Хаос (ЛП) - Файн Сара Ф.. Страница 20

— Человек. Но он здесь уже очень давно. Он и его рабы-люди делают всё оружие для стражей-Мазикинов, — он бросил на меня осторожный взгляд. — Это он сделал стальные когти Королевы. И если мы хотим отпереть цепи Малачи, нам нужно получить ключ от него.

Я поднялась на ноги.

— Звучит неплохо, — сказала я, развлекая себя мыслями о том, чтобы окунуть этого Кузнеца лицом в чан с расплавленным металлом.

— Он продает свои товары на рынке к западу от завода. Нам нужно будет выкрасть его главный ключ, но он очень хорошо защищён. На данный момент самое лучшее, что мы можем сделать, это провести разведку и посмотреть, каковы наши шансы проскользнуть в святая святых.

— С ним нельзя торговаться? — спросила я.

Такеши покачал головой.

— Он не наш друг.

— Подожди, — сказала Анна. — Ты сказал, что все люди-рабы. Но этот парень управляет заводом и продаёт вещи?

Что-то холодное мелькнуло в глазах Такеши.

— Он их союзник, поэтому у него есть особые привилегии, пока он им подчиняется. То же самое касается Кожевника в западной части города, который отвечает за одежду всего города. У Кожевника и Кузнеца есть опыт, который был полезен Мазикиным, да и те с радостью согласились сотрудничать с этими существами, — он поднялся с пола одним плавным движением. — Они такие же враги, как и Мазикины.

— Но ты никогда не пытался остановить их? — спросила я. Когда он снова покачал головой, я продолжила: — Но ты же сам говорил, что доставлял им неприятности.

— Просто привычка. Ничего больше.

— Значит, ты просто выводишь их из себя, — огрызнулась я. — И на что ты делаешь ставку, что они выместят часть этого на Малачи?

— Малачи и сам доставил им достаточно хлопот, Лила. Насколько я помню, у него это очень хорошо получалось.

— Но неприятности, которые он причинял, всегда были направлены на то, чтобы помочь людям, которых он должен был защищать.

— Я здесь Страж, Лила? Кому я должен служить?

— Я…

Тёмные глаза Такеши вспыхнули внезапной яростью.

— Так меня здесь называют. Стражем. Меня уже много лет не называли по имени, вплоть до вчерашнего дня, когда услышал его из уст Анны, — он наклонился ближе ко мне, от него исходило напряжение. — Я был оставлен Судьёй после ста сорока лет службы у неё, как раз тогда, когда меня должны были отпустить в Элизиум. В отличие от того, что она, очевидно, сделала для Малачи, наша всемогущая Судья никого не посылала сюда, чтобы спасти меня. В течение десяти лет я был одним человеком среди миллиона рабов и миллиона плотоядных врагов, не имея абсолютно никаких средств, чтобы избежать этого ада, включая смерть.

— Так… — начала Анна.

— Нет, — он поднял руку, прерывая её, и посмотрел прямо мне в лицо. — Прости меня, если я не пытался изображать героя, — сказал он тихим голосом. — И я прощаю тебя за то, что ты делаешь выводы, ничего не зная обо мне и о том, что я пережил за последние полтора столетия.

— Тогда скажи мне, что я должна знать, — сказала я, игнорируя предостерегающий взгляд Анны.

Такеши откинулся назад и задрал рубашку, обнажив толстый диагональный шрам на животе.

— Судья не первая из моих хозяев, кто предал меня.

Я уставилась на ужасный шрам.

— Это сделал с тобой твой хозяин?

Он разразился лающим смехом.

— Нет, Лила, это моих рук дело. Там, откуда я родом, самоубийство иногда было единственной почётной смертью — гораздо менее позорной, чем признание поражения. Но со мной всё было иначе, — он прикрыл шрам рубашкой. — Я был воином и хорошо служил своему хозяину. Вкладывая все, что у меня было, с самого детства. Когда он приказывал мне убивать, я убивал, и у меня это очень хорошо получалось. Возможно, даже слишком хорошо. Когда он послал меня помочь другому господину защитить его земли от разбойников, я так и сделал. Но вместо того, чтобы быть благодарным, этот господин отвернулся от моего хозяина.

— Я так понимаю, твой хозяин не был снисходителен.

Такеши провёл рукой по животу.

— Всё было гораздо хуже. Когда я увидел, что этот соперничающий господин пытается уничтожить моего господина, я послал сообщение и получил в ответ приказ об убийстве. Я убил этого господина — разбойника, что позволило моему хозяину захватить его земли, — он склонил голову. — Я думал, он будет польщён. Но мёртвый господин был очень любим своим народом, и они восстали против своего нового господина. Они жаждали крови.

Он посмотрел на меня.

— Меня вызвали к моему хозяину. Перед всеми своими людьми и подданными своего мёртвого соперника он спросил меня, почему я так поспешно и несправедливо казнил господина. У меня был выбор: предать своего хозяина, признавшись, что он приказал убить его, или взять вину на себя, — он сжал кулаки. — Я сделал то, что требовала моя честь, и надеялся на помилование.

— Но ты его не получил, — мягко сказала я.

Он легонько коснулся живота ладонью.

— Сеппуку — это ритуал. Как только ты делаешь разрез, твой кайшакунин — твой помощник — прекращает твои страдания, отрезав тебе голову. Это быстро, — его голос был приглушён, а глаза остекленели. — Мой учитель сказал мне, что он будет моим кайшакунином. И я помню, как подумал: «я готов умереть за этого человека. Быть жертвой, которая умиротворит его новый народ». Я думал, что он делает мне честь, оказывая эту услугу, что это его последнее признание того, что я хорошо служил ему. Поэтому я встал перед ним на колени, вонзил нож себе в живот и вот так разрезал себе внутренности.

Он провёл пальцем поперёк шрама, от нижней левой стороны живота вверх по животу направо.

Анна вздрогнула и убрала его руку от тела. Он понаблюдал, как переплетаются их пальцы.

— Как ты думаешь, Лила, он оказал мне честь? — прошептал Такеши. — Как ты думаешь, он отплатил мне за верность, прекратив мою боль?

Я скрестила руки на груди и покачала головой.

— Он стоял надо мной с мечом в руке. Но он не довёл дело до конца. Вместо того чтобы прекратить мою боль, он наблюдал, как я страдаю. И это причиняло такую же боль, как и рана, сознание того, что он бросает меня, что я всего лишь инструмент, который можно выбросить, когда задача выполнена. Он позволил мне умереть вот так, у его ног. Он даже произнёс: «Милость слишком хороша для тебя», громко, чтобы все слышали. Чтобы укрепить их преданность, он обрушил позор на мою голову. Я умер, зная, что ничего не стою для него.

Такеши указал на шрамы на своём лице, оставленные когтями вместо клинков.

— Когда я оказался в этом городе, у меня хватило глупости надеяться. Но время шло, а за мной никто не приходил, и я всё понял. Это случилось снова. Годы службы. Годы страданий. И всё же я ничего не стоил для хозяина, которому так верно служил.

Анна обняла Такеши за талию и положила голову ему на плечо. Её глаза были крепко зажмурены, казалось, она пытается не заплакать. Мои собственные глаза защипало, пока я наблюдала за их болью.

— Прости меня, Такеши.

Я понятия не имела, что ещё сказать.

— Спасибо, — пробормотал он.

Затем резко отвернулся и подошёл к своему костюму Мазикина, который был прислонён к стене с оскаленным и покрытым шрамами лицом. Впервые я подумала о том, что он должен был совершить, чтобы пройти через это. Его грациозная, элегантная внешность была просто ещё одной маскировкой, которая делала его ещё более опасным, потому что было легко забыть, что это был человек, который обучил Малачи и Анну убивать, и которые действительно хорошо справлялись с этим. Но когда придёт время, действительно ли он поможет нам завершить миссию? Осталось ли в нём что-то от того мужчины, каким он был, после всего что случилось?

Он засунул свою маскировку в сумку.

— Нам нужно идти, если мы хотим сделать это сегодня. Владения Кузнеца совсем недалеко. Может быть, в десяти кварталах отсюда, в районе заводов. И все ещё на площади. Они устраивают лотерею.

— Чтобы узнать, кто попадёт в мир живых, — и завладеет телом бездомного. Или кем-то из моих одноклассников. — Если мы убьём тела Мазикинов здесь, пока их духи находятся внутри людей там, это положит им конец навсегда?