Хаос (ЛП) - Шоу Джейми. Страница 49

Все ниже и ниже.

Шон быстро расстегивает пуговицу, и стягивает мои джинсы вниз. Быстрые пальцы дергают меня за шнурки ботинок, и я выхожу из них и избавляюсь от джинсов. Мои трусики тоже стягивают вниз, но Шон даже не ждет, пока я выйду из них, прежде чем его губы прижимаются ко мне.

Жар, расплавленный, горячий жар смыкается там, где я уже мокрая для него, и моя голова откидывается назад со стоном, который заставляет мои колени дрожать. Сильными руками он держит мои бедра на месте, прижимая их к стене и удерживая меня, пока старый кирпич впивается в мою задницу. Мои глаза закатываются под закрытыми веками, пальцы сжимают волосы Шона, пока он пожирает меня твердым кончиком языка, а затем прижимается еще дальше. Влажность его языка пробегает между моих ног, и его рука скользит вверх по моему животу, по выпуклости лифчика, дразня нетерпеливый сосок, который напрягается под черным кружевом. Все мое тело оживает, нервные окончания танцуют, словно Шон настраивает их, как забытый инструмент, и когда я открываю глаза и смотрю на него, его зеленые глаза смотрят на меня из-под густых черных ресниц. Он поднимает руку между моих ног, находит влажный след, проложенный его языком, и погружает два пальца глубоко-глубоко внутрь меня.

И, боже, стон, который вырывается из меня, когда мои колени начинают дрожать, он сильнее возбуждает меня, делает его глаза темнее, заставляет меня быстрее нестись к своей кульминации.

— Шон. — Мой голос хриплый, нуждающийся, отчаянный. Я убираю руки с его волос, вцепившись в стены здания, потому что чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Я была с другими парнями, но никогда, никогда в жизни не чувствовала себя так, как сейчас. Я собираюсь развалиться на части. Белая искра поднимается во мне, угрожая взорваться фейерверком.

— Кончи для меня, детка, — говорит Шон, его низкий, хриплый голос приносит еще один прилив тепла между моих ног, когда его пальцы заставляют мир рухнуть. — Мы не уйдем отсюда, пока ты этого не сделаешь.

И, боже, я верю ему. То, как он двигает своими талантливыми пальцами внутри меня, он был бы здесь весь день, всю ночь, навсегда, если бы…

— О боже, — вырывается из меня, когда я взрываюсь. Мои колени почти подгибаются, и сильные руки Шона хватают меня за талию, прижимая к стене. Он пожирает меня языком, пока я не таю вокруг него, а затем ловит каждую частичку меня, жадно продолжая лизать все больше и больше, и… — О боже мой, — стону я, когда вторая волна удовольствия захлестывает меня, захватывая контроль над моим телом, и я даже не уверена, что все ещё внутри него. — Шон… О… Боже…

Мои стоны становятся громче, когда самый сильный оргазм, который я когда-либо испытывала, настигает меня, а Шон быстро встает на ноги, завладевая моими губами так, что мне хочется упасть на колени.

Я хочу расстегнуть пуговицу его джинсов. Хочу почувствовать его внутри себя — глубоко, где я все еще пульсирую для него. Но он жадно целует меня, крадет слова с моих губ и мысли из моего разума. Я принадлежу ему, только ему, слепо следуя за ним, пока поцелуй углубляется, замедляется, успокаивается. Когда его губы отрываются от моих, я все еще задыхаюсь, смотря на него полуприкрытыми глазами.

В оцепенении хочу сказать ему, что люблю его. Хочу произнести эти слова сонно, с полуоткрытыми глазами. Я хочу повторять их снова и снова, пока он снова не поцелует меня.

Вместо этого прижимаюсь лбом к его лбу, и он улыбается.

— Спасибо, — говорит он, и у меня вырывается усталый смех, когда я закрываю глаза.

— Ага, Шон. Всегда пожалуйста.

Он целует меня нежно, очень нежно, а потом убирает волосы с моих глаз и прижимает ладонь к моей щеке.

— Открой глаза.

— Зачем? — спрашиваю я, уже раздвигая ресницы, чтобы увидеть, как он зачарованно смотрит на меня.

— То, как они сейчас выглядят… — Большим пальцем он гладит меня по щеке. — Мне было интересно, как они будут выглядеть прямо сейчас.

Мои щеки пылают румянцем, но он слишком занят изучением моих глаз, чтобы заметить это. Мягкая улыбка расцветает на его лице, разжигая гнездо бабочек в моем животе, пока они не начинают нервно хлопать у моего сердца. Я не привыкла к этому — к желанию сказать ему, что так сильно люблю его, к тому, что он заставляет меня чувствовать, что я могу это сделать.

— Мы опаздываем, — еще раз напоминаю я ему, протягивая руку, чтобы поднять трусики. Мои колени все еще дрожат, когда я влезаю в джинсы и развязанные ботинки.

— У меня было пять минут, — поддразнивает Шон, когда я протягиваю руку, чтобы завязать шнурки. — Я почти уверен, что у меня осталось еще две.

Я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть на него, и улыбаюсь, как и он.

С моей рукой в руке Шона, я плыву к автобусу, все мое тело гудит от подаренного Шоном удовлетворённого истощения. Каждый раз, когда мои мысли возвращаются на крышу этого отеля, по коже пробегают мурашки, и я борюсь с желанием затащить его в переулок, на пустую парковку, в туалет в ближайшем кафе быстрого питания. Я продолжаю украдкой поглядывать на него, он продолжает ловить мои взгляды, и я проклинаю каждый смешок, который срывается с моих губ, потому что бессильна остановить их.

— Можно я скажу Роуэн и Ди? — спрашиваю я, желая сказать кому-нибудь, кому угодно, что мы с Шоном вместе. По-настоящему вместе.

Шон качает головой, и я надуваюсь.

— Они расскажут Адаму и Джоэлю, — рассуждает он. — И они превратят эти два последних дня в ад.

— А Лэти?

— Он расскажет Персику и Ди, а они расскажут Адаму и Джоэлю.

— Ладно, а как насчет Кэла?

— Твоему брату? — Шон притормаживает перед тем, как мы подходим к стоянке, на которой стоит автобус. Его улыбка исчезает, и когда я киваю, он говорит: — Давай просто подождем, ладно?

— Почему?

Проходит секунда молчания, затем еще и еще, прежде чем он говорит:

— Он дружит с Лэти, верно?

— Да…

Дружит… определенно.

— Значит, он расскажет Лэти, а Лэти расскажет Персику и Ди…

Я вздыхаю, и Шон сжимает мою руку.

— Позже, — обещает он. — Не сейчас, ладно?

Он целует меня прежде, чем я успеваю ответить, мягкое прикосновение его губ волшебным образом возвращает мне улыбку.

— Ладно.

Как раз перед тем, как мы входим на стоянку, он отпускает мою руку, и я заставляю себя не обращать внимания на то, как болит грудь. Я иду за ним к автобусу и, когда он открывает передо мной дверь, забираюсь в него.

Ребята тут же набрасываются на нас, и каждая вещь, в которой они нас обвиняют — правда или чертовски близко к ней. Мы улизнули вместе. У нас уже несколько недель тайная связь. Мы влюблены. Мы трахались на крыше, прежде чем Майк нашел нас.

Шон закатывает глаза, и Джоэль смеется.

— Нас там заперли, придурок.

— Ага, конечно, — поддразнивает Джоэль.

— Кит была пьяна и решила подняться туда. Что я должен был сделать, позволить ей упасть?

Шон легко лжет, и если бы я уже не знала правду, то даже не сомневалась бы в нем. Обман тает на его языке, как сахар, и я уверена, что съела бы его.

Когда Джоэль смотрит на меня, я потираю висок, как будто у меня похмелье.

— Не спрашивай меня. Я ни хрена не помню.

Я и сама не новичок во вранье, особенно когда это удобно, но у этой лжи… неприятный привкус.

— Однажды я чуть не упал с крыши, — говорит Адам, когда автобус выезжает на шоссе, унося нас в новый день, в новый город, в новое шоу. — Вообще-то, — он хмурит брови, — мне кажется, я действительно однажды упал с крыши. Шон, ты помнишь ту вечеринку в Колд-Спрингс?

Шон хихикает, собирая свои вещи для душа.

— Да, мужик, ты определенно упал с крыши.

Адам кивает сам себе и потирает призрачную шишку на затылке.

— Да… Я так и думал.

Когда Шон проскальзывает в ванную, внимание Джоэля переключается на меня.

— Так вас, ребята, серьезно заперли на крыше?

Я придерживаюсь истории Шона, и Джоэль дуется, но оставляет это — и остальные ребята тоже, даже роуди. После очередного раунда издевок на саундчеке все утро забывается. И я не пишу Роуэн. Не пишу Ди. Не пишу Кэлу. И не пишу Лэти.