запомнил и еще не умел толком работать без термометра. Да еще сам токсин… Для того, чтобы получить чистый токсин, ученику Пастера понадобилось сорок два дня. Таким запасом времени я не располагал.

Но зато у меня под боком имелись переболевшие люди. Для массового производства не годится, но зато лично у меня появится шанс в нужный момент вылечить себя и продолжить работу. Человеческие белки однозначно снизят шансы аллергической реакции. Сущий пустяк уговорить этих невежд поделиться венозной кровью - спасибо чудной практике кровопускания.

Но сыворотку надо вводить рано, на первый-второй день появления симптомов. Тем, кто болел дольше пяти дней, она уже не поможет. Дальше останется только снимать интоксикацию и следить, чтобы пленки не закрыли дыхательные пути. Антибиотик же… Я тяжело вздохнул. Быстро сделать пенициллин можно было только в сказках. В реальности же на первый этап определения нужной плесени могли уйти месяцы.

Но это не значило, что нужно было сдаться. Пастер не сдался, и я, фармацевт-исследователь, тоже не сдамся. Ну и что, что не микробиолог и не фармаколог, у Пастера, Беринга и Кисимото и того не было! Мне не новый курс прокладывать надо, а просто пройти по готовой дороге, протоптанной сотнями ног великих исследователей. Воссоздать ведь проще, чем создавать новое.

Я достал из чемодана записи Пересвета и встал за стол. Первым делом нужно было приготовить обильное питьё. И для этого как нельзя лучше подходил местный рецепт. А то, что ученик выбросил часть положенных элементов и добавил свою дозировку, так об этом пациентам знать было вовсе не обязательно.

В дверь постучали, когда я увлеченно перебирал травы с порошками и чиркал в бересте, делая свои пометки.

- Кто там?

- Это я, Дуняша! – крикнул в ответ знакомый девичий голос. – Меня с Вольгой к вам в помощники прислали!

Помощники? Я бросил взгляд на стену, на простые механические часы.

- Что-то вы не торопились, помощники, - проворчал я и пошел открывать. – Молчать! Стоять!

Подростки так и замерли с поднятыми над порогом ногами и открытыми ртами.

- Развернулись и быстро пошли гладить горячим утюгом свои запасные платья, не забудьте платки на голову, - тем же командным голосом велел я и, пошарив в чемодане, вручил им свернутый пакет из-под наряда. – Сначала приносите к утюгу одежду, гладите её, потом моете руки и потом складываете в пакет. Поняли? К проглаженной одежде надо прикасаться только мытыми руками. Никто на неё не должен ни дышать, ни кашлять. Пакет до того, как одежда не будет поглажена, не разворачивать, иначе я вас розгами угощу.  

Дуняша и Вольга – это оказался светловолосый широкоплечий подросток с первыми реденькими усиками над губой – беспрекословно взяли пакет, развернулись и взлетели вверх по лестнице. Я удовлетворенно хмыкнул. В этом веке детей воспитывали явно лучше, чем в моем. Никаких вопросов, капризов, кривляний, воспоминаний о правах...