Несносный тип (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович. Страница 32

В общем, у миниатюрной мулатки случился секс. Много секса. «Очень» или «слишком»? И то и другое. Наверное, в каком-то роде я понимал, что проделывать с ней всё то же самое, что я проделывал с гоблиншами, было слегка, а может даже и очень неэтично, но эта мысль проскользнула уже в тот момент, когда «боржоми» было пить поздно. Козозаводчица первые несколько часов пищала, пыталась отбиваться, даже несколько раз неубедительно (для меня) звала на помощь, но потом всё-таки втянулась. Относительно, конечно. Единственное, что я бы мог сказать в своё оправдание, так это то, что несмотря на всю спонтанную страстность ситуации, я ей ничего не повредил, останавливаясь и переключаясь, когда какая-либо часть организма девушки нуждалась в отдыхе. На время и окружающую среду мной был положен болт, точно такой же, как и на то, какое время суток за окном. Или почему изгнанные на второй этаж девчонки с испуганно-удивленными глазами ходят по первому этажу, шарахаясь от меня, шествующего в туалет в простыне. Волди так вообще косился с лестницы, не собираясь спускаться.

Разумеется, потом, когда алкоголь выветрился, а спать уже было невмоготу, у Нимеи случилась вялая, по причине обезвоживания, истерика. Она кляла себя, меня, город, свою горькую судьбу, прижимала ладошки к щекам, вслух боясь произносить всё, что мы с ней проделали в постели или той поверхности, которая её заменяла, навзрыд страдала из-за того, что отдалась безжалостному убийце, что варварски прострелил её лучшей подруге ногу…

Помешало ли ей это отдаться еще разок, спустя пятнадцать минут? Ни грамма. Женщины странные, но довольно прагматичные создания. Если у них красиво сгорел сарай, то вслед за ним сгорит и хата.

Под конец этого марафона, уже собираясь на свою любимую ферму, крохотная мулатка, повинуясь своим мечтам и чаяниям, закинула пробный шар на тему «развития отношений», получила от меня в ответ молчаливо вздёрнутую бровь, от чего, предприняв неумелую попытку разрыдаться на месте, а затем грустно покинула «обитель разврата»… оставив мне четкую уверенность, что еще вернется, и не раз. Странные, но прагматичные.

Было слегка… мерзко. Вовсе не за то, что я нараспашку открыл перед миниатюрной мулаткой врата высшего сексуального образования, а… за легкость, с которой это получилось. Легкость, в полный рост граничащую с небрежностью. «Красота — страшная сила»? Бред. Страшная сила — это то, на что готовы ради этой красоты, которая, в свою очередь, хочет она того или не хочет, но является предложением. Именно поэтому мы, мужчины, стесняемся личной привлекательности. Мы не предлагаем, а выбираем, затем пуская в ход «страшную силу», чтобы получить желаемое. Это естественный ход вещей, обтёртый цивилизацией до удобоваримого вида.

— Ты — несносный тип, папа! — заклеймила меня Эльма перед тем, как гордо фыркнуть, удаляясь под ручку со своей подругой-сестрой на второй этаж. Полупрозрачная девочка-призрак, увлекаемая наверх, обернулась и быстро показала мне язык.

— На самом деле, я еле держусь, девочки…, - пробурчал я, убедившись, что они меня гарантированно не слышат, — И держусь лишь благодаря вам.

«Мастер огнестрельного оружия», полученный в ходе истребления тварей Террейнов, очень серьезно сказался на моей боеспособности. Я весь как будто стал инструментом, очень быстро настраивающимся на любое оружие, находящееся в моих руках. Один выстрел из новой пушки — и я узнаю о ней очень и очень многое. Узнаю не словами, а ощущениями, просто понимаю, на что она способна, как нужно стрелять, как гасить отдачу. Потому так легко и расстался с собственным арсеналом — слишком велик был соблазн… просто обвешаться оружием, а потом пойти ставить точки над каждой непонятной мне буквой. Ахиол бы убил меня щелбаном.

События пошли дальше тем же чередом. Ко мне никто не приходил, дом не пытались штурмовать, по улице мимо лишь изредка проносились деловито спешащие желтоглазые, одетые в рабочие робы. Через пару дней приковыляла на костылях некая Пенелопа Кайзенхерц, чтобы побить помогающими ей в ходьбе предметами по оградке, требуя выдать Волди. Мы отреагировали высокомерным молчанием. Коту у нас было хорошо, он даже почти незаметно поправился, щеголял расчесанной и вымытой шерстью, хорошо кушал, а обязанностями был, как самый настоящий кот, не обременен. Но зато, как личность ответственная, часто проявлял инициативу.

Злюка, не добившись ничего, уковыляла, чтобы вернуться на следующий день с намного более экспрессивным выступлением, в течение которого клеймила ругательными словами не только меня, но и «проклятых братьев», которых я подло подкупил, дабы обворовать бедную женщину на самое дорогое. Здесь Пенни умудрилась себя очень жестоко подставить — вышло так, что она успела прийти буквально за минуту до решившей меня навестить Нимеи, от чего мулатка, спрятавшаяся под фонарём в паре десятков метров от злословящей грудастой брюнетки, узнала много нового, в том числе и о себе.

— Кажется, их дружбе конец, — глубокомысленно пробормотал я, разглядывая аккуратный подтянутый задик рыдающей фермерши, быстрой рысью удаляющийся от моего дома.

— Вот лучше бы ты эту стерву так отодрал! — внезапно получила от меня подзатыльник Эльма. Держась за голову, девочка возмущенно округлила глаза, — И как тебе не стыдно было над Нимей издеваться, пап? Она так кричала!

— Молись высшим силам самой как-нибудь хоть раз в жизни так покричать! — уязвленно фыркнул я, уходя от окна. За моей спиной озадаченно икнули.

Несколько дней я почти полностью посвятил обеим девчонкам, обучая их преимущественно бухгалтерской премудрости. Профессия, если судить по газетам этого мира, чрезвычайно востребованная, так как крестьянского сына или дочь от сохи такому не научишь. На Кендре не было махрового сословного деления, во всех центрах цивилизации присутствовали учебные заведения, в том числе и такие, что предоставляют бесплатное обучение для простолюдинов, но вот покрыть потребности мира в образованных людях они не могли. У девушек вполне может быть светлое будущее, если мы каким-нибудь образом (или чудом) сможем покинуть Хайкорт, а затем еще и прибыть в цивилизованные края. Конечно, в основном мои мысли касались Эльмы, потому как Элла скорее могла вызвать дикий фурор в любом месте, где бы появилась.

Попутно я им вёл увлекательные лекции на тему «а что делать, если папа внезапно сдох». Они девочкам очень не нравились, но, как и в поговорке про мышей и кактус — кто не хочет, того заставят. Еще мы нехило укрепили защиту дома, расставив на первом этаже и заднем дворе массу невзведенных ловушек. В отличие от героев, про которых я неоднократно читал в первой жизни, в этой новой реальности Кендры даже незаряженное ружье разок, да стреляло. Что уж тут говорить про тетивы, пружины и прочие изделия из металла, которые вполне себе умеют уставать и деформироваться.

В заботах и учебе прошло несколько дней, за которые к нам забегала лишь Нимея, вроде бы поговорить, но получилось у неё лишь заново испытать и вспомнить всё, что в первый раз она могла упустить по пьяной лавочке. Похоже, придёт еще.

А затем на дом напали. Хорошо, продуманно, качественно.

Если бы я спал, то, скорее всего, уже бы не проснулся — штурмующие воспользовались магией. Она же их и подвела, точнее, подвела одна из желтоглазых женщин, которые тихо напевали длинное заклинание, стоя в трех десятках метров от дома. Она боялась достаточно сильно, чтобы я обратил на её эмоции самое пристальное внимание, а затем и принялся действовать. Они закончили конструировать заклинание, когда я уже тихо взвёл половину из ловушек первого этажа. Разбуженные девчонки тревожно блестели глазами с лестницы, а я взводил нечто, напоминающее уродливый гибрид арбалета и мясорубки, когда нам с Эльмой внезапно захотелось сильно спать, а Элли тихо зашипела от боли деструктуризации.

Не успел я выругаться про себя за то, что совершенно не продумал этот момент, как Эльма выхватила у себя из-за уха заколку, тут же втыкая себе же в ногу. Сморщившаяся от боли девушка начала быстро-быстро зачитывать какое-то заклинание, шевеля пальцами рук по направлению к сестре-соседке. Нас накрыло следующей волной магии, мягкой и удушливой, как подушка в руках ревнивой, но хладнокровной жены. Я оперся рукой на косяк, а молодчина Эльма ни на миг не сбившись с речитатива, закончила заклинание махом руки в сторону Элли. Та тут же оказалась в слегка поблескивающем коконе мерцающего фиолетового цвета.