Зной (ЛП) - Джонс Н. Г.. Страница 46

Бобби победил смерть, чтобы снова меня увидеть. Сказать мне, что он не уйдет. Что никогда не переставал думать обо мне. Что именно я помогла ему вернуться. Если однажды я уже вернула его, я надеялась, что мои слезы смогут и во второй раз это сделать.

Снова легла на кровать. Больше не хотела ничего слышать. Не хотела говорить. Мне просто хотелось раствориться в этом отчаянии, в этой боли, которая связывала меня с ним. Руками я обхватила свой живот, чтобы ощутить единственную оставшуюся в живых частичку Бобби, обнимая себя, жизнь внутри меня. Я надеялась, что, чем бы ни стал Бобби, он почувствует мои объятья, которые заклинали его вернуться.

Но люди не возвращаются после смерти. И уж точно не возвращаются оттуда дважды.

***

Я проревела две ночи напролет. И выплакала больше, чем, как мне казалось, может выплакать человек. Я могла бы заполнить озеро слезами, пролитыми по Бобби.

Моя сестра просидела в палате большую часть этого времени и не сказала ни слова. Она ничего и не могла сказать. Дела до Стэна или Рори мне сейчас не было. Отчаяние было таким всепоглощающим, что заняло внутри меня все пространство. И не было места ни злости, ни мести.

Лишь отчаяние.

Отчаяние настолько глубокое, что казалось отражением зеркала в другом зеркале. Бесконечное. Неразрывное. Всепоглощающее. Отчаяние, из-за которого ломило кости. Дикими когтями вцепившееся мне в сердце. Беспорядочными ударами колотящее мне в живот. Из-за которого не просыхали глаза.

Из-за него я не могла дышать. Были моменты, когда я думала, что могу задохнуться, будто бы Бобби унес с собой весь воздух из груди, когда покинул этот мир.

Внутри меня даже не было места любить зародившуюся во мне жизнь. Потому что всю свою любовь я отдала Бобби. Я отпустила ее вместе с ним, вплела в его кровь на парковке.

Люди стараются разделить эмоциональную и физическую боль, потому что у них разная природа. Но все, кто, когда-нибудь испытывал такую трагическую потерю, понимают, что тогда боль ощущается везде. Ты проносишь ее в каждой своей клеточке. Она невидима. Она не оставляет порезов или синяков. Но каждый вздох дается с трудом. Все неустанно болит.

Сестры давали мне мягкие успокоительные, но когда я просыпалась, то и первого вздоха не могла сделать, не рыдая. Хотя бы они меня жалели. Когда Джулия ушла однажды ночью, одна из сестер подошла ко мне и погладила по волосам, когда я все звала Бобби. Ночь напролет я умоляла, чтобы он вернулся, но каждым утром я просыпалась, а его все не было. Эта жалость от незнакомого человека заставляло сердце не останавливаться, потому что, как я была убеждена, оно просто не могло пережить такой печали. Обычное сердце просто останавливается от такой сильной боли.

Но под слоями всей этой боли что — то начало расти. Оно было таким крошечным — легкий блик по сравнению с монументальными разрушениями. Это был Бобби. Внутри меня. Я начала находить способ жить. И ему требовалось, чтобы я помогла выжить. Он сказал, что никогда меня не оставит, и сдержал свое обещание.

Я снова встречусь с ним через восемь месяцев. Я должна ради него быть сильной и пронести его память вместе с нашим ребенком.

Поэтому этим утром, когда пришла моя сестра, я решила перестать плакать, хотя бы ненадолго.

— Они арестовали Стэна? — спросила я.

Она села на стул, и стала очень внимательной к ноткам моего голоса.

— Да.

— А Рори?

— Полиция и его взяла. Его машину нашли у бара в нескольких городах отсюда, где люди видели его вместе с Барби. Полиция хочет поговорить с тобой, но я сказала, что ты не в состоянии.

— Теперь готова. Я хочу, чтобы этот трус заплатил за то, что стрелял Бобби в спину. И… — я не знала, чего хотела для Рори. Понимала, что смерть его брата из-за его трусости станет для него некоторым наказанием.

— Хорошо. Я позвоню им позже. Все так запутанно, Лилли, мне кажется, тебе нужно поменьше об этом думать. Врач сказал, что тебе стоит больше отдыхать. Учитывая твое кровотечение, стоит быть осторожной.

— Я не переживаю за этого ребенка, — упрямо возразила я. — В ней есть сила Бобби.

— В ней? — удивилась Джулия.

— В ней, — подтвердила я.

Джулия кивнула, соглашаясь. Никогда не понимала, почему я назвала нерожденного ребенка она. Но я с самого начала была в этом уверена. Возможно, Бобби шепнул мне это как — то во сне. Именно поэтому я была уверена, что с ней все будет в порядке.

— А что с мамой?

— Она с отцом. Он не может приехать, но она свела меня с ума, звоня в отель каждый вечер.

— Она злится?

— Злится? — Джулия ожесточенно приподняла бровь. — Боже, Лилли, мы уже прошли стадию злобы. Мама просто опустошена. Она была так близка с родителями Лайтли, мы потеряли их всего несколько лет назад. А сейчас? Все это просто… — она покачала головой и посмотрела в окно, покусывая губу, чтобы сохранить спокойствие.

Я наблюдала за сестрой, которая была тверда, словно камень, и это утомляло. Наконец — то я решилась спросить у нее о том, о чем мы молча договорились никогда не говорить. О том, чего никогда не было.

— Джулия?

— Ммм? — отозвалась она, все еще не отрывая глаз от окна.

— Когда ты вошла и застала нас перед свадьбой… почему ты… почему ты не помешала нашей с Рори свадьбе?

Она слегка покачала головой и тихо вздохнула.

— Лилли, Бобби был плейбоем. Несерьезным. А ты была молодой и наивной. Я думала, что ты лишь пробуешь запретный плод. Решила попробовать и с другим братом Лайтли. С тем, с кем все хотели попробовать. Учитывая, что вы выросли втроем, мне казалось естественным, что тебе может быть любопытно… Если бы Бобби пошел на попятную, он разбил бы тебе сердце. Он разрушил бы тебя. Он не был готов с кем — то разделить жизнь. А в Рори это чувствовалось. Он был надежным. Был готов осесть. У него была работа и планы. Он о тебе позаботился.

Никогда еще надежность не была столь устрашающей.

Она наклонилась ко мне, чтобы оправдания точно дошли до цели. В какой — то степени мне казалось, что она перестала убеждать меня, и теперь пыталась оправдаться за свои действия перед собой же, зная, что она замешана в том, что ее сестра сплела такую паутину лжи.

— Ты никогда не говорила, что не хочешь замуж. Ты должна была принять решение, а не я. Моей задачей было привести тебя к алтарю. Тогда не было времени на предсвадебный мандраж или любопытство. В мои обязанности входило принять сложные решения. Если бы ты этого хотела, по правде хотела, мне было бы не так легко тебя остановить. Совершать ошибки не должно быть так легко.

— О, Джулия, — с сожаление воскликнула я, — совершать ошибки как раз очень легко.

Она покачала головой и села обратно на стул, убежденность в своей ранней правоте явно таяли внутри нее на глазах.

— Я не знала, — тихо прошептала она.

Я вздохнула. — Джулия, все было серьезно… я и Бобби. Это было гораздо серьезнее, чем просто интрижка.

Она тяжело сглотнула и прямо посмотрела мне в глаза.

— Расскажи мне.

Мы с Джулией никогда не разговаривали о парнях или влюбленности. Никогда не делились тем, чем обычно делятся сестры. Она вышла замуж, когда мне было четырнадцать. А уехала учиться, когда мне было восемь. Впервые я могла поделиться с кем — то историей любви всей моей жизни. Обратить этот грязный секрет в свою правду. Поговорить о Бобби гордо, без стеснения или же чьего — то презрения. Рассказать эту историю кому — то, кто знал его и не стал бы его судить, основываясь лишь на одной точке зрения. Это было больно, но одновременно это заставляло почувствовать, что Бобби рядом. Когда мне хотелось замолчать, я молчала. Когда хотелось поплакать, я плакала. Иногда, Джулия тоже плакала. В это время я увидела ту сторону своей сестры, которую не видела все эти годы.

Джулия тоже знала братьев Лайтли всю свою жизнь. Да, больше времени она была у них в няньках, чем просто росла с ними. Ее боль была другого рода, отдаленной и туманной. Косвенной. Не острой и разрывающей, как моя. Ее жизнь не перевернулась, как моя. Мне кажется, она все еще считала Бобби безрассудным, она просто не знала, каким мужчиной он стал. Тем не менее, братья Лайтли были золотыми мальчиками. Вселяющими большие надежды. И закончиться у них все должно было по — другому. В этом факте была самая большая трагедия.