Мяч круглый. Испанский дебют (СИ) - Чечин Александр. Страница 3

— Извини, расчувствовался. Ну, совсем как я в детстве!

Ушли немецкие легенды. Хорошо, не сами легенды, а сыновья легенд. Так может, с помощью Петра и эти легендами заделаются? Следующего посетителя тоже Аркадьев подсказал. Страшно не понравилась Тишкову ситуация с матчем в Донецке. Ладно, судью купили — так эти бараны могли ведь Трофимке серьёзно ногу сломать, и тогда надежда чего-то достичь в следующем году на чемпионате мира становится призрачной. Нет сейчас в Советском футболе второго Арисагина. И в мировом-то — на пальцах одной руки, да ещё один и лишним останется. Уникум, рождающийся раз в десяток лет. Взбесило. Шашкой махнул — головы в Донецке полетели, ещё махнул — и грузины перешли на его сторону. Но если вот третий раз не махнуть, то болото снова ряской затянет, и выйдет пшик. Надо создать условия, когда договариваться будет невозможно, а играть грубо — невыгодно. Вот и спросил у Аркадьева фамилию известного спортивного журналиста, причём такого, который не только красиво слова в предложения может складывать. Такого, за которым люди пойдут, а, самое главное, который сам этих людей поведёт.

— Борис Федосов. Он, конечно, больше по хоккею — работает в «Известиях», сейчас носится с идей организации международного хоккейного турнира под эгидой газеты. Эдакий второй чемпионат мира: шесть сильнейших сборных в круговом турнире. Его теперь Снеговиком прозвали — он ведь сам придумал эмблему этого турнира. Снеговик с клюшкой, — Аркадьев как-то хитро улыбнулся и продолжил: — Найдёт у вас коса на камень. Характер человеку достался непростой. Из подчинённых Борис Александрович выжимает все соки. Стиль руководства — авторитарный. Собственное мнение держи при себе, но если кто отличился, то тоже похвал не жалеет. Помню, как-то был Борис в хорошем настроении и так сказал, усмехнувшись: «Своих сотрудников и своих жён надо любить и хоть изредка доказывать им, что лучше тебя нет никого на свете».

Позвонил товарищ Тишков в «Известия» — и вот второй ходок организовался в креслице, коим ранее неповоротливый Цвигун крушил стеклянные двери. Умели раньше ведь строить… Спинка у кресла довольно сильно отклонена, и даже само сиденье — с приличным уклоном. Если уселся балет Чайковского по огромной стереопанели смотреть, то прямо в тему — но вот если у тебя впереди разговор с членом Политбюро и Первым секретарём, то все эти наклонности кресла не просто мешают, а заставляют тебя сидеть на самом краешке и осознавать, что величина ты при всех заслугах переменная. Откинуться, забросив ногу на ногу, будет не демонстрацией плохого воспитания, а первой ступенькой на Голгофу — а потому изволь выпрямить спину и гнездиться на краешке, спинку и поддержку за спиной не ощущая. Иезуит, блин, этот Тишкофф… Так нет! Больница же, откуда разной мебели на выбор взяться? Это-то кресло в «красном уголке» только в одном экземпляре нашлось. Кто же знал, что тут образуется приёмная Первого секретаря.

— Борис Александрович, — Пётр оглядел товарища. Высокий, породистый, волнистые волосы назад зачёсаны, чуть седина пробивается. Хотя ведь нестарый — и сорока нет. — Сейчас я пару бредовых идей выскажу, а вы их критикуйте, даже если двумя руками за. Нужно найти слабые звенья, и не очередную команду сверху спустить, которую постараются похоронить, а на самом деле вывести футбол СССР на первое место в мире.

— Внимательно слушаю, — Федосов достал потрёпанный, почти исписанный блокнот.

А что знал Пётр? Что вот через несколько лет договорных матчей будет столько, что Федерация футбола СССР пойдёт на беспрецедентный шаг и отменит ничьи — введёт послематчевые пенальти. Пойдёт, можно сказать, впереди планеты всей. Чуть не додумает — но сам шаг-то верный. Ускорить надо?

— Табличку розыгрыша чемпионата СССР за прошлый и за начало нынешнего года посмотрел, — Пётр мотнул головой на подшивку «Советского Спорта» на тумбочке у изголовья. — Пора бороться с засильем ничьих в нашем чемпионате. Напрашивается простое решение: после каждого мирного исхода пробивать серию послематчевых пенальти. Кто выиграл — получай своё законное одно очко. Проиграл — баранка. За победу, как и раньше — два балла. Поражение — ноль. Но потом подумал… и вот к какому интересному выводу пришёл. А если за победу три очка давать?! Так мы повысим ценность побед, и в тоже время для команд будет стимул играть ярче — ведь в случае равного счета команды будут обострять игру в конце встречи, стремясь победить и набрать большее количество очков, — Пётр попытался поймать чувства в глазах собеседника, но тот уткнулся в блокнот и строчил, головы не поднимая. Пришлось продолжить. — Я думаю, после этого в чемпионате Союза договорняков станет меньше. Конечно же, именно эту цель озвучивать не стоит — сами понимаете, в советском футболе подобных негативных проявлений капиталистической действительности быть не может. А ведь на самом деле расцветает эта гадость у нас пышным цветом — прямо как черёмуха в мае. Цветёт и пахнет на всю страну, и не услышать этот аромат может только тот, кто страдает футбольным насморком, — а чего? Нагличане такой финт у себя и введут в начале восьмидесятых. Вот, обгоним лет на десять.

Оторвался «породистый» от блокнотика и согласно покивал головой.

— Образный у вас язык. Ах да, вы ведь ещё и писатель всемирно известный.

Пётр прищурился. Это сейчас завуалированное оскорбление было, или похвала? Ладно, поразбираемся.

— Так что думаете, Борис Александрович?

— Футбол — это игра, как бы одним словом… косная. Любые новшества в штыки воспринимаются.

— А мы ударим пролетарским словом по динозаврам.

— Это как? — опять за блокнотик. Пётр обратил внимание, что пишет товарищ как бы и не по-русски. Скоропись! А где, интересно, учат?

— Начинайте журналистское расследование, поднимите шумиху на всю страну — я поддержку партии гарантирую.

— Даже так… Известные фамилии всплывут. Можем навредить футболу. И посещаемость стадионов — люди разочаруются и перестанут ходить.

Умный. А дилетант Штелле хотел, как всегда, одним ударом меча по мячу.

— А у вас есть предложения?

— Ну, парочку случаев выдать на-гора можно, а остальных просто предупредить, что и на них собираем досье. Тогда под давлением фактов и по указанию ЦК легко это предложение пройдёт. Ну и, кроме того, нужно лотерею, может, что у вас прошла, на весь СССР расширить?

— Лотерею… Тут я из своих денег выделил на машину толику, а всего в Высшей лиге больше трёхсот матчей. Где деньги брать?

— Элементарно, мой доро… Ой, извините, Пётр Миронович. Просто всё: пусть билеты будут двух видов, один — копеек на пятьдесят дороже. И именно они разыгрывают машину, а не хочешь — бери обычный.

— Принимается. Подождите… На «Зенит» может прийти и сто тысяч человек, и все могут купить дорогой билет. Люди у нас любят лотереи, азартные. Тогда это около пятидесяти тысяч — а машина, даже «Волга», гора-а-аздо дешевле стоит-то.

— Так можно и несколько машин. У вас вот — тридцатитысячник. Есть ещё несколько таких же стадионов — тот же «Локомотив» в Москве. А знаете что… ведь лишние деньги можно пустить на ремонт стадиона, и на его увеличение даже! Кроме того, можно открывать при стадионах больше детских и юношеских секций — будет чем тренерам платить. Строить новые небольшие стадиончики с полями для тренировок — пусть газон на основном отдыхает.

— Согласен! Давайте, разрабатывайте концепцию…

— Я?!!! — рот открыл.

— Инициатива имеет инициатора.

— Ну…

— Не-не, всё! Рыбка плывёт — назад не отдаёт. Стоять! Бояться! А ведь в СССР есть тотализатор на ипподромах?

— Есть.

— Давайте и на футболе сделаем! На входе на стадион покупаешь купончик. Сначала что-то простое надо… Во: синий купон — выиграл «Зенит», скажем, а красный — «Спартак». На следующий день посчитают. Пятьдесят процентов выделят на развитие детского футбола, а пятьдесят — на выплаты. Если ничья — удерживать весь фонд в пользу стадиона. Так ещё и от зрителей пойдёт неприятие ничьих, будут гнать своих вперёд, как безумные.