Зайтан-Бродяга (СИ) - Слобожанский Илья. Страница 16

***

В лёжку залезли из последних сил, куда не глянь темень непроглядная. Завинтили тяжёлый люк-крышку и попадали на деревянные лежаки. Даже лампу зажигать не стали. Так и уснули, мокрые и грязные.

Охотничья лёжка — это зарытая в землю цистерна. Такие штуки часто встречаются на окраинах. Раньше, они по рельсам ездили, катались по дорогам. Две железные полосы, между ними бетонные палки, вот и вся дорога. У тех цистерн что я встречал, колёса имеются. Наверное, и эта такая же?

Зверь в лёжку не заберётся, потому как железо толстое. Просторно здесь, места много. Молодцы охотники, хорошо обустроились. Люк-крышка с надёжным запором, а что бы не задохнуться (когда мясо коптят), дыры пробили, трубы наверх просунули. Какой никакой, а свежий воздух. Только нам это вряд ли поможет, угорим даже с трубами. От нас смрад расходится, да такой стойкий что впору бочку законопатить, чтобы вся округа нами не провоняла. Ну да ладно, утром отмоемся. Неподалёку, Тухлое озеро в низине. Не знаю, какой дурак его назвал Тухлым? Вода прозрачная, чистая, да такая холодная что зубы сводит. Мне бы сейчас туда, помыться, постираться.

Так и уснул с мечтами о помывке, и сухой, чистой одежде. Сердце болит как про своё ружьишко вспоминаю. Лежит оно в коморке Носатого, пылится. Привык я к нему, проверенное ружьё, надёжное.

***

— Бродяга. — Зовёт Гунька, толкает в бок. Вокруг темно, не понять день или ночь.

— Чего тебе?

— Люк не открывается. — Жалуется приятель. — До ветру полез, а он гад не поддаётся. Может, какой секрет имеется?

— Как не поддаётся? — Такая новость напрочь разогнала сон.

— А я почём знаю? Я его и так, и эдак. Чуть приподнял и всё, заклинило.

— Ты чего лампу не зажёг?

— Здесь и лампа имеется?

— Представь себе и не одна. А ещё ведро.

— Зачем ведро? — Тихо спросил Гунька.

— Нужду справлять. — Пояснил и на ощупь полез к столу.

Через минуту в лёжке посветлело. Чёрные, грязные доски полов, по обе стороны от стола с лавками. У лестницы ведро, (отхожее место). На дне цистерны песок насыпан, поверх него доски постелены. Лежаки по четыре у каждой стены (деревянные щиты на кирпичах-ножках). Подушки — драные рубахи, набиты сеном. Вот и вся нехитрая утварь. Хотя нет, сразу у лестницы шкаф, с крюками для мяса. Он же коптильня, и печь для обогрева.

На шум и возню поднялись Михалыч с Карлухой. Все столпились под люком. Как мы не тужились, как не упирались крышка не поддалась. В щель-просвет, разве что кулак пролезет. Руку просунул, а там что-то мягкое и мокрое.

— А давайте гранатой? — После недолгих раздумий предложил Михалыч.

— Чем? — Не сговариваясь спросили мы.

— Вот. — На стол лёг гладкий цилиндр. Михалыч ловко ввинтил в него какой-то штырь с колечком и лапкой. Посмотрел на нас и пояснил. — Это граната.

— И чем она нам поможет? — Коротун схватил цилиндр. Просунул в колечко палец и давай на нём вертеть железку.

— Дай сюда. — Прошипел Михалыч, забрал железку и пнул мелкого ногой под зад. — Ты что вытворяешь недомерок? Угробить нас хочешь?

— Чем? — Карлуха криво улыбнулся опухшими губами. Здорово ему перепало от пришлых. Сильно побили низкорослого. — Ты ври да не завирайся. — Коротун поскрёб затылок. — Таскаешь всякий не потреб.

— Не потреб говоришь? — Михалыч навис над Каротуном как грозовая туча над слабеньким костерком. — Эта штука. — Михалыч потряс гранатой. — Тебе башку враз снесёт. И тебе и всем нам.

— Да пошёл ты. — Огрызнулся низкорослый и пригрозил. — Ещё раз пнёшь, я тебе нос набок сверну. Понял?

— Тихо-тихо. — Гунька поспешил к Карлухе, встал перед ним. — Чего вздыбился?

— Это он вздыбился. — Карлуха взобрался на лавку и пожаловался. — Пинается гад.

— Извини. — Михалыч подсел к мелкому. — Не хотел, сорвался я. Да и ты хорош, хватаешь без спросу. А если.

— Если да кабы. — Карлуха спрыгнул с лавки и отошёл подальше, уселся на лежак.

— Попали так попали. — Сетует Гунька. — Что будем делать?

— Выбор у нас невелик. Ну, так что, попробуем рвануть крышку? — Спросил Михалыч ощупывая пальцами просвет. — Граната пролезет.

— А давай. — Согласился я. — Может что и получится? Хотя. — Не верю я что железка нам поможет. Был бы стальной прут — это куда ни шло.

— Хочу предупредить. — Михалыч слез, отряхнул руки. — Шарахнет по-взрослому, а мы в банке.

— В какой ещё банке? — Гунька уселся на край стола. — Выбираться нужно да поскорей. Не для того я в дерьме купался что бы подохнуть в схроне. Пожить хочется.

— Бродяга и ты Гунька, тащите стол к дальней стене. Поставьте его на бок. — Михалыч встал у лестницы, оттуда и раздаёт указания. — Карлуха собери подушки, ступай за стол, там и сиди. Доски толстые, выдержат.

— Зачем? — Удивился я. — Где люк, а где мы?

— Нужно так. — Пояснил Михалыч, вырвал из железки колечко и полез наверх. — Прячьтесь. Откройте рты, уши руками закройте.

Спорить не стали, сделали всё, как и велел новый приятель. Почти всё, лично я не раскрыл рот. О чём пожалел и очень скоро.

Бабахнуло действительно славно. Со стен облетела ржавчина, лампа, та что под люком свалилась набок и погасла. А вот вторая у шкафа устояла, мерцает слабым огоньком сквозь облако пыли.

Когда бабахнуло, мне показалось лёжка со всем её содержимым подпрыгнула. А следом за нею и мы, все разом подскочили и попадали. А потом, нас накрыло столом. Хотя нет, стол завалился раньше, Михалыч через него влетел. Не ожидал я от него такой прыти.

Гунька матерится, стоит на коленях, сжимает руками уши. Коротун ползает на четвереньках, охает и ахает. А я, глазею в пыльное облако на свет лампы. В голове гудит, на языке привкус крови. И только Михалыч держится бодрячком. Встал, отряхнулся и уверенным шагом направился к люку.

В лёжке ничего не изменилось, всё как стояло, так и стоит на своих местах. Хотя нет, стол поломался, лежит на боку.

Прокашлялись (пыль поднялась столбом) и полезли наверх. Крышка-люк приоткрылась, но недостаточно широко что бы в неё протиснуться. Теперь-то и стало понятно, что мешает нам выбраться. Огромный самец шипаря лежит поверх люка. Не знаю с чего вдруг эта тварь решила помереть именно на крышке. Нашёл же место?

Долго не раздумывая принялись толкать, поднимаем люк. Суём в щель доски от стола, упираемся плечами. Михалыч ругается, торопит. Пыжимся из последних сил, кряхтим, поднимаем крышку. С горем пополам справились, приоткрыли чуток.

На разведку пошёл Карлуха. Невелик мелкий размерами, вот мы его и пропихнули. Матерится низкорослый, потому как бока у него болят, побили сильно, а мы пхнём его в дыру без жалости.

— Братцы. — Коротун оттащил зверя, поднял раскуроченную крышку. Встал на колени и шепчет в дыру. — Да тут такое? — Посторонись. — Предупредил Гунька и полез.

Следом, заторопились и мы. Передали Гуньке оружие и торбу. С автоматом Михалыч не расстаётся, держит при себе, боится, украдут. Да кому нужен его автомат? В наших краях винтовка в большом почёте.

Выбрались на свободу, я оторопел, потерял дар речи. С два десятка здоровенных шипарей валяются по всей округе. Глаза выпучены, морды перекошены. Языки вывалили, когтистые пальцы недоразвитых передних лап растопырены, задние выкручены. Точно ломали их, но вот кто это смог сделать? Не знаю я такого зверя что справиться с двумя шипарями. А тут два десятка не меньше.

— Вот так подфартило. — Обрадовался Гунька и пустился в пляс. — Всё, отшипелись зубастые.

— Ага. — Согласился Карлуха и заискивающе поглядел на меня, потом на Михалыча. — Мне бы ножичек. Такой, что притупить не жалко.

— Какой ножичек? — Сквозь зубы процедил Михалыч.

— Вокруг ящеров тьма-тьмущая, а тебе ножичек подавай? Свежины захотелось? — Михалыч схватил Карлуху за руку как непослушного ребёнка и потащил к яру. — Поглядели и хватит, уходим.

— Да пошёл ты. — Грубо ответил мелкий, высвободил руку и шустро вернулся к нам. — Сам иди. Мне и здесь неплохо.

— Вы чего мужики? — Михалыч сжал в руках автомат, озирается. — На кой вам эти твари? Время теряем.