Лист на холсте, или Улиточьи рожки (СИ) - Кальк Салма. Страница 9

— У меня не слишком подходящая для танцев обувь, — пожала она плечами, а сердце тем временем колотилось, как бешеное.

— Я в вас верю! Вы справитесь.

— А если я запнусь об собственную ногу и упаду с грохотом? — кисло спросила она.

— Буду вас ловить. Думаете, не поймаю? — в ответ он обезоруживающе улыбнулся.

Она посмотрела на танцующих гостей, на него… вот, то самое, чего не ожидаешь, а оно как подкрадется сзади да как схватит! Он не мог знать ничего про нее и вальс, просто не мог!

Еще в юности, когда они с сестрицей Марго танцевали активно и много, ни один танец не действовал на нее так разрушительно, как вальс. В том плане, что хороший танцор мог брать ее голыми руками — она теряла голову совершенно. Единственный момент — чары были кратковременными и вскоре после танца выветривались, оставляя, впрочем, после себя приятные воспоминания. Поэтому хорошему танцору, если он имел на нее виды, следовало поторопиться. Об этом эффекте знала Марго и даже однажды намекнула одному, гм, кавалеру… впрочем, все закончилось хорошо. Но ни разу не случалось так, чтобы она танцевала вальс с человеком, в которого была так отчаянно влюблена. Как-то обычно объекты её симпатии не умели танцевать вовсе. Откровенно говоря, ей было страшновато. У нее подкашивались ноги. Но она не смогла бы объяснить ему все это, никак бы не смогла. Шагнула неуверенно, покачнулась на каблуках, сжала его руку, чтобы не упасть.

— Уже ловить? — он наклонился почти к самому ее лицу и подмигнул ей.

Они спустились на паркет, встали в пару… и полетели. Тело быстренько вспомнило все требуемые навыки, выстроилось…

Себастьен в вальсе оказался фантастически прекрасным кавалером. Он очень ловко вел ее через множество разных пар на паркете, он чувствовал, когда нужно притормозить, а когда проскочить на свободное пространство между другими парами, ей осталось только держаться на ногах и не отставать от ритма. Впрочем, отстать было нереально, он держал ее так, что вариантов не было — отпускать не собирался. Держаться на ногах было ой как сложно, туфли откровенно мешали, их хотелось сбросить, но нельзя, нельзя! Ох, как давно ей не встречались такие кавалеры, с которыми бы не по земле ходить, а отрастить крылья и улететь, и парить друг вокруг друга в небесах! А потом разогреться в лучах солнца и стечь вниз утренней росой пополам с мелким жемчугом, рассыпаться по траве… От его ладони, лежащей у нее на талии, по позвоночнику в обе стороны бежали электрические импульсы. Она уже не помнила о ногах, ноги сами что-то там снизу делали. Они пролетели мимо выхода из зала и понеслись дальше.

— Себастьен, мы же собирались выходить наружу? — нет, пока звучит музыка, она наружу не хочет, но дело же, дело!

— Элоиза, сердце мое, не сердитесь. Мне нечасто доводилось вести в вальсе столь умелую даму. Какие еще таланты в вас скрываются?

— Уверяю вас, я не делаю ничего особенного. А вот вы божественно танцуете.

— Вот, вам же нравится! Вам же нравится танцевать. Вы танцуете каждой клеточкой вашего тела. И вы на самом деле сейчас не хотите наружу, так?

Она не стала отвечать. Только улыбнулась. Он и так всегда о ней все знает.

Тем временем музыка несла их по залу дальше. Весь мир сосредоточился в его откровенно сияющем лице. Впрочем, она не видела, что написано на лице у нее самой, но подозревала, что тоже светится. Когда они в который уже раз миновали распахнутые двери в залу, она увидела Лодовико… с камерой. Он беззастенчиво их фотографировал и при этом выглядел очень довольным.

— Там… там Лодовико! — прошептала она.

— Ну да, он нас ждет, а мы не торопимся. Ничего, я думаю, что пока все под контролем.

— Он нас снимает!

— Вот и молодец. Когда еще удастся уговорить вас на такое безрассудство?

— Никогда бы не подумала, что во время шпионской операции придется танцевать вальс!

— А это вы зря, чего только делать не приходится. Правда, я не разведчик, но немного соприкасаться приходилось. Да и генерал неужели вам не рассказывал?

— О вас?

— Нет, о том, что необходимо знать и уметь хорошему офицеру.

— Наверное, я была нелюбопытна. И не слушала его.

— Если бы я только знал, что путь к вашему сердцу лежит через бальную залу!

— Устроили бы бальную залу в палаццо д’Эпиналь?

— А что? Вы не верите в мои возможности и мою наглость? — рассмеялся он.

— Верю, — улыбнулась она в ответ.

Она и вправду никогда не танцевала так — чтобы в одном человеке удивительным образом совпали и отличный танцор, и очень желанный ей мужчина. Свет люстры дробился в бриллиантах у нее в волосах и на шее, и в булавке его галстука, глаза их сияли, они кружились, кружились, кружились, кружились, кружились…

Элоиза очнулась от того, что ее целовали, очень настойчиво и требовательно. Еще ничего не понимая, она открыла глаза и увидела перед собой лицо Себастьена. И поняла, что фактически висит у него на руках, между ним и стенкой пафосной бальной залы, а его широкая спина скрывает ее от остальных гостей. И вспомнила. Сан-Валентини. Документы. Надо срочно уезжать.

— Элоиза, вы в порядке? — она кивнула. — Идти сами сможете?

— Да, должна смочь, — едва слышно прошептала она и встала, опираясь на его руки.

— Вот и отлично. Идемте так быстро, как сможете, — он обхватил ее за плечи и повел к выходу. В гардеробной накинул ей на плечи шарф, дал в руки сумку и вывел на улицу.

— Я же говорил, что поймаю, — шепнул ей почти в самое ухо.

Несколько секунд, пока подъезжала машина, она стояла с широко раскрытыми глазами и глубоко дышала. Машина подошла, Лодовико открыл дверь, Себастьен посадил ее внутрь. И сел сам. И машина растаяла в ночи.

— Экселенца, вы были великолепны! Я знаю, что Себастьяно хорошо танцует вальс, но про вас-то мы не знали! Мы думали, что вы можете только что-то своё суперсложное, — Лодовико сиял и не сразу заметил, что Элоиза молчит и смотрит в одну точку.

— Дай фляжку, — Себастьяно, не глядя, протянул руку, взял фляжку, отвинтил крышечку и поднес к ее носу.

От запаха коньяка она встрепенулась.

— Пейте, Элоиза, иначе придется разжимать вам зубы и вливать.

Она не стала возражать и глотнула. Глубоко вздохнула и вернула фляжку.

— Спасибо.

— Что случилось, Элоиза? — тихо спросил он. — Почему вы потеряли сознание?

— Голова закружилась. Давно не танцевала вальс. Нет-нет, с вами все в порядке. Это моя проблема. Просто нужно спать некоторое время, потом все будет в норме.

— Спите пока. Когда приедем — я вам скажу.

Она и впрямь мгновенно провалилась в сон. И уже не слышала, как он уложил ее голову к себе на колени, накрыл плечи шарфом. Снял с ног туфли.

— Что-то не так? — спросил Лодовико.

— Черт знает, я пока не разобрался. С бумагами все идеально, а вот что потом — я не очень понял, честно говоря.

— А я думал, всё отлично, она такая довольная вроде была, пока танцевала, я видел!

— Да непонятно. Ладно, доедем — посмотрим.

— Когда приедем, ее разместим наверху, а ты пойдёшь потом к ней и разберетесь. Тебе-то она что-нибудь скажет, я думаю. Но как ей удалось вытрясти из этого уродца документы?

— Да как всегда — она так его попросила, что он не смог оказаться.

— Ну и ребята потерлись у входа, посмотрели в камеры — вас на них было видно, только когда вы были в зале. Этого я совсем не могу понять!

— Я тоже. А может быть, нам и не нужно это понимать?

10. Как дикий зверь после охоты

Элоиза проснулась от того, что ее звали по имени и гладили по голове. Открыла глаза. Так, голова на коленях, одетых в черные брюки из тонкой шерсти. Себастьен. Сверху шарф, туфли где-то.

Села на сиденье рядом с ним. Хлопала глазами, соображала, что происходит. В машине, кроме них, никого не было.

— Мы приехали, Элоиза.

— Да-да, сейчас, я выхожу.

— Вы сможете выйти сами?

— Конечно, — она нашла туфли, надела их, закуталась в шарф. Взялась за дверь, осторожно встала на ноги.