Королева яда (ЛП) - Мерседес Сильвия. Страница 27

Проклятие вонзилось в его плоть как нож. Крик боли вырвался изо рта Террина, и он попытался попятиться. Но Трупный ведьмак уже влиял на него. Его ладонь оказалась против него, впилась в лицо. Он едва успел поймать запястье свободной рукой, не дать проклятию вырвать его глаза.

Но проклятие проникло глубже. Красные нити магии пульсировали в его венах, направлялись туда, где были его дух и Нисирди. Тень Анафемы тянула за магию Арканы там, тянули силу из души Нисирди по проклятой руке Террина. Террин в ужасе смотрел, как магия, которую он не призывал, обжигала его кости, сияла под кожей.

«Нисирди! Помоги!».

Его тень тут же ответила. Она с ослепительной вспышкой бросилась на Трупного ведьмака, где он лежал. Как создание духа, Нисирди не коснулся ведьмака физически. Он пролетел к тени ведьмака, та поднялась к дракону. Два существа столкнулись с взрывом. Террин видел, как дракон из света терзал острыми когтями бок дикого пса, видел, как гончая бросилась на изящную шею дракона, челюсти щелкнули с жуткой силой. Хоть дракон был куда больше, он не хотел вредить гончей, что давало врагу преимущество.

Гиллотин, прижатый деревом, скалился, глядя на Террина, управляя чарами. Рука Террина ответила, поднялась к лицу, пальцы были растопырены. Он пытался опустить руку, но свет появился в центре ладони, нацеленный между его глаз.

«Нисирди!» — закричал он.

Его тень ответила на его отчаяние, разозлилась. Дракон схватил гончую когтями и вонзил длинные зубы в ее спину, замотал головой. Гончая вопила, пена и кровь летели из пасти.

Проклятие ослабло. Немного. Террин смог повернуть ладонь, и залп пролетел над его плечом в лес за ним. Еще одно дерево застонало, сломалось и рухнуло на землю.

Трупный ведьмак выругался и, сжимая кровавые ладони в кулаки, потянул за нити, которые сплел. Проклятие ответило. Ладонь Террина стала кулаком, ударила по челюсти, лишая его равновесия. Террин упал на колено, кривясь. Его ладонь сжала его горло, давила, и он задыхался, ощущал, как магия росла в нем, обжигала его кожу, отвечая на зов Трупного ведьмака.

— Ты не можешь победить, — голос Гиллотина был жутким подобием голоса, который Террин знал с детства. Террин невольно повернулся и посмотрел в темные глаза. Те глаза когда-то принадлежали его отцу, а теперь блестели от безумия ведьмака. — Ты не победишь. Королева вернулась. Новая эпоха наступает. В этот раз ее правление не закончится, и все захваченные тенями будут знать ее как богиню. Одиль. Потрясающую и непобедимую.

Трупный ведьмак дернул за проклятие, и все тело Террина содрогнулось в ответ.

— Продолжай. Выпусти свою магию. Если будешь медлить, это тебя убьет.

Это был конец? Все, за что он боролся, во что верил, из-за чего истекал кровью и ломал себя… было зря?

Герард… Фендрель…

Айлет…

— Сдайся, мальчик. Ты уже проиграл, — прошипел Гиллотин. — Твой Орден — ничто. Твой мальчик-король — ничто. Твоя Богиня бросила тебя, а моя взойдет на трон и… — его голос оборвался от потрясенного вдоха. Кровь полилась из его рта по подбородку.

Фигура стояла над ним, где он лежал под стволом дерева. Фигура с мечом в руках, клинок был вонзен в спину ведьмака, в его грудь и в землю. Гиллотин пытался повернуть голову, увидеть убийцу. Его душа дрожала, со взрывом магии Анафемы вырвалась из тела, которое умерло.

Террин отдернул руку от горла и, крича, выпустил собравшуюся магию в небо. Она лилась из него волнами силы, сбила его на спину. Он лежал, пытался перевести дыхание. Перед глазами потемнело. Он почти потерял сознание.

Сквозь тьму и боль он что-то услышал — души вырвались из пострадавшего тела.

Террин открыл глаза с теневым зрением. Дух Трупного ведьмака, связанный с его тенью, вырвался перед ним с жестокой силой.

— Нет, — выдохнул Террин, а потом закричал в голове: «Нисирди, останови их!».

Его тень двигалась быстрее от этой мысли. Крылья сияли, дракон повернул длинную шею и поймал извивающуюся Анафему пастью. Тень на миг вернула облик гончей, рычала и выла от ужаса. Теневое зрение Террина пыталось разобрать ужас тех душ, но он, казалось, заметил самого Гиллотина — не в облике его отца, а такого, каким он его никогда не видел — мужчину с крючковатым носом, бородой и жестокими глазами. Неразрушимые нити чар привязывали мужчину к гончей. Мужчина отбивался, метался, потерял облик и стал извивающимся духом.

Дракон сжимал тень, все силы прикладывая к этому. Его челюсть соскользнула, но его когти поймали тень снова. Души тени и ведьмака боролись за свободу, и Террин ощущал старания Нисирди как свои.

А потом рябь в реальности. Треск. Брешь.

Прибежище открылось, чтобы принять свободные души, ужас пустоты охватил Террина, словно он видел это впервые. Он еще не сталкивался с Прибежищем, когда его тень была так активна, когда его теневое восприятие было на максимуме.

Хватка Нисирди на гончей снова ослабла. Гончая с рыком щелкнула пастью, впиваясь в шею дракона. Дрожь пробежала по духовной связи к сердцу Террина.

«Пусти, Нисирди! — крикнул он. — Пусть Прибежище получит его!».

Его тень ответила твердо в его голове:

«Я не брошу брата».

Террин поднялся, сжимая ноющую правую руку, которая, казалось, отчасти растаяла. Но она все еще свисала с его плеча, была плотной и физически целой. Он приготовился к ужасу Прибежища, заставил себя смотреть на зияющую вечность, не слушая вой этой бездны. Дух Гиллотина кричал, он и его тень нападали на Нисирди снова и снова, желая вырваться. Каждый удар отдавался в духовной связи.

Где-то далеко за ревом Прибежища, за дрожью духовных ударов и криками душ Террин, казалось, слышал голос Герарда, кричащего его имя. Но он не мог думать об этом, не мог ответить. Он схватил детрудос, не зная, что собирался делать. Только смерть от огня могла порвать нити и отделить душу Гиллотина от его тени, и эта смерть уже не была возможной.

Не важно. Он должен попробовать. Хоть что-то.

Он заиграл Песнь разделения. Просто мелодию, без вариации. Его пальцы дрожали, пока он играл ноты, легкие пытались поддерживать сложное дыхание. Он всегда умел играть чаропесни, слышать вариации, которые подействуют. Но теперь его разум опустел, и он просто сыграл песню снова. В третий раз, ноту за нотой, без украшений. Он ощущал притяжение Прибежища, знал, что был бессилен против него.

А потом его уши — не его, а то, что пробудила тень — наполнил новый звук. Он играл Песнь разделения в четвертый раз, все еще без вариаций, новая мелодия сплеталась с нотами, льющимися из флейты. Нет… не мелодия. Гармония была сложнее, чем то, что он мог создать.

Он посмотрел на Нисирди, прижимающего гончую к сияющей груди. Глаза тени посмотрели на Террина, из его рта — из центра — лилась песня. Песня чистого духа, не направленная через смертные инструменты, как у Террина. Эта чаропесня звучала на языке теней. Песнь илдрир.

Террин потрясенно смотрел на сплетенную магию — сияющую магию Арканы, свет и песня соединились, обвили душу Гиллотина и тени Анафемы. Террин играл, дышал в инструмент, нити души стали рваться. Одна за другой, нити, соединяющие две души, разрывались и таяли.

Душа Трупного ведьмака билась в отчаянии, ощущая разделение. Нисирди держал гончую, но душа человека хваталась за тающие нити, и Прибежище тянуло к себе. Смертный дух потерял облик и устремился прочь, миновал врата и потерялся там.

Террин опустил детрудос.

«Ты это сделал, Нисирди! — закричал он. — Сделал…».

Он замолк, вскрикнув от удивления. Стоило произнести эти слова, его тень посмотрела на тень, которую держала. Террину показалось, что дракон опустил голову и поцеловал рычащую гончую. А потом ослабил хватку, и тень выскользнула. С последним воплем Прибежище закрылось, проглотив душу.

Мир содрогнулся.

Террин упал на колени.

Он смотрел на землю, на жижу между пальцев. Одна ладонь еще сжимала костяную флейту. Казалось, он услышал голос Герарда, зовущего его снова, но он не мог ответить. Он был далеко.