И одной любви достаточно (СИ) - Цветков Иван. Страница 49
— Нет-нет-нет, Вань, это здорово! Это неожиданно, но очень классно. К тому же это подтвердило мою теорию.
— Теорию о чём?
— О том, что ты всегда был добрым и сострадательным.
— Ой не всегда, ой не всегда.
— И опять ты оставляешь меня в недоумении. Можешь рассказать наконец?
— Не сейчас. Но обещаю, что очень скоро. Может сегодня, может на этой неделе. Не знаю. Но обещаю, что всё тебе расскажу. Если тебе действительно интересно моё прошлое.
— Конечно интересно! Спрашиваешь ещё.
— Хорошо, тогда и твоих парней обсудим. Договорились?
— Принято, — сказала Маша и мы пошли в дом.
— Так, стоять. Сначала мыть руки, — скомандовал я, и увлёк Машу за собой к умывальнику.
Начав мыть руки, я увидел на умывальнике муравья. Он ползал туда-сюда по оцинкованному литровому баку, не зная куда деться. Что он здесь делает? Зачем сюда забрался? Хм, видимо где-то неподалёку есть муравейник, а он оттуда отбился. Ну, судьбе отбившегося от «семьи» муравья не позавидуешь. Только я об этом подумал, как муравей не соскочил, нет, а натурально оттолкнулся от умывальника и полетел вниз в раковину, а с неё в смыв и дальше по трубе. Что это было? Самоубийство? Почему он бросился в слив?
— Вань, ты чего завис? — спросила меня Маша.
— Маш, а ты не знаешь, почему Настя бросилась с моста?
— Что? Да уж, сегодня ты меня точно удивляешь. Если честно, то смутно. У неё же там были проблемы и с парнем, и на учёбе, и в семье. Всё накопилось. Ты ведь не хуже меня знаешь.
— Это да, но что движет людьми в этот момент? Почему они выбирают именно такое решение проблемы? На самом деле трудный вопрос, хотя и кажется простым. Наверное, на него нельзя ответить точно, не очутившись на месте самоубийцы.
— Да, наверное, ты прав. Но лучше не стоит оказываться на их месте. А что вдруг ты спросил?
— Да тут муравей решил покончить с собой.
— Что?
— Ну, он взял и спрыгнул с умывальника прям вниз.
— Воу. Хорошо. Я поняла. Эм, давай уже в дом. Я обедать хочу.
— Да, конечно. Я тоже проголодался, — сказал я и уступил место за умывальником Маше.
— Мф, пап, — сказал я, уминая вкуснейший шашлык, — да и мам, мы бы хотели с Машей остаться тут на неделю.
— Что? Остаться здесь без нас? — спросила мама.
— Ну да. Вдвоём.
— Точно, а ещё мы бы могли покрасить дом, — сказала Маша.
— Покрасить дом? Я вроде собирался во время отпуска, — сказал папа.
— Пап, ну смотри, ты хотел ещё забором заняться в отпуске, так что можешь не успеть. Краска, кисти, валики ведь здесь есть?
— Да, я в принципе всё приготовил. Но вряд ли получится.
— Почему?
— Я следующую субботу работаю. До утра воскресенья. А значит мы с мамой приедем к вам только в воскресенье днём, чуть-чуть посидим и поедем.
— Ну, — сказал я и мы с Машей переглянулись. Она одарила меня миловидной улыбкой и кивнула в знак согласия наших мыслей, — тогда не на одну неделю, а на две останемся. В воскресенье вы нам продуктов привезёте и всё нормально. За две недели мы точно успеем покрасить, а потом я помогу тебе с баней. Хорошо?
— Покраска дома ведь лишь предлог для того, что остаться наедине? — спросил папа.
— Конечно, чего уж тут греха таить.
— Что скажешь? — спросил папа, обращаясь к маме.
— Ну, насильно мы их вряд ли в город загоним, да и пусть побудут на свежем воздухе. Да и чего им в городе делать. Пускай отдыхают. Но чтобы за две недели дом выкрасили! — сказала мама и шуточно погрозила нам пальцем. — А-то знаю я вас, молодых. И ещё поливать надо будет.
— Ура! — воскликнула Маша.
— Спасибо, мам, — сказал я.
— Ну ладно, давайте кушайте, а то за разговором поди всё остыло.
Весь следующий день мы с Машей только и ждали, когда останемся одни. После обеда родители стали собираться к отъезду.
— Ладно, мы поехали. Вы тут это, ничего не спалите, работайте в меру, отдыхайте, что самое важное, с умом, — сказала мама.
— Мам, говоришь так, будто мы не через неделю увидимся, а через полгода.
— И то верно, — сказал папа. — Всё, надо ехать. Еда у вас есть, если что сготовите сами что-нибудь. Ну и как сказала мама, отдыхайте с умом. Ты Ваня за главного. Всё, поехали. Закрывай ворота за нами.
— Ну что, теперь всю неделю только ты и я? — сказала Маша, когда мы помахали родителям на прощание.
— Именно так. Только мы. Ну и ещё наша кошка Нюся, — сказал я, и Маша улыбнулась своей фирменной, яркой как тысяча лампочек улыбкой, и обняла меня сзади.
— Здесь здорово, — сказала она мне на ушко.
— Будет ещё лучше, — повернув голову, ответил я Маше и поцеловал её.
И вот так, словно на крыльях незримого ветра мы вошли в новый день. Пора было приниматься за самую приятную работу в мире.
— А в какой цвет будем красить дом? — спросила Маша после завтрака.
— Там не понятно какой. Ну, то есть для меня непонятный. То ли жёлтый, то ли охра, то ли оранжевый. Начнём красить и поймём. Ты чем будешь красить, валиком или кистью?
— Кистью. А краска только такая?
— Да. Ну и ещё есть белая эмаль. А что?
— Да я просто подумала, что мои навыки можно применить и здесь.
— Маш, малярство очень далеко от рисования, — смеясь сказал я.
— Хорошо. Но как мы закончим основную покраску, я нарисую ромашки.
— Хорошо, художник, держи кисть и вперёд. Я пойду музыку включу, чтобы не было скучно.
— А разве нам будет скучно?
— Ну, покраска больших площадей — занятие весьма муторное и утомительное. А, у тебя акцент был на слове «нам»? Извини, не понял. Но с музыкой будет всё же повеселее.
— Какую музыку?
— А какую тебе хочется?
— Я бы послушала что-нибудь бодрое, ритмичное и танцевальное.
— Отлично, заказ принят. У меня есть подходящий плейлист для этого. Я сейчас магнитофон вытащу и включу. Можешь пока начинать красить, — сказал я и пошёл подключать музыку. Вернулся я к Маше и умилился. Она не красила, а рисовала. Она держала кисть лишь тремя тоненькими пальчиками, аккуратно обводя обналичники окон. Получалось очень изящно и весьма потешно, учитывая то, что нам нужно покрасить весь дом. Закончив с обналичниками, Маша перешла непосредственно к обширной площади дома. Пока она опускала кисть в банку с краской, я гадал, сейчас она будет красить или опять рисовать? Когда же Маша начала вновь точно выверенными, грациозными движениями «красить», я не смог сдержать смех.
— Что? Что тут смешного? — возмутилась Маша. — Мне кажется мы тут и за две недели не справимся. У меня уже рука начинает болеть. Давай помогай.
— Мань, ты же не на рисовании, — сказал я, подойдя к ней. Я встал сзади и взял руку девушки, — вот, смотри. Не тремя пальчиками, а всей кистью держишь. И движения сильные, размашистые.
— Ух, да так же неинтересно. Пропадает всякий интерес. Ты же просто водишь кистью туда-сюда и всё!
— Поэтому я и включил музыку. И давай ты лучше валиком поработаешь.
— Да подожди, я поняла, как надо.
— Маш, дело не в том, поняла ты или нет, просто так у тебя рука быстрее устанет. Валиком просто проще. Да и я забыл тебе сказать, что кистью лучше пройти только места стыка досок. Этакие ложбины. А плоскую поверхность лучше пройти валиком. Ну что, согласна?
— Согласна, — сказала Маша и работа пошла. — Не знала, что ты ещё и «рукастый».
— Да брось, я почти ничего не умею. Просто меня каждый год просят что-то покрасить. А, да, всё, что покрашено на участке — моя работа.
— И дом?
— И дом. Но дом вместе с папой. А так всё сам.
Работа кипела. У Маши проснулся тот неукротимый энтузиазм, который в своё время меня поразил. И влюбил, скорее всего. Так что Маша решила покрасить дом во что бы то ни стало до приезда родителей. К середине июля погода разгулялась, так что Маша переоделась в купальник, тогда как я сбросил футболку. И вот в таком виде мы буквально летали вокруг дома. А иногда и действительно летали. В один из дней, я услышал чириканье на одной из пихт около дома. Недолго думая я установил лестницу-стремянку и полез на верх.