Приглашение к греху - Энок Сюзанна. Страница 40

– Мне тоже так показалось…

– Каро, Закери, время ленча!

Словно в ответ на голос Сьюзен, Молли всхрапнула и что-то пробормотала. Закери вмиг вскочил, натянул и застегнул брюки, потом схватил в охапку рубашку, жилет и галстук. Шаги все приближались. Кэролайн судорожно натягивала платье, он помог ей с накидкой, прикрыв открытую спину.

– Скажи им, что я пошел прогуляться, – прошипел он и нырнул в кусты.

Он нашел место за большим фальшивым камнем и, спрятавшись за ним, стал надевать рубашку. Он слышал, как Кэролайн совершенно спокойным, ровным голосом говорила, что они закончили портрет и Закери сказал, что ему необходимо размять ноги. Слава Богу, что она была рассудительна и не такая, как ее сестры, жаждавшие выйти замуж. Иначе Эдмунд Уитфелд, наверное, уже несся бы из дома с мушкетом в руках, а за ним бежал бы священник с Библией.

Застегнув пуговицы жилета и с некоторым трудом завязав галстук, он обошел руины и вышел на дорожку, огибавшую пруд. Потом, глубоко вздохнув и проверив, в порядке ли его одежда и все ли пуговицы застегнуты, он вернулся на то место, где он позировал Кэролайн.

– Мне показалось, что кто-то звал на ленч? – как ни в чем не бывало спросил он, увидев девушек.

– Вы должны увидеть бальный зал. – Джоанна схватила его за руку. – По-моему, мама скупила все желтые ленты в Уилтшире.

– Все это похоже на паутину, – прокомментировала Энн.

– Неправда. Выглядит прелестно. А сейчас как раз привезли желтые ирисы и лилии, – сказала Джулия, завладев второй рукой Закери.

А ему хотелось взять за руку Кэролайн. Он подвел близнецов к портрету.

. – Вы уже видели, что получилось? – Он освободился от девичьих рук, чтобы указать на портрет.

– Ты отлично справилась, Каро. Месье Танбергу наверняка понравится.

– Спасибо. Идите вперед. Мне надо отнести портрет ближе к дому, чтобы высохли краски.

– Я помогу вам, мисс Уитфелд, – поспешил сказать Закери. – Мы вас догоним.

Закери показалось, что Энн глянула на него с подозрением, но скорее всего он просто нервничал. Ведь они чуть было не попались. Когда сестры, громко жалуясь на Кэролайн за то, что она так надолго отняла у них Закери, скрылись за поворотом, он подошел к Кэролайн.

– Я не могла найти свои туфли, – прошептала она, осторожно, чтобы не смазать краски, опуская портрет в деревянный ящик.

Когда она наклонилась, он мельком увидел ее голые ступни, и его снова охватило желание.

– Я сейчас их найду.

Он перелез через поваленную колонну и стал шарить в траве, пока не нашел пару светло-зеленых туфель. Мятый плед все еще валялся на земле, и он с минуту на него смотрел. Что-то здесь произошло. Что-то совершенно из ряда вон выходящее. Но что именно, он сейчас не мог понять. Он стряхнул плед, сложил его и положил на дальний конец колонны, как будто они с Кэролайн просто его забыли.

– Вот они, – сказал он и встал между ней и Молли, чтобы Кэролайн могла надеть туфли.

– Спасибо.

– А тебе спасибо за то, что не… запаниковала, когда явились твои сестры. Иначе это по меньшей мере было бы подозрительно.

Это было не совсем то, что он хотел сказать, но один из них должен был говорить.

Кэролайн закрепила картину в ящике.

– Это я должна тебя благодарить. Я получила ценные сведения анатомического характера. Тебе не трудно будет донести этот ящик до дома?

Пока она собирала краски, кисти и мольберт, он любовался ее спиной и округлыми ягодицами. Жаль, что у него не было времени получше ее рассмотреть и изучить. Она была, очевидно, вполне удовлетворена и физически, и в смысле образования. А может, рассердилась на него за то, что он сбежал и оставил ее выкручиваться.

– Кэролайн, ты же знаешь, что нас не должны были видеть вместе.

– Конечно. Я говорила тебе, что я не хочу выходить замуж. И уж конечно, не хочу вводить тебя в заблуждение относительно того, что я готова стать твоей любовницей. Мы заключили сделку, и ты замечательно выполнил свою часть. – Она пошла по дорожке, сделав знак Молли идти впереди. – Пойдемте, милорд.

– Минутку. – Он догнал ее и схватил за руку, чтобы она пошла медленнее и тем самым увеличила бы расстояние между ними и служанкой. – У меня не было намерения просить тебя стать моей любовницей. И я, конечно же, не нуждаюсь в твоей оценке моих действий. Ты прекрасно знала, что у нас было всего двадцать минут.

– Может быть, я неправильно выразилась, Закери. Я просто хотела уверить тебя в том, что я не собираюсь устраивать сцен или цепляться за тебя и становиться жеманной. У меня нет никаких планов, касающихся тебя. – Она похлопала по ящику. – У меня есть планы, но они связаны только с твоим портретом.

Ах так. Проклятие! Она не только не стала жеманной и перестала быть девственницей. К ней вернулась ее рассудочность, и намного быстрее, чем он думал. А у него было только одно желание – уединиться с ней в таком месте, где бы у него было времени больше чем двадцать минут и он мог бы заставить ее стонать и громко кричать от вожделения.

Он хорошо понимал ее логику. У нее есть дела поинтереснее, чем заниматься с ним любовью. Прекрасно.

– Полагаю, это означает, что вы можете уделить мне время сегодня вечером, – все же рискнул он спросить, «невольно переходя на вы.

Возможно, он и ошибся, но она замедлила шаги.

– Полагаю, что смогу.

– Хорошо. Тогда согласитесь станцевать со мной вальс. Ваши сестры уверяют, что оркестр сыграет его не меньше десяти раз.

– Сомневаюсь. Даже мама поймет, какой это может вызвать скандал.

– Тем не менее, сколько бы их ни было, один – мой.

– Вы могли бы попросить, а не приказывать. Приказывать? Так обычно поступал Мельбурн. Но если бы он попросил, она могла бы ему отказать.

– Вы согласитесь оставить для меня один вальс? – тем не менее попросил он.

– Мы и раньше с вами вальсировали. Не вижу причины, почему мы не можем повторить это сегодня вечером.

Вот и хорошо. Он надеялся, что до вечера у нее будет достаточно времени вспомнить, как это приятно – лежать рядом с ним голой. А если нет – вальс ей об этом напомнит.

После ленча Закери, одолжив у Эдмунда его записи и один из справочников по скотоводству, отправился в свою комнату, чтобы изучить проблему разведения племенного скота в Уилтшире. У него было такое чувство, что Димидиус не была результатом простого скрещивания, иначе кто-то другой уже разгадал бы секрет Эдмунда. К счастью, Уитфелд вел подробные записи о родословной Димидиус. Закери хотел выяснить происхождение предков коровы – прямых и более отдаленных, а также от кого она унаследовала те или иные качества.

Кто-то постучал в дверь, и Гарольд вскочил и залаял. Закери надеялся, что это Кэролайн, но вошла тетя Тремейн.

– Прячешься?

– Нет. Занимаюсь исследованием.

Она закрыла за собой дверь и, нагнувшись, почесала Гарольда за ухом. На этот раз пес на нее не прыгнул. Труд Закери, видимо, не пропал даром.

– Каким исследованием?

– Проблемами разведения племенного скота. – А-а…

Он вернулся к записям Эдмунда, но чувствовал затылком, как тетя сверлит его взглядом.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил он со вздохом.

– Ты завтра отправляешь нашу карету с портретом Каро?

– Только до Троубриджа, где его перегрузят в почтовую карету. Я хочу, чтобы картина попала в Вену к назначенному сроку.

– Очень по-джентльменски.

В отличие от совращения Кэролайн, что было отнюдь не джентльменским поступком. Однако тетя Тремейн не обладала способностью читать чужие мысли, а Закери не собирался в чем-либо сознаваться.

– Из-за меня она потеряла целый день, так что справедливо, если я ей помогу хотя бы с отправкой.

Тетя села на край кровати.

– Я подумываю о том, что пора ехать в Бат.

Закери подавил в себе желание вскочить и запротестовать.

– Я в полном твоем распоряжении, – спокойно сказал он, – но если хочешь знать мое мнение, я предлагаю, как я уже говорил, задержаться здесь еще на неделю или две.