Хаос (ЛП) - Шоу Джейми. Страница 53

— Итак, ты собираешься начать говорить, — продолжает Лэти, — или мне начать подробно рассказывать о короле выпускного бала и обо всех скандальных вещах, которые мы делали в лимузине после того, как…

Я прерываю Лэти, чтобы рассказать ему все — все, что я рассказала Кэлу, от начала до конца. Когда он спрашивает подробности, я даю их ему. Когда я понимаю, что что-то забыла, возвращаюсь назад. Я рассказываю ему каждую тайну, каждую ложь, каждую ошибку.

— И что сказал Кэл? — спрашивает он, когда я заканчиваю.

— Он велел мне вернуться домой.

— А ты, значит, решила остаться.

— А ты что думаешь, я должна? — Этот вопрос вылетает у меня в минуту слабости. Мне не нужно, чтобы он говорил мне, что делать, но мне просто нужен кто-то, кто не унаследовал мое упрямство или печально известную фамилию, чтобы сказать мне что-то, что-нибудь, что сделает все лучше.

— Я думаю, ты настоящая рок-богиня, — говорит Лэти. — И думаю, ты должна делать все, что захочешь.

— А что бы ты сделал?

— Хм, — хмыкает он, и я чувствую укол тоски по дому, когда представляю его лицо и винтажную мультяшную футболку, которая, вероятно, на нем надета. Мой Маленький Пони? Яркая Радуга? Он делает паузу на мгновение, а затем выдает: — Майк все еще одинок?

Я закатываю глаза.

— Спасибо за беседу, Лэти.

Он хихикает в трубку.

— Послушай, Китстен, я не собираюсь давать тебе советов…

— Очевидно.

— Потому что на самом деле ты этого не хочешь. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе то, что ты хочешь услышать.

— И что же это? — возражаю я, даже не пытаясь скрыть, насколько расстроена. Он так же плох, как и Кэл. Хуже.

— Шон — засранец, и ты должна кастрировать его, пока он спит.

— Это то, что мне нужно услышать? — возражаю я, и в трубке раздается слабый вздох.

— Без понятия. Ты спрашиваешь кого-то, кто встречается с парнем, который все еще боится открыться.

Не получив помощи от Кэла и еще меньше от Лэти, я допиваю свой кофе, заказываю еще один и просто убиваю время. Возвращаюсь к автобусу как раз перед утренним саундчеком, таща тележку, полную фирменного кофе, и раздаю его парням с самой фальшивой улыбкой, которую когда-либо изображала. Они сразу же спрашивают, где я была, и я разыгрываю спектакль своей жизни — притворяюсь, что не сломлена. Что абсолютно не развалина внутри. Мой мозг хочет ненавидеть Шона. Но мое сердце… мое сердце бесполезно.

Где я была? Прогулялась за кофе. Зачем? Потому что хотела сделать сюрприз. Больше никаких вопросов, и, хотя взгляд Шона полон любопытства, он не говорит ничего, что могло бы заставить его казаться более или менее обеспокоенным, чем кто-либо другой, потому что мы — тайна, которую он решил сохранить. Или, может быть, потому что ему просто все равно.

Я все еще не знаю, что буду делать завтра, но на сегодня у меня есть план, и этот план состоит в том, чтобы просто пережить сегодняшний день. Я справляюсь с саундчеком, и справляюсь с обедом. Я веду себя нормально. Играю в игры с Майком, потом звоню маме и делаю все, что нужно, чтобы меня не оставили наедине с Шоном.

Вечером подумываю о том, чтобы переодеться во что-то, что заставит его кровь прилить во все нужные места и подарит синие шары на всю оставшуюся жизнь. Я могла бы схватить что-нибудь из наших коробок с товарами Ди, чтобы гарантированно выставить напоказ мою пышную грудь, упругий живот, длинные ноги…

Но потом я просто говорю «К черту все это» и хватаю первые попавшиеся чистые вещи, нисколько не заботясь о том, что выгляжу гораздо более гранжево, чем красиво. Мои джинсы тесные и изношены до дыр. Майка болтается и разваливается у воротника. В комплекте с огромной фланелевой рубашкой я выгляжу так, будто готова провести ночь на диване, а не на сцене. Я выгляжу так, будто готова к свиданию с мороженым и марафону реалити «Ледовый путь дальнобойщиков», и, если бы я просто послушала Кэла, когда у меня была такая возможность, именно это я бы и делала.

Вместо этого я выволакиваю свою задницу наружу и пристраиваюсь между Майком и Джоэлем, чтобы не идти рядом с Шоном. Со вчерашнего вечера мы не обменялись больше, чем несколькими словами, и короткая прогулка до места выступления ничем не отличается. Но внутри, поглощенного темнотой балкона он садится рядом со мной.

Я чувствую, как он впивается взглядом в мое лицо, ища что-то, чего сейчас не хватает между нами, но я не обращаю на это внимания. И когда он незаметно переплетает свои пальцы с моими, один за другим, я тоже не обращаю на это внимания. Я молча смотрю через перила, обдумывая свой следующий шаг. Если я разорву это между нами — что бы это ни было — облегчу ему жизнь. Он справится со мной так же легко, как и раньше, и я буду единственной, кто пострадает.

Он — тот, кому нужно причинить боль.

Поэтому вместо того, чтобы отстраниться, я сжимаю его пальцы, крепко держась и отказываясь отпускать. Я обдумываю миллион различных способов поквитаться, каждый из которых грозит уничтожить меня так же, как и его, наблюдая, как толпа вливается в только что открытые двери. Рыжие волосы, каштановые волосы, голубые волосы. Каждый из этих детей уже в предвкушении лучшей ночи в своей жизни, а я стою в тени с рукой, пойманной в ловушку рукой Шона. Светлые волосы, фиолетовые волосы, розовые волосы. А затем…

Черные волосы, черные волосы, черные волосы, черные волосы.

Вырываю свою руку из руки Шона, и внезапно начинаю задыхаться, хватаясь за перила балкона, мои глаза расширяются, когда я смотрю, как четыре очень высоких, очень знакомых, очень далеких от дома парня продвигаются все дальше и дальше внутрь.

— О боже мой!

Костяшки пальцев побелели, когда я перегибаюсь через перила, чтобы получше рассмотреть их. И, как будто Кэл чувствует мой взгляд, поднимает подбородок вверх, и наши темные глаза встречаются. Он толкает Мэйсона локтем, и тот тоже поднимает голову. Брайс, Райан.

— Черт!

Я отодвигаюсь от перил, пробегая пальцами по густым волосам и пытаясь сообразить, что же мне делать. Мои братья здесь. Все четверо моих гребаных братьев.

Прыжок камикадзе через перила звучит все лучше и лучше.

— Что? — спрашивает Шон, но я уже иду к лестнице. Оглядываюсь через плечо и вижу, что все мои товарищи по группе следуют за мной. Я поднимаю руку. — Останьтесь здесь.

Конечно же, они не слушают меня. Когда спускаюсь к своим братьям, которые уже заняты тем, что пугают до усрачки охранника, заставляя его выглядеть карликом, четыре пары жестких обсидиановых глаз скользят по моему лицу, прежде чем направить взгляд прямо мимо меня. Они останавливаются на четырех парах глаз за моей спиной — редких серо-зеленых, мальчишеских синих, теплых темно-карих… и зачаровывающих ядовито-зеленых.

Мэйсон рассматривает их, его взгляд становится острее, прежде чем бросить вызов моему.

— Снаружи. Сейчас же.

Для меня его рычащий приказ — это просто мой упрямый старший брат, который сам себе упрямый начальник. Но для всех остальных…

— Воу, — говорит Шон, выходя у меня из-за спины, словно защищая. — В чем твоя проблема?

— Разве я с тобой разговаривал?

Предупреждение в голосе Мэйсона вызывает сирены в моей голове, и я инстинктивно сжимаю руку Шона, чтобы он не продвинулся еще на полсантиметра вперед. Я могу хотеть, чтобы он заплатил за то, что сделал со мной, но это не обязательно означает, что я хочу, чтобы он умер сегодня ночью.

К сожалению, черные глаза Мэйсона сужаются на моей руке вокруг руки Шона, и я почти уверена, что только что подписала Шону смертный приговор. Торопливо делаю шаг вперед и делаю то, что делаю лучше всего, включая свою спесивость.

— Перестань вести себя как придурок, Мэйсон. Скажи «Пожалуйста», и, может быть, я подумаю об этом.

— Кит… — предостерегает Райан, и я огрызаюсь на него:

— Почему вы вообще здесь?

Я знаю, что они здесь потому, что Кэл открыл свой большой гребаный рот, но я понятия не имею, как много он им рассказал. Достаточно, чтобы заставить их приехать сюда, но судя по тому, что Шон все еще на ногах, а не валяется на полу в кровавом месиве, предполагаю, что Кэл не рассказал им о том, что произошло шесть лет назад или обо всех признаниях, которые я сделала сегодня утром по телефону.