Танец с Тенью (СИ) - Кроноцкая Нани. Страница 46

— Это просто май, Ветерок. В мае все отчего-то хотят любви, — он усмехнулся, пряча взгляд, — большой и… не обязательно чистой.

— Да. Меня саму… куда-то ведет. Скажи мне, а что тебе снится?

Он вдруг закрылся. Отвернулся, смотря на море. Возникло вдруг ощущение щемящей неловкости.

— Лер, прости. Я не лезу. Ты молодой мужчина, гормоны, все такое. Я понимаю, — она окончательно смутилась, словно неловко зашла в чужую спальню в самый неподходящий момент.

Но самое неприятное — это вдруг уколовшее ее доселе неизвестное чувство. Досада? Ревность? Болезненно и неприятно. Словно маленькое, но предательство.

Лер резко обернулся, внимательно посмотрел на стремительно краснеющую Ди и одним движением крупного хищного тела вдруг оказался рядом. Близко, очень близко, нависнув над ней всей своей горячей мускулистой массой. Пахнуло лесом, он всегда пах лесом. Сосновым, солнечным, с мхами и ветром в вершинах вековых деревьев.

— Что. Ты. Понимаешь? — Он вдруг осип, твердо впечатывая в ее сознание слова, произнесенные почти шепотом.

— Ну… Тебя. Наверное? — Ди вжалась в кожаное кресло, словно пытаясь спрятаться.

Очарование милого дружеского вечера вдруг разом улетучилось.

— Ветерок. Посмотри на меня.

Она несмело послушалась, встретившись с его глазами. Его взгляд — как костер в лесу: яркое пламя в кругу изумрудной зелени. Утонула в нем. Разом, с головой. Увидела там то, что сейчас видеть ей совсем не стоило.

— Лель! — успела прошептать, когда почувствовала огонь ладоней его рук на своей спине. Взлетела навстречу, закрыла глаза и погибла.

Все было как тогда. В кабинете у Ипполита. Нежные прикосновения шершавых пальцев на щеке.

Еще касание губами — ниже, к подбородку. Лишь краешек губ. Дорожка из легких прикосновений. Пальцы остановились на подбородке. Его дыхание становится все тяжелее. Снова касание губами, нос к носу. Слегка потерся своим выдающимся горбатым носом о ее щеку.

Держит рукой подбородок. А Венди забыла, что нужно дышать. И думать забыла, лишь в мыслях пульсировал зов: «Лель, Лель, Гуло!».

Горячие, сухие, обветренные губы осторожно, будто боясь спугнуть, нашли ее рот.

Касание, словно стук в дверь. Можно? Ее мир неотвратимо и окончательно переворачивался. Их мир.

«Да!» Она сама потянулась навстречу поцелую. Сама. Снова сама. Опять. Тот самый поцелуй. Реальный, как день и ночь, как весь этот мир. Горячий, как летнее солнце. Выворачивающий всю душу на поверхность, так, что видно самые дальние уголки ее, как на ладони. Что же ты делаешь, Лель?

— Просто… люблю.

Поцелуй как костер, разгорается страстью. Глубже, глубже, горячее. Словно пламя спаяло дыхания. Его руки раскрывались на ее лопатках, будто могучие крылья. Обжигая, согревая, окрыляя. Никогда еще Ди никого не хотела. Не ощущала потребности слиться воедино, чтобы дышать одной грудью и биться в одно сердце. Никогда. А сейчас вдруг готова была с себя и с него кожу снять, чтобы стать этим вот — единым целым. Ничего не боясь, никого не слыша. Забралась руками ему под футболку, пробегая перекаты каменных мышц тонкими пальцами, царапая кожу коготками. Вжалась в Лера, ощутив движение руки на своей груди, и выгнулась дугой от нахлынувшего возбуждения.

«Что я делаю? Зачем? Играю в страсть, как все? Не понимая, что делаю, не зная наверняка — любима и люблю ли?» — подумала быстро, словно найдя одну трезвую мысль в густом потоке мутного сознания. Одну. Но он ее услышал.

И шепнул в ухо, тихо, как дунул:

«А теперь, Ветерок, ты свободна!»

Распахнула глаза. Он сидел уже рядом, снова смотря на море. Только дышал тяжело, будто бегал там, где-то, всю ночь. Сцепил руки крепко. Весь напряжен, будто камень. Стальные мышцы под футболкой налиты немыслимой силой. Взъерошен. Закрыт.

— Лель?

Очень медленно он обернулся, Ди успела увидеть лишь искру досады в его взгляде. «На кого он сердился? На нее?» Потянулась мысленно — не ответил. Натянуто улыбнулся.

— Видишь, все сошли с ума.

Протянула к нему руку, положив на каменно напряженное колено. Вздрогнул, как от удара, медленно отодвинулся.

— Ветерок. Я не мальчик и остановиться могу всегда, в любой момент, когда скажешь.

Девушка снова к нему потянулась, но Лер остановил ее жестом.

— Нет. Я не хочу и не могу больше быть игрушкой. Твой Тенью. Послушай.

Венди поймала его взгляд и медленно кивнула.

— Я приду, когда ты позовешь. Всегда. Помогу, тут даже звать меня будет не нужно. Только все вот это — не любовь. И не спорь, Ветерок, я точно и лучше знаю. Эту партию играть тебе не нужно. Пока. Хорошо?

На глазах у девушки вдруг проступили слезы. Защипало глаза, перехватило дыхание. Да что он знает о ней, ее чувствах, ее снах?

Наклонился к ней быстро. Подушечками горячих пальцев медленно и бесконечно нежно вытер непрошенную влагу на щеках, улыбнулся.

— Тебе это не нужно сейчас, Ветерок. Но помни. Если вдруг ты захочешь меня. Целиком. В комплекте со всеми моими углами и завихрениями, без оговорок и условий. Насовсем. Не как надышавшаяся майским безумием девочка, а как любящая женщина — ты только позови. Как тогда. Помнишь? «Лель. Лель, Гуло!» Я приду, и ты станешь моей. Только так. Не иначе.

Ее словно ударили под дых. Он был там тогда! Это не было мороком демона. И поцелуй тот, ее исцеливший — он был!

— Лель. Я все поняла. Про нелюбовь, про свободу. Ты не ответил на мой вопрос.

— Сны? Да, конечно. Ты точно хочешь это знать?

Она кивнула.

— Мне снишься ты, Ветерок. Каждую ночь. Да, вот именно так, как тебе знать не нужно.

Ди судорожно сглотнула. Хотела было сказать о своих снах, но, вспомнив, что он ей тут наговорил, промолчала. Все ясно. Для него она сейчас — жертва снятия клейма Минервы, «гормональный шторм, немножечко больная». Прямо говоря: значительно отставшая от него в развитии. Бывает. Он — взрослый дядя и в эти игры не играет. «Свободна».

— Пойдем спать. Нам осталось три часа. Разговор утром будет долгим и серьезным. Можно попросить тебя ментально с Павлом поболтать? Я пока закроюсь. Не могу, все бурлит на поверхности, прости.

Она снова посмотрела на него удивленно. Бурлит? У него? Да он словно из чугуна отлит.

— Хорошо. Пойдем спать. В душ пустишь?

— Оплата уборкой на кухне. Утром. Иди, дверь направо у входа. Я лягу в гостиной, спальня — вон, видишь три ступеньки вниз? Не ударься только лбом, там какая-то дизайнерская завитушка на входе, я когда тут бываю, быстро становлюсь от нее рогат, как многорог: весь в шишках.

Словно и не было мучительного разговора. И поцелуя, и ласк этих нежных. Вот такая она — нелюбовь.

Спала она без снов. К счастью. Проснулась от звука льющейся воды. Показалось — где-то над ухом. Эта мысль ей настолько не понравилась, что пришлось открыть глаза.

Шум воды, сопровождавшийся низким звуком мужского мурлыканья, исходил из кухни.

Вчера в эту спальню Ди буквально выпала. Смертельно уставшая, мокрая, заплаканная. В полной темноте, на ощупь, нашла кровать, нырнула под одеяло. И провалилась в черный сон. Пустой и равнодушный.

Спустилась босыми ногами на пол. Огляделась. Очень уютная спальня, отделана со вкусом. В нежно ею любимом стиле «прованс». Мелкие цветочки, полосочки, пастель. Белая кровать с ажурной решеткой. Хотелось валяться тут с томиком душещипательного женского романа в руке, есть фрукты и страдать.

Точно, есть!

Чувство голода вдруг напомнило, что за вчерашний день, прошедший столь бурно, она «ела» лишь кофе и мороженое с ликером. А из кухни предательски ползли не только умиротворяющие звуки, но и аппетитные запахи. Бекон, яичница с помидорами, горячие бутерброды, сыр. Кофе… И что-то еще. Ноги уже сами несли ее за стол. Душ и все обязательные утренние процедуры показались вдруг совсем необязательными.

— Аве, Ветерок. Я правильно понимаю, неожиданно сохранив вчера ночью девственность, ты решила больше никогда не умываться и не причесываться?

Ди мучительно покраснела. Ну да. Что спорить — неожиданно. Полуголый Лер, стоявший у плиты, ловко орудуя сковородками, нагло демонстрировал перекатывающиеся под кожей стальные мускулы. На нем были лишь короткие шорты и кокетливый красный в горошек фартук, с рюшами и кармашками. Провокатор волосатый.