И одной любви достаточно (СИ) - Цветков Иван. Страница 82

— Я ведь не забыл вас. Не мог просто так взять и вычеркнуть из памяти мою главную ошибку. Поэтому да, я следил за вашей жизнью. И очень рад, что у вас всех складывается жизнь удачно.

— Теперь видимо очередь Миши? — спросил Серёжа после моей паузы.

— Да, видимо. Просто… Очень трудно собраться с мыслями. Миша… Боже. Миша, ты спас меня, вытащил меня из петли, а я… Я сказал, что…

— Вань, всё нормально. Мы понимаем, — сказал Костя, увидев, что я уже на грани того, чтобы не зарыдать.

— Пусть продолжает, — сказал Миша, пристально глядя на меня.

— Да, я должен. Нужно, — сказал я и попытался успокоиться, сделав три вдоха. — Я сказал тебе, что ты не давал мне жить, так теперь не дал мне и сдохнуть. Я сказал, что ненавижу тебя. И в отличие от всего, что я наговорил парням, это было правдой. Я действительно ненавидел тебя. Мне казалось, что ты сломал мне жизнь. Мне казалось, что вместо небытия ты вернул в этот мир, который хочет пытать меня. Вернул в мир, в котором я психически неуравновешенный. В мир, в котором мне будет крайне трудно найти себе место. В мир, в котором она покончила с собой. Мне казалось, что если бы не ты, то мы встретились бы там, на том свете. Если он есть, конечно. А если он есть, то мы жили бы вместе всегда. Но ты вернул меня в мир, где я жив, а она — нет. Я проклинал тебя. Но, наверное, только сейчас я понял, как обязан тебе. Ты спас меня. Спасибо тебе, Миша. Спасибо. Я никогда не смогу отплатить тебе той же монетой. Я навечно твой должник. И прости меня. Простите все, если сможете. Я понимаю, это трудно. И я пойму, если вы сейчас встанете, плюнете в меня и уйдёте.

— Ты позвал нас сюда только для того, чтобы извиниться? — холодно спросил Миша.

— Нет. Не только. Я бы хотел возродить нашу дружбу. Если это возможно, — сказал я, опустив голову.

— Я думаю, нам стоит это обговорить. Не мог бы ты пока спустится вниз и купить скажем два литра лимонада или кваса? — мгновенно, не давая никому и возможности что-то проговорить, сказал Серёжа.

— Да, хорошо, — сказал я и ушёл.

О чём они сейчас говорят? Не знаю, но мне кажется о том, как бы деликатнее меня послать. Или может они уже ушли. Я приду, а их нет. А в социальных сетях я окажусь в бане. Может и такое быть. Во всяком случае, это будет коллективное решение. Так что вариантов у меня не очень много. Пан или пропал. Примерно так. И мне останется лишь принять их решение. Я сейчас ничего не решаю. Только жду их вердикта. А, ну да, ещё я выбираю лимонад, точно. Так что вот где я должен сделать выбор. Боже, пускай они не уйдут. Пускай они хотя бы примут мои извинения. Мне будет трудно начать новую жизнь, если останусь непрощённым изгоем в глазах моих бывших лучших друзей. Они всегда были рядом, а я не ценил. Помню второе сентября в первом классе. Прогулка на улице. Все смеялись, веселились, толпились около классного руководителя. Все, кроме двух «изгоев». Меня и ещё одного парня. Я долго стоял и мирно бродил один, но в какой-то момент мне это надоело, и я подошёл к этому парню.

— Привет. Тебя как зовут? — спросил я.

— Миша. А тебя?

— Ваня. Слушай, а давай поиграем в «Рейнджеров»?

— Это как?

— Ну, ты смотрел «Рейнджеров»?

— Да.

— Ну так вот, я допустим красный рейнджер, а ты синий или чёрный. И мы будем сражаться со злодеями.

— А кто будет злодеем?

— Да можно просто представить злодея. Мы же понарошку. Будем бить как бы злодея. А может кто-то играть злодея. Ну что, будешь?

— Ну, давай попробуем.

Так и завязалась наша дружба. Спустя пару месяцев у Миши был день рождения. Я оказался единственным, кого он позвал. Первый школьный друг. Ближе к концу первого класса «Рейнджеры» переросли в игру «Человек-паук и все, все, все». Суть та же. Но мы не были ограничены рамками. Мы примиряли на себя роль любого персонажа. Комиксы, игры, фильмы — мы брали вдохновение из всех возможных источников. Тогда же мы с Мишей подружились с Серёжей и Костей. Вернее, даже я подружился. С Серёжей из-за увлечения комиксами, а с Костей из-за того, что вступился за него перед возможной дракой. Так мы и стали дружить. Фантастическая четвёрка, не иначе. Хотя в нашем случае мы именовали себя черепашками — ниндзя. Костя, всегда весёлый, шутник, был Микеланджело. Миша, самый умный из нас и скромный подходил идеально на роль Донателло. Я же тогда был весьма вспыльчивым и часто лез в драки, так что примерил на себя красную повязку Рафаэля. Серёже досталась роль Леонардо. Но она ему подходила. Пожалуй, он действительно больше всех нас был одарён лидерскими качествами. Так мы и дружили четвёркой долгие годы. Даже придумали «Братство брутство». По принципу братства, тот, кто выбился из общего числа, нарекался брутом. Например, все получили за контрольную 4, а я 5. Я оказывался брутом. Разумеется, это не несло никакого осуждающего эффекта. Просто это был ещё один способ привнести интерес в нашу жизнь. Так что все хотели стать положительным брутом, значит преуспеть, переплюнуть всех остальных. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы установили закон конкуренции. Детской, но всё же конкуренции. Разумеется, каждый из нас стремился быть лучше другого. Да, обычная конкуренция в мужском коллективе, а ведь кто-то недалёкий помню говорил, что это «самоутверждение за счёт друзей». Мда, кто-то явно не разбирается в жизни. И ладно, найдите мне хоть одного человека, разбирающегося в жизни, но вот зачем совать нос? И зачем-то вывешивать ярлыки? Странные, неразумные люди. Мы взрослели, перестали играть в вымышленных героев и злодеев, вслед за парнями я пошёл в физ-мат класс, хотя душа к математике не лежала. Но тогда у меня всё получалось. Но с углублённой математикой я не справился, и через три года перевёлся в параллельный, хим-био класс. Там-то я сразу подружился с Владом. Жуткий болтун. А ещё нытик. Но ныл он только мне. Да и к тому времени я стал всё сильнее замыкаться в себе, так что вышло так, что мы ныли друг другу. Способствовало этому и то, что мы жили рядом, а значит после школы шли вместе. И часто именно по дороге домой я делился своими тёмными мыслями. О том, что хочу умереть героически. О том, что хочу развязать третью мировую, чтобы меня запомнили. Да, сейчас я понимаю, что это всё были отзвуки низкой самооценки. Я хотел славы и бессмертия. И в этом нет ничего плохого. Но я мотивировал всё это тем, что зло запоминается лучше. Эта мысль и заниженная самооценка привели меня к нацизму и ницшеанской идеи сверхчеловека. Ничего хорошего из этого не вышло. Только разочарование в своих силах.

Через меня Влад подружился и с парнями. Стали ли мы пятёркой? Не знаю, но эти четверо — мои лучшие друзья. Во всяком случае были. Что же сейчас? Понятия не имею, и лучше об этом думать. Я уже купил лимонад и поднимался наверх. Что сейчас будет? Фух, они на месте, никуда не ушли. Это уже хорошо.

— Ну что, вы всё обговорили? — спросил я неуверенным тоном.

— Да, можно и так сказать, — сказал Миша. — Вань, мы тебя прощаем. Все. Мы понимаем, что тебе было тяжело, и что ты наговорил нам это не со зла, более того, ты не верил в то, что говорил. Что же до дружбы…

— У нас есть к тебе одно условие, — сказал Серёжа.

— К-какое?

— Давай без подобных выкрутасов, — сказал Костя.

— Да, мы имеем в виду, что давай без попыток самоубийства, хорошо? — спросил Влад.

— Да, да, конечно. Я это, ни-ни теперь. Так получается, что мы теперь…

— Да подожди ты, не гони коней, — сказал серьёзно Миша. — Ты сказал, что навечно мой должник. Так вот, у меня есть просьба, которую ты будешь исполнять вечно, чтобы отплатить долг.

— Эм, и что это за просьба?

— Рассказывать о том, что происходит в твоей жизни, — сказал улыбаясь Миша, — потому что я прекрасно помню, как ты говорил, что всё нормально. Однако потом я нахожу твой предсмертный трактат, а потом и вовсе из петли вытаскиваю. Так что для нас, для меня, забудь ответ «нормально» на вопрос «как дела?». Идет?

— Конечно. Но, подождите, мы что, теперь снова… Друзья?