Альт-летчик - Найтов Комбат. Страница 11

Глава 5. Чтобы «влиять», требуется иметь «влияние»

Вечером ко мне в машину подсел командир 3-го звена Сергей Карлович Модрах.

– Господин полковник! Тут у меня думка появилась, что применить имеющиеся у нас самолеты в бою никому не удастся. Они не вооружены и не предназначены для этого. Для этого требуются специально сконструированные самолеты. Я, хоть и закончил Александровский, но учился в Николаевском инженерном…

– То есть вы – инженер?

– Да, военный инженер. Так вот, я тут набросал кое-что, как я вижу боевой самолет. Гляньте одним глазком.

– Ну, почему одним? Я как раз в Мариенбург еду, давайте там разберем, вместе с теми инженерами, которых я привлек для работы в инженерном отделе комитета. А если все получится, то и вас туда же подключу. Свежие люди и мысли нам очень сейчас кстати.

– Но не раньше, чем я освою аэроплан. Я тут на «Ньюпоры» записался, в следующем году поеду во Францию принимать.

– Пилотажный Д-1 уже пробовали или только УТД?

– Два полета, пока без посадки. Но высший пилотаж уже пробовал.

Вот так у нас появился третий инженер, да еще и со своим проектом, не считая меня. Однако хвостовая часть аппарата вызывала некоторые опасения, не только у меня, но и у Шаврова. Поэтому было решено построить модель и привезти ее в Москву к профессору Жуковскому, у которого имелась уже замкнутая аэродинамическая труба. В Петербурге таких устройств, увы, не было. Я же в тот момент в дела самолетные не лез, отчетливо помня отличную авиационную поговорку: «С хорошим мотором и забор полетит». Все мои усилия, после завершения работ по парашютам, были направлены на двигатели. В это время в Гатчине появился Уфимцев, и все мое «внеслужебное время» я тратил на карбюратор для будущего биротативного двигателя. Это не снимало с меня ответственности за подготовку планеристов и парашютистов. Летчиков пока готовили без меня. Я осваивать «Фарман-IV» отказался, из-за большой загруженности. Уфимцеву было показано, как существенно облегчить двигатель за счет шпилек, вставных гильз и литых алюминиевых рубашек. Он занимался этими вопросами. Я делал карбюратор и продувочный насос. Собрали мы движок очень быстро, но я уже писал, его первый экземпляр для установки на «Фарман» не годился. Зато за него уцепился Модрах. Его машина была много совершеннее «француза» и гораздо продольно крепче. А вес даже пересчитывать не нужно было. От моноплана было решено отказаться, ибо стрелять через два винта, вращавшихся с разной скоростью, было весьма затруднительно. Пулеметы пришлось ставить на верхнее крыло будущего СКМ. Затем в бешеном темпе отрабатывали «4М», 130-сильный движок, и состоялся перелет в Москву, где СКМ окончательно продули, и наши с Шавровым опасения, что «ласточкин хвост» и низкий киль дают излишне заднюю динамическую центровку машины и большие усилия на рулях, оправдались. В общем, машину вывезли на аэродром только в январе 1912 года, на лыжах. А тут еще к нам зачастил студент института путей сообщений Виктор Кербер, который объединился с Модрахом, и у машины появилось убирающееся шасси. Я сам в эти дебри не лез, отделывался консультациями и принимал участие в вечерних спорах, в которых рождалась истина. Но вперед вырвался Сикорский, который нашел деньги и построил самолет С-6, который взлетел в ноябре месяце, с импортным мотором «Аргус». Ему почему-то зафиксировали мировой рекорд скорости в 111 верст в час. Но была и еще одна деталь: машина не хотела отрываться от земли и имела большую посадочную скорость. Сикорский начал ее срочно переделывать. Но мы же ничего не показали! Мы приступили к строительству только в ноябре, хотя заготовок для самолета СКМ, по фюзеляжу, было много. Кстати, строился он не у меня в мастерской, а в мастерских ОВШ. Рекорд скорости немного поправили: для двух авиаторов. «Фарманы» с АДУГ-4м летали гораздо быстрее: 135–145 верст в час. При этом фюзеляжа у пилота не было.

Полностью доработанный СКМ поднялся в небо 25 января 1912 года. Показал скорость свыше 240 километров в час, весьма неплохую маневренность, но не был допущен на конкурс 1912 года в Берлине. Каюсь, лично я постарался. Уныние, поразившее конструкторский отдел, было ликвидировано очень приличной премией от завода дельтапланов, и приказом подготовить 4–5 комплектов серийной документации. В отличие от остальных участников проекта, я точно знал, что таких характеристик не будут иметь истребители грядущей войны. Свою задачу и они, и я выполнили: создан истребитель-бомбардировщик, способный переломить ход любой операции Мировой войны, потому как я настоял, чтобы Модрах поджал фюзеляж по оси «х» за кабиной летчика, и в новом фюзеляже расположился бомболюк на двадцать 25-килограммовых бомб, висящих на кольце, стабилизатором вниз, по немецкой схеме профессора Юнкерса. А сделать все возможное, чтобы не допустить участия России в новых «Балканских войнах», такую задачу мне поставил ЦК партии. Сикорский получил премию в 30 тысяч рублей и должность главного конструктора завода «Руссо-Балт» в Риге. Главного! У меня бы он этого не получил, так что он был прав, когда отказывался. Да и мне «варяги» не нужны.

Всыпали мне за срыв участия в конкурсе по самое не хочу! Инженерное управление прислало комиссию, которую возглавлял лично Петр Николаевич, а у нас движок запустился, отработал четыре минуты и встал. Все усилия инженеров найти микровыключатель подачи топлива успехом не увенчались, он стоял в карбюраторе. Их сменили три! Но прозвонить цепь так и не догадались. После отъезда делегации в Берлин, на Лужском полигоне, в присутствии царя-батюшки, мы продемонстрировали бомбоштурмовой удар по позициям, подготовленным к наступлению.

Николай сорвался на крик:

– Милостивый государь! Потрудитесь объяснить, что это значит? Мне доложили, что самолет СКМ-1 не может быть показан в Берлине, так как у него не запускается двигатель, тогда как закупленные за границей двигатели работают без осечки! Все ваши «липовые» рекорды никто не фиксировал. Если бы не успехи ваших моторных дельтапланов, то вы бы уже познакомились с Тобольском или Сахалином. Вы – шарлатан!

– Так и есть, ваше величество! Мировая война, к которой мы стремительно скатываемся, уже на пороге, и показывать лучшие свои достижения в области авиации в столице будущего противника я считаю преступлением. Нажав одну кнопку, которой нет в кабине самолета, можно и эти моторы вывести из строя. Их не смогут запустить. Эти самолеты показывать противнику нельзя. Вот их характеристики, – я протянул царю бумагу.

– Ты об этом знал? – повернулся к Александру Михайловичу Николай Второй.

– Характеристики – знал, а как он выключил двигатели – нет. Не работают и все. Он не хотел ехать в Берлин, и мы имели разговор об этом. Его доводы были убедительны, Николя. Я не стал никому ничего докладывать, так как эта эскадрилья одна и построена не за государственный счет. Это его самолеты, а летчики – наши. Никаких конкурсов самолет не проходил, на вооружение не принят. Их постройка – оплачена. Выставлять или не выставлять изделие на конкурсе – личное дело предпринимателя.

– Оно, конечно, так, но его конструкторы – служащие комитета Возрождения!

– Они подготовили документацию для серийного производства этого самолета, на пяти заводах, – вставил я.

– Что это значит? И что это нам дает?

– Возможность быстро развернуть их производство на пяти заводах, не считая опытных мастерских. Завтра все эти машины получат постоянную новую приборную доску, так как полковник (а в октябре на параде в Москве и Сергей Алексеевич, и я, получили внеочередное повышение званий и окладов) Ульянин закончил изготовление и испытания полугирокомпаса, и целого комплекса приборов для навигации в открытом море. Кроме того, Шавров заканчивает работу над тремя вариантами летающих лодок типа «Ша», существует вариант установки на поплавки аэроплана «СКМ», который требуется опробовать в реальных условиях. Его высокопревосходительство генерал-губернатор Одессы генерал от артиллерии Эбелов и градоначальник Одессы действительный статский советник Сосновский, Иван Васильевич, приглашают нас к себе для проведения испытаний, а заодно поможем с размещением первого, полностью укомплектованного, авиаотряда в Аккермане, а люди потренируются в полетах над открытым морем.