На этот раз — это точно конец (СИ) - Поздно Джулия. Страница 10

— Ларис, я не каталась на лыжах с горных склонов, я на них вообще не каталась. Я сломаю себе шею.

— Светелкина, мир не без добрых людей, нам помогут.

— Нам? Так ты тоже в первый раз?

— Я люблю коньки, а горы просто люблю.

 Залпом выпив еще бокал вина, я продолжила:

— А клуб скалолазов? Надеюсь, ты запланировала просто экскурсию?

— Вот еще, даже не мечтай. Быть в горах и не забраться на скалы!

— Ну, в принципе, о чем я расстраиваюсь: когда сломаешь себе шею на лыжах, падение в пропасть уже такая мелочь, — зло пошутила я.

— Вот и умница, бояться надо не темноты, а света…особенно счетов на него, — рассмеялась Лариска. — Сейчас идем в номер, нужно хорошенько отдохнуть, подъем в пять!

— Зачем вставать в такую рань? Я мечтала выспаться…

Лариска гордо вышагивала впереди меня.

— Ты знала, что Раневская была влюблена в Пушкина?

— Это ты к чему? Нет, не знала.

— Расскажу тебе на ночь, чтобы сладко спала.

— Светелкина, подъем! Нас жду великие дела! — проорала мне в ухо Лариска.

Я открыла глаза. За окнами было темно.

— Который час?

— Соня, непозволительно поздно! Утренние трассы самые лучшие! Поторопись!

Я смотрела на подругу и не верила глазам: она была в полной боевой готовности.

Вытащила себя из постели огромным усилием воли.

— У тебя сорок пять секунд, зажигаю спичку на время!

— Я тебе что, солдат?

Через двадцать минут мы вышли из номера, и тут Лариска спросила:

— Ну как спалось? Какие видела сны?

Я от такой наглости даже чихнула и громко заявила:

— Мне снился Пушкин из сна Раневской.

— Ладно врать-то, вчера, когда я тебе пыталась рассказывать ее сон, ты уже спала.

— Ну почему же, я точно помню, что он ей сказал, когда она призналась в своих чувствах, — злорадно произнесла я. — «Оставь меня в покое, старая ... Как ты надоела мне со своей любовью».

Лариска расхохоталась, я же чуть ли не у самого уха услышала мужской голос:

 — Ничего себе! Из красивых губок — и такие грубости с утра.

Лариска от неожиданности взвизгнула и задала очень умный вопрос:

— Кто здесь?

Обернувшись, я, собственно говоря, увидела, кто был здесь.

Красавец! И еще раз красавец! Конечно, нам с Лариской было видно только лицо, все остальное находилось в сплошной брендовой экипировке ярких цветов, но и этого было достаточно! Умопомрачительные глаза, идеально ровный нос, губы, к которым так и хочется прикоснуться, а еще борода, как у Тони Старка… У меня перехватило дыхание.

— Вау! — издала воинственный клич Лариска. — Алиса, — выдала она и протянула незнакомцу руку с маникюром омбре.

Я в недоумении посмотрела на Лариску: «Почему Алиса?» Чуть позже дошло, как до верблюда на вторые сутки: на нее подействовал блокнот-талисман «Алиса Чудесная».

Незнакомец, естественно, был не робкого десятка, нежно пожал Ларискины пальчики:

— Иван.

Я только раскрыла рот, чтобы назвать свое имя, но он кивнул нам и быстрым шагом удалился по коридору.

— Светелкина, рот закрой!

Первоначальная обида от его неучтивости по отношению ко мне сменилась вспыхнувшим гневом:

— А вот и Пушкин из сна! Чтоб его!

— Милашка, а какие у него нежные руки…— мечтательно произнесла подруга, явно желая позлить меня еще больше. — Ну ладно, не пыхти, как самовар, человек торопился, как и мы. Ой, а время- то, мы сейчас опоздаем!

Лариска дернула меня за руку, и мы ринулись вперед — навстречу адреналину. На ходу она крикнула:

— Живет где-то недалеко от нас, надо будет познакомиться поближе.

 — Нет, ни малейшего желания, — ответила я.

Как только мы оказались на улице, мое настроение резко поползла вверх!

Солнышко освещало верхушки снежных вершин, сосны и ели с сугробами на лапах царственно взирали на нас, крыши домов в нахлобученных шапках из снега выпускали из труб дымок, одним словом, мы попали в зимнюю сказку.

 — На одной из этих вершин снимали «Скалолаз», мы притронемся к истории кинематографа, — высокопарно сообщила Лариска.

— Остаться в живых — более актуальная тема сегодняшнего дня.

Сердце мое забилось чаще: я вспомнила, что мня ждет первый в жизни спуск по горному склону.

— Светелкина, что за пессимизм? Я вчера подумала и решила: мы сразу будем спускаться по красной трассе.

— Ты в своем уме? Никто не узнает, где могилка моя: нас сотрут в пыль и смешают со снегом.

—Ни ссы… Там инструктора и добрые люди.

Мне стало совсем дурно, но я покорилась судьбе. Как говорила ясновидящая Ирина, «не стоит сопротивляться необратимым последствиям».

Прямо с подъемника мы отправились в пункт проката, где нам подобрали лыжи согласно нашему росту и весу. Картинка была еще та! На нас были куртки из серебряной мембраны, которая переливалась в лучах солнца всеми цветами радуги, насыщенного синего цвета брюки, белоснежные шлемы с маской с затемненными линзами. Одним словом, полукосмонавты. Мне было не понять, как я, одетая в сто одежек, словно кочан капусты, в жестких ботинках, во всем этом буду переставлять ноги, да еще и на лыжах. Наперед хотелось плакать.

Далее нас ждал инструктаж. Получилось очень «веселое мероприятие».

 Инструктор знал русский язык, но не знал возможностей Ларискиного языка.

На его вопрос, есть ли у нас опыт катания, она гордо улыбнулась и произнесла:

«Yes!» Сказав «да», она одновременно изо всех сил принялась поворачивать голову вправо-влево.

Инструктор замешкался:

— No?

— Yes! —одарив инструктора очаровательной улыбкой и вновь отрицательно покачав головой, повторила Лариска.

В этот момент у меня всплыла в памяти композиция из трех обезьян: «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нем, то я защищен от него» или, по-русски «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».

Ларискино «Да» было злом, я решила абстрагироваться и молчать.

Впервые трех обезьян я увидела на столе Феликса. Я столь заинтересованно их рассматривала, что он отвлекся от нашего рабочего разговора и рассказал, что привез их из Китая,  каждая из трех обезьян имеет свое имя: не видит Мидзару, не слышит Кикадзару, не говорит Ивадзару. 

Сейчас я была Ивадзару.

Инструктор не стал останавливаться на очень важных моментах для нас, таких как основная стойка, падение и вставание, движения на плоскости, скольжение, торможение, но с удовольствием озвучил двенадцать правил опытных лыжников.

«Как далеко моя бабуля, она бы помолилась о своей бестолковой внучке», — с сожалением подумала я.

— Вперед, — голосом командира рявкнула подруга.

Мы находились на одной из горных вершин в Доломитовых Альпах с красивым названием Тофано. Невозможно остаться равнодушным к такой величественной красоте, на какой-то момент я даже забыла о страхе. Лыжники уверенно скользили по белоснежной извилистой трассе, по сторонам которой соседствовали заснеженные ели, морозный воздух искрился в лучах солнца, и я немного успокоилась.

Лариска наконец осознала содеянное своими же руками и выдала:

— Светелкина, мы с тобой девочки умные, давай постоим и посмотрим, что и как нужно делать.

— Ага, поджала свой трусливый хвост, — позлорадствовала я.

— Ах так! Догоняй!

 Лариска сделала шаг вперед и…

Я закрыла глаза от испуга, а когда открыла, ее уже не было.

«Поддерживай ее», — звучали в моей голове слова ясновидящей, и, выдохнув, я шагнула в неизвестность.

Я спускалась, стараясь хоть немного замедлить скорость лыж палками, но с уклоном трассы они все больше и больше мне не подчинялись. Орать было бесполезно, и я крутила своей пятой точкой как могла, чтобы удержать равновесие. Скользя по склону, всматривалась в спускающихся впереди лыжников и искала Ларискину куртку, безрезультатно.

Перед очередным поворотом вдруг почувствовала толчок в спину и, потеряв равновесие, заскользила в сторону, а потом лицом рухнула в сугроб сбоку. Было ощущение, что мои лыжи встали на «носочки» и задрали мои ляшки вверх. Кто-то подхватил меня крепкими руками, вытащил из сугроба и поставил на ноги.