Кровь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон. Страница 31

- Терций, - тихо проговорил Макрон, - иди и найди трибуна. Расскажи ему, что случилось. Он уже должен быть с обозом, недалеко от реки. Побыстрее.

- Да, господин. - Опцион повернулся и выбежал через сторожку.

Радамист сошел с помоста и непринужденно направился к Макрону, затем остановился у груды трупов, чтобы очистить свой клинок об одежду одной из жертв, после чего убрал меч в ножны. Он встал перед Макроном и сложил руки на груди.

- Центурион Макрон, я чувствую, что ты не одобряешь мои действия.

Макрон смотрел в ответ, изо всех сил стараясь скрыть свое отвращение к человеку, который ради спортивного интереса убивает беззащитных пленников. Его голос напрягся, когда он ответил на греческом: - Эти люди – пленники Рима. Вы не имеете права убивать их. Тем более что мой командир дал слово, что они останутся живы.

- Они наши враги. Твои и мои. Мы находимся в состоянии войны с ними. Наш долг – убивать их, пока война не закончится. Вам, римлянам, нельзя нарушать свой долг, поэтому я делаю это за вас. Так мы не будем тратить ни времени, ни еды, ни воды на этих парфянских отбросов. И нам не придется выделять наших людей на их охрану. А теперь выведи своих людей из форта и дай мне закончить работу.

- Работу? - Макрон изогнул брови. - Так вот как вы это называете? Я могу придумать более подходящее слово для этого.

- В самом деле? И что же это будет?

Макрон заставил себя не отвечать, беспокоясь о том, чтобы ситуация не привела к ссоре между двумя сторонами, которая уничтожит всякую надежду на успех более широкой миссии. Радамист внимательно наблюдал за его обеспокоенным выражением лица и улыбнулся.

- Ну же, центурион, конечно, друзья не должны так разговаривать друг с другом? Я предлагаю тебе вывести своих людей из форта и подождать снаружи, если вид крови тебя смущает.

- Мы уйдем, как только вы отдадите пленных.

Иберийский царевич сделал шаг ближе, так что стал возвышаться над Макроном.

- Ты будешь обращаться ко мне по моему титулу. Я упустил это из виду ради нашего союза. Больше я этого делать не буду. Ты понял?

- Да, - Макрон горько сглотнул. - Ваше Величество.

- Так-то лучше. Теперь выведи своих людей наружу.

Макрон покачал головой.

- Не сейчас, пока эти пленники живы, Ваше Величество. Они пойдут с нами. Я настаиваю на этом.

- Понятно. - Радамист кивнул и отступил на несколько шагов. - Хорошо, в любом случае я уже устал убивать этих собак. Мне больше не нужны головы.

Макрон облегченно вздохнул и тут же почувствовал, как напряжение в его мышцах ослабло.

Он склонил голову перед иберийским царевичем, пока тот не повернулся и не направился к своим людям, стоявшим наготове с оружием. Макрон увидел, как он махнул рукой в сторону парфян и спокойным, непринужденным тоном отдал несколько распоряжений. Иберийские лучники тут же повернулись к пленникам и выпустили стрелы в плотную толпу.

Они стреляли быстро, пуская стрелу за стрелой, и расстояние было слишком близким, чтобы промахнуться. Парфяне жалобно закричали и сжались от шквала смертоносных стрел, но укрыться было негде, и крики быстро стихли, когда тела падали друг на друга, пока не появились свежие кучи трупов и судорожные движения раненых, сопровождаемые их мучительными стонами.

Все это происходило на глазах Макрона и его людей, прежде чем он успел подумать, чтобы что-то предпринять. Потом было уже слишком поздно. Как только последний из пленников упал, лучники приблизились и выхватили свои кинжалы, чтобы перерезать горло тем, кто еще оставался в живых, и Макрон не успел спасти ни одного.

Радамист сделал глоток из своего бурдюка, осматривая место казни, а затем обратился к Макрону.

- Как я уже сказал, центурион, я больше не взял ни одной головы. - Он рассмеялся. - Видишь, я тоже человек слова.

*************

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

- Говорю тебе, Катон, он, похоже, получал удовольствие от убийств. Просто стоял там и убивал пленных. У этого иберийского парня не все в порядке с головой. О, конечно, он храбрец. Идет впереди и все такое, но он опасен. Он жаждет крови, и горе тому, кто перейдет ему дорогу. - Макрон покачал головой. - На мгновение, там, в форте, я был уверен, что он может даже выступить против меня и моих парней.

- Тогда хорошо, что ты не стал провоцировать его, - резко ответил Катон, прикрывая глаза и вглядываясь вдаль. Примерно в полутора километрах от них он мог различить небольшие группы всадников, прикрывавших продвижение его колонны. Справа от него возвышалась гряда холмов, с которых открывался вид на узкую полосу ровной земли по обе стороны от притока Евфрата, который местные жители, по словам Нарсеса, называли Мурад-Су. По обоим берегам пахотные земли, фермы и поселения усеивали весь близлежащий ландшафт. Радамист и его всадники позаботились о том, чтобы взбираться на все доминирующие над местностью возвышения на пути следования, чтобы исключить любую возможность преждевременного обнаружения своего продвижения.

Прошло два дня с тех пор, как они взяли форт, охранявший переправу, и тревожное настроение поселилось в колонне, когда они вступили на территорию Армении. Преторианцы и ауксилларии держались отдельно от иберов. До расправы над пленными между союзниками были достаточно дружеские отношения, они обменивались пайками и безделушками, с юмором пытались выучить языки друг друга. Теперь они маршировали порознь, ели порознь, а по ночам в лагере не пытались смешаться.

Радамист не казался обеспокоенным напряжением, когда Катон каждый вечер обсуждал с ним продвижение на следующий день. Каждый вечер иберийский царевич проводил в своем удобном шатре, пил и пировал в кругу знати. Когда выпивка заканчивалась, Радамист удалялся в свой спальный шатер вместе с одной из женщин из его свиты. «Нет так,- размышлял Катон, - поступал бы он сам, будучи царем, вернувшимся, чтобы занять свой трон. Гораздо лучше было бы завоевать сердца людей, а не вести себя как обычный бандит, грабя их скудные запасы еды и вина и издеваясь над их женами и дочерьми».

- Спровоцировать его?- повторил Макрон. - Я ничего такого не делал. Этот ублюдок набросился на моих людей и разоружил их, а потом начал отрубать головы пленным. Пленникам, добавлю, за которых можно было бы выручить неплохую цену на невольничьих рынках. Я бы сказал, что он сделал больше для того, чтобы спровоцировать меня.

- И ты поступил правильно, сохраняя холодную голову.

- Я должен был положить этому конец, - продолжал Макрон кислым тоном.

Катон оперся на луку седла, наполовину повернувшись к своему другу.

- И что бы тогда произошло? Что бы ты мог сделать по-другому, что не закончилось бы дракой между тобой и его людьми?

- Мы бы справились с ними.

- Возможно. Но какой ценой? Ты бы потерял большую часть своей центурии, а Рим потерял бы шанс посадить нашего человека на армянский трон. Нам пришлось бы оставить Армению парфянам. Положи все это на весы против небольшой потери лица, и я думаю, ты можешь догадаться, как император и его советники могли бы посмотреть на вещи. Даже если бы ты выжил в бою в форте, я сомневаюсь, что Нерон позволил бы тебе прожить еще один день, узнав о случившемся.

Макрон задумался и почесал голову. - Наверное, ты прав.

- Кроме того, - сказал Катон, - я бы потерял хорошего друга.

Они коротко рассмеялись, и Катон был рад, что разбавил мрачное настроение своего собеседника. Он чувствовал, как бремя командования все сильнее давит на него, чем дальше они продвигались за границу Империи. Хотя Армения номинально была союзником Рима, ее жители имели гораздо более тесные кровные связи с парфянами. Враждебный настрой местных жителей и властное поведение Радамиста и его последователей подтачивали уверенность Катона в том, что он сможет успешно завершить эту миссию. В любом случае, это был просчитанный риск. Корбулон поставил на то, что сможет перехватить инициативу у врага быстрым ударом в Армении. И он послал Катона с достаточным количеством людей, чтобы оправдать риск, но не настолько много, чтобы командующий не мог позволить себе потерять их. Теперь уже не имело значения, был ли это просчитанный риск или простая авантюра, заключил Катон. Они были обязаны выполнить задачу. Это означало, что их судьба была связана с судьбой Радамиста. Что бы Катон или Макрон ни говорили о ненадежности или жестокости своего союзника, они должны были сделать так, чтобы он добрался до Артаксаты живым и одержал победу над своим парфянским соперником. Армения была призом, напомнил он себе. Его начальство считало это царство стратегически важным для влияния Рима на востоке. И это было все, что имело значение.