Стигма ворона (СИ) - Горина Юлия. Страница 34

— Согласен, — кивнул Дарий. — Обычно налог собирают со стражниками, от двора к двору. Где по-тихому все проходит, а где со слезами и проклятиями. А здесь все сами торопятся городской казне свои деньги отдать.

Шеда фыркнула.

— Сразу видно, что вы — чужаки. Это же не простая подать, а налог на жизнь. Кто не заплатит — тех не внесут в список. А кого нет в списке — те до следующего налога сами на правах прикорма живут.

— Какого еще прикорма? — не понял Эш.

— А как, по-твоему, у нас здесь города выживают? — сказала она, многозначительно уставившись на юношу.

— Я не знаю, — спокойно ответил он.

Глаза девушки по-кошачьи сузились.

— Так пойди и посмотри, во что превратится твой сахарный мир, из которого ты вылез, если не родится тринадцатая акада, — с неожиданной грубоватой искренностью выпалила она.

Эш молчал. Он смотрел на Шеду так, будто увидел ее впервые без маски. И она, казалось, поняла, что показала себя больше, чем хотела, и на мгновение даже будто смутилась этого.

— Хозяин не был добрым человеком, Эш, — сказала она. — И я это знаю гораздо лучше тебя… — ее губы скривила неуместная улыбка. — Поэтому я и не вмешивалась в то, что происходило в зиккурате. Мне было… приятно видеть, как он умирает. Но то, чего он хотел — это было правильным. Поэтому я осталась с тобой. И останусь с тобой до тех пор, пока смогу быть полезной.

Эш задумчиво перевел взгляд с Шеды на улицу. На людей, которые спешили отнести свои деньги в городскую казну, лишь бы не попасть в число «прикорма».

Сунув руки в карманы, он спустился с крыльца и направился к калитке, оставшейся открытой после ухода Верры.

— Эй, ты куда? — крикнул ему вдогонку Дарий.

— Пойду посмотрю, — ответил, не оборачиваясь, Эш.

— Погоди, я с тобой.

Шеда молча поднялась из-за стола и с неохотой последовала за всеми.

Звон колокола не собирался униматься. Его тревожное биение неслось над городом, укрытым грозовыми тучами. Слепую ночь озаряли только факелы бредуших против пыльного ветра людей.

В этой процессии было что-то жуткое. Яркая вспышка небесного огня рассекла черноту неба, и следом, заглушая набат, с оглушительным треском ударил гром. Первые тяжелые капли упали на пыльную мостовую, лизнули Эшу лицо.

А через мгновение хлынул дождь.

Эш поежился. Вода хлестала его по щекам, струилась по волосам за шиворот.

Но никто из горожан не бросился прятаться от ливня.

У кого-то огонь погас, но у тех, кто не поскупился на смолу и дорогое масло, он держался.

Наконец, Эш увидел базарную площадь. Она просматривалась издалека: ее центральную часть осветили огромными факелами, какие обычно устанавливают на воротах и городских стенах.

Около дюжины стражников в сопровождении двух латников следили за тем, как рабочие устанавливают навес над двумя крытыми телегами. Промеж повозок расположились трое стигматиков в кожаной одежде. На столе перед ними стоял большой жестяной поднос.

Горожане по одному подходили к воинам, клали на поднос подать и спешили к одной из телег, где писчий, неловко согнувшись в три погибели, что-то выводил в толстой книге. Напротив писчего в телеге сидел еще один стражник и мальчик с масляной лампой в руках. Лампа постоянно гасла, и паренек зажигал ее снова и снова под недовольную ругань господина верхом на белой лошади. Судя по всему, это был какой-то представитель города, чиновник. Бархатный костюм господина выглядел удручающе, глубоко надвинутая шляпа безнадежно обвисла полями, и по дорогому шитью стекала вода.

А за спинами стражников яростно раскачивались висельники. От непогоды их тела наполнились какой-то мрачной, противоестественной жизнью, и теперь они пытались сорваться с веревок на свободу, как одичалые псы.

Эш ладонью убрал вымокшие пряди с лица и остановился неподалеку от переминавшихся с ноги на ногу стражников. Воины поругивались на погоду, втягивая голову в плечи, и торопили рабочих.

И только потом юноша обратил внимание на вторую повозку, стоявшую рядом с пришлыми воинами.

Она была затянута черной тканью. Время от времени из окошка навеса в свет факелов нервно выглядывало бородатое человеческое лицо.

Эш постарался сконцентрировать на нем свое внимание, и в следующее мгновение почувствовал острый приступ паники.

Страшно. Очень страшно. Сердце ухает в груди. Мучительно болят ноги. Колючая веревка жжет запястья и колет шею, а в ладонь острыми уголками впивается деревянная табличка…

— Черная повозка?.. — задумчиво проговорил Дарий, останавливаясь позади Эша.

— Мы могли оказаться среди них, — сказал тот.

— Это вряд ли, — негромко отозвалась Шеда. — Сильных и молодых мужчин обычно отправляют или в железном ошейнике на работы, или на передний край. На «мясо» обычно пускают седобородых, калечных, больных и слабых. Ну и женщин, само собой. Правда, — усмехнулась она. — этих обычно пускать на прикорм стражники не торопятся, для них есть применение поинтересней.

Между тем возле стола поднимался шум. Мужчина в коротком плаще все стоял рядом с подносом, кланяясь снова и снова, в то время как вокруг начинали возмущаться другие горожане.

— Давай быстрей, и так промокли все до нитки! — громче всех ругалась в толпе тощая женщина в дорогой накидке.

— Нет денег — проходи! — прикрикнул на мужчину стражник, отталкивая его от подноса.

Наблюдая за развернувшейся сценой, Эш спросил у Шеды:

— Так что же это за прикорм такой?

— Духов, конечно. Чего же тут непонятного?

— То есть этих людей однажды могут бросить на съедение тварям, если те ворвутся в город? Как живых кур бросают в клетку львам?

Девушка фыркнула.

— Это типа как от стаи волков мясом, чтоль, отбиваться? Ну ты придумал.

— А как же тогда? — удивился Эш.

— Каждый город прикармливает двух-трех территориальных земных духов. И пока еду дают в срок, прирученный зверь с насиженного места не уйдет, и кормушку свою кому-нибудь другому так просто не уступит, — ответила Шеда. — А вот если не соберут они положенную сумму, тогда город не получит свою порцию «мяса». Или получит только часть, на какую денег хватило. Вот тогда и может произойти чего-нибудь. Собака некормленая и то на хозяина взъяриться может…

Дарий тихо выругался.

— Мать моя, святая женщина… Так вот почему в последнее время духи так часто прорываются к стене. Еще бы, вы же сами их приманиваете. А как же тогда ваши обязательства перед Внутренним кругом? И благородные разговоры про войну на переднем крае? Все это, получается, чушь собачья? — всё больше расходился он.

— Тише ты, — одернул Дария Эш.

— Так это, если ты против — так чего теряешься-то? — с издевкой в голосе протянула Шеда. — Поди, поубивай их всех — и дело с концом. Только чур начинай с несговорчивых, которые из Иркаллы к нам постоянно лезут. А то ведь мы без домашних монстров можем до твоей счастливой победы и не дожить.

— Погоди, я правильно понял? Вы здесь откармливаете человечиной своих домашних монстров. Но если они вдруг оголодают, то потом могут и к нам приползти, не хуже ребят из Иркаллы?..

— Не к нам, Дар, — поправил приятеля Эш, нахмурившись. — А к ним. И потом, эту человечину они сюда сами и поставляют. А я еще, дурак, раньше думал, что хуже смертной казни нет ничего…

Между тем стражники оттащили мужчину в сторону, и к подносу подошел молодой ремесленник.

Дождь начинал стихать.

— Как так? — взвизгнула вдруг крупная высокая женщина, перед которой отсчитывал деньги ремесленник. Всплеснув руками, она обернулась к толпе и громко прокричала на всю площадь:

— Люди добрые, да что же это делается?!

Неприятный тембр ее голоса показался Эшу удивительно знакомым.

— … По три мины за человека! — продолжала кричать женщина. — И это после такой страшной зимы, когда у людей и медяка лишнего нет за душой! Да где же это видано, чтобы с приличных людей по три мины налога брали, а с распутницы — всего три за весь ее выводок стребовали! Я сама видела!..