Шумел Камыш (СИ) - Лучезар Ольга. Страница 47

– Кара, заканчивай эту конфронтацию. Что ты сейчас с пеной у рта отстаиваешь? Свой эгоизм?

– Эгоизм?! – выкрикиваю, обходя диван. – Эгоизм… – повторяю в задумчивости. – Скажи… – тело цепенеет, и я так и не дохожу до мужчины. – Помнишь, ты признался мне в любви?.. Ну, тогда… в моём доме. Это было взаправду?

– Твою ж мать, Каррра! – заорал он, всплеснув руками. – Да какая, к чертям собачьим, разница! Есть – здесь и сейчас. Ты и я. Я тебя люблю. Ты меня любишь. Зачем вспоминать прошлое? Оно у всех есть! У меня! У тебя!

– Ответь, – тихо прошу его.

Он молчит, а мне становится невыносимо одиноко.

– Ты не готова сейчас слушать и слышать.

– Ясно. – Я на негнущихся ногах прохожу мимо полковника и устремляюсь к лестнице. Поднявшись на второй этаж, вхожу в спальню и с твёрдой решимостью вытаскиваю чемодан на середину комнаты.

Ноги моей здесь больше не будет. Ни моей. Ни моих детей.

Нараспашку раскрываю платяной шкаф, и трясущимися руками принимаюсь выбрасывать оттуда вещи первой необходимости.

– Учти, если ты выйдешь за порог этого дома. То обратной дороги не будет. Я этого не прощаю, – в мужском голосе звучит арктический холод.

Я медленно поворачиваюсь и чуть слышно выдаю единственное, что в это мгновение крутится в моей голове:

– Значит, так тому и быть, – каждое слово больно царапает моё горло.

Резко отвернувшись, я опять механически выполняю привычные действия, собирая чемодан. Лицо пылает огнём, глаза щиплет от сдерживаемых слёз, но я держусь, точно зная, что сзади уже никого нет.

Несколько секунд, и внизу негромко щёлкает входная дверь.

Ушёл…

Руки вмиг слабеют, брюки выскальзывают из пальцев, и я вместе с ними беспомощно опускаюсь на пол.

Глава 31

Камыш

Падать с небес на землю – сомнительное удовольствие. Но мне не привыкать. Случалось. Терять контроль над самим собой. Над своей судьбой. Чувствовать, будто под ногами дрожит канат...

Правда, на подлёте мне всегда удавалось сгруппироваться, чтобы не разбиться вдребезги.

Грохнуться и пробить плоть – ерунда. Главное, чтоб душа цела осталась.

А дальше… Дальше незримый бой. С собой. С собственным бессилием.

В одиночку.

Никому нет дела. Глаза каждого обращены лишь в свою сторону.

И даже тех, кого дороже нет на этом белом свете…

Разгорячившись, я уходил всё дальше и дальше от дома. А когда опомнился, глянул по сторонам и осознал, что незаметно для себя углубился в чащу, окружающую посёлок.

Похлопав по карманам и не обнаружив сигарет, я зло выдохнул и отправился обратно, следуя по узкой тропинке, которая через некоторое время вывела меня из леса точно к окраине посёлка.

Она. Не. Уйдёт, – твёрдо произнёс я, но ноги сами прибавили шаг, и спустя несколько минут впереди показался конёк соседской крыши.

В доме было тихо, как в гробу. В прихожей парил едва уловимый аромат духов Кары. Тонкий, нежный, с цветочным привкусом. На обувнице недоставало красных босоножек, а на крючке – маленькой женской сумочки на длинном ремешке.

Ушла…

Крепко сцепив зубы, я, не разуваясь, поднялся на второй этаж – в нашу спальню, где за время моего отсутствия почти ничего не изменилось: тот же раскрытый чемодан по центру с той же небрежно набросанной кучей вещей внутри. Рядом, возле кровати примят длинный ворс коврика.

Уперев руки в бока, я осмотрел комнату – всё на своих местах.

Нет. Не всё…

Опустил голову и, прикрыв веки, шумно задышал…

Твою ж мать…

Для чего мне эта тишина?.. В которой нет воздуха… Нет той, которая смогла вытравить из моей памяти всех других женщин. Их имена, серые однообразные лица, глухие голоса. Кара уничтожила всех.

А я не сумел…

Её страх продолжал вершить своё чёрное дело. Сковывая сознание, он забирал силы и не давал девочке двигаться вперёд. Постоянно напоминал о подорванном когда-то доверии, питая её сомнения. Сомнения... Именно они заставляли её сопротивляться… Уверен.

И Кара подчинялась…

Не разрешала любить… Себе. Себя. Без оглядки на прошлое. И тем самым лишалась счастливого будущего.

Нет, не только она. Мы вместе его упускали.

Оказавшись в кабинете, я вытянул из кармана телефон и, падая в кресло, уронил его на столешницу экраном вниз. Рванул на себя второй ящик стола, отыскал пачку сигарет и, стащив с подоконника тяжёлую стальную пепельницу с зажигалкой, закурил, пытаясь подавить тревожное волнение.

3:15

Когда за окном стало стремительно светать, я вздрогнул от внезапного звонка мобильного.

– Камышин, – громыхнул я, краем глаза выхватив на дисплее неизвестный номер.

– Крёстный, привет!

– Дёнь, что-то срочное?

– Боюсь, что да, – сказал он.

– Выкладывай, – потребовал.

– Так... – вдруг растерялся крестник, – по порядку, – вздохнул, явно подбирая слова. – Начну с того, что Радонежский Вячеслав Алексеевич тебе не сын. Вероятность отцовства – ноль процентов. – Пепел с сигареты упал мимо пепельницы ровно на кожаный коврик на столе, а Дёня между тем продолжил: – Скажу больше, он даже не отец тех детей, чьи образцы волос ты мне передал.

– Этого быть не может, Дёнь, – нахмурился я.

– Против результатов не попрёшь. Здесь ошибки быть не может.

– Они точно ту могилу вскрыли?

– Ту самую, крёстный, – он странно усмехнулся. – Но не торопись с выводами: это ещё не всё. Вероятность того, что эти дети – твои внуки – более девяноста процентов.

– Дёнь… – я с силой потёр ладонью область сердца, постепенно переваривая полученную информацию.

– И знаешь, что я думаю?..

– В могиле – не Радонежский, – проговорили одновременно, и я с рыком добавил: – Перезвоню!

Оборвав разговор, раздавил окурок о пепельницу и живо набрал Кару.

«Абонент не отвечает или временно недоступен»…

– Твою ж… – нутро враз окатило ледяным пламенем.

Я практически ощутил, как замедляется время. А вместе с тем, словно в противовес, привычно ускоряются мысли, обостряя восприятие произошедшего. Стимулируя буквально все органы чувств.

Мгновенно определив приоритетность и последовательность действий, я сделал несколько звонков и задействовал все возможные ресурсы в поисках Кары, задавая своим ребятам вектор движения.

И только после этого перезвонил крестнику.

– Дёнь, сворачивай всё.

– В смысле? Но…

– Так нужно. Не спорь.

– Крёстный! – воскликнул Дёня и выругался. – Давай попробуем узнать кто этот человек!

– Ты с ума сошёл! – взревел я. – Это запрещено! Хочешь лишиться всего, чего добился?!

– А как же это… «наточить топор» и всё такое…

– Время «точить топор» вышло. Труп вернуть на место. Могилу закопать. Документы все уничтожить. На всё про всё три часа! Выполняй!

Хотел уже отключиться, как вдруг услышал:

– Крёстный, подожди. – Я вновь приблизил телефон к уху. – Для сведения: Юрьев всё ещё под следствием, но до меня дошли слухи, что на него вешают какие-то дела с сомнительными захоронениями…

– Понял, – сухо ответил я и, разорвав связь, кинул мобильный на столешницу. Он тут же загудел, оповещая о входящем сообщении.

Сергей:

«Селивёрстова Злата Руслановна

тел. (XXX) XXX XX-XX

Карины у неё нет. И даже не звонила»

Я нервно сглотнул, оттягивая удушающий воротник рубашки. Опять закурил, включая мозг на полную мощность и заставляя его искать ответы.

Вперив взгляд в дверное полотно напротив, я снова и снова прокручивал в голове события двухлетней давности и рассказ Соловьёвой – подруги Карины в попытке пройти по возможному сценарию инсценировки смерти Радонежского.

Тиран и жертва...

Жертва и тиран…

Что, если они поменялись местами?

Не имея достоверной информации о планах Кары, Радонежский никак не мог это почувствовать.

– Почему нет? – с силой выпуская дым в потолок, подвергнул сомнению свои мысли.