Морской скорпион - Искандер Фазиль Абдулович. Страница 24

— До свиданья, — сказал Сергей.

Девочка поставила солонку на стол рядом с тарелкой, в которой лежали два початка кукурузы. Потом она придвинула скамейку к топчану и поставила на нее тарелку с кукурузой и солонку.

Взглянув в окно, Сергей увидел, что мальчик, косясь на собаку, прошел в калитку, просунул руку поверх нее и закрыл ее щеколдой.

— Ты чего с ним так грубо? — спросил Сергей. Он почувствовал, что, пожалуй, смог бы съесть эту кукурузу, только лень руку протягивать.

— Вечно он продает, — сказала девочка, — у них вся семья такая -жадные.

— Ешь, — кивнул он девочке на кукурузу. Девочка посмотрела на тарелку хитренькими узкими глазками и сказала, имея в виду, что в тарелке только два початка:

— А тетя Лара?

— Ничего, она там ела, — кивнул он на окно. Те, что сидели под зонтом, сейчас разбрелись по берегу, собирая для костра выброшенные морем щепки, сучковатые ветки, окаменевшие корни. Уху собирались варить прямо на берегу.

Девочка приволокла стул к топчану, взяла початок, взобралась на стул и стала есть кукурузу, обмазав ее аджикой.

— Что-то Женя не приходит, — сказала она, — обычно она приходит с обедом раньше.

Сергей усмехнулся этому простодушию. Он знал, что почти каждый день кто-нибудь из девочек ходит в столовую, где работает мать, и, пообедав там, приносит обед для отца и сестры. Если отца не было дома, обе девочки ездили в столовую и там обедали.

Сергей взял в руки еще теплый початок кукурузы и обмазал его аджикой.

— Хотите, я вам сочинение прочту, — сказала девочка, аппетитно жуя, — я его уже кончила. Только не смейтесь…

— Ну что ты, — сказал Сергей и откусил от своего початка.

Она слезла со стула, потопала в другую комнату и пришла с тетрадью.

— Я написала про нашего медвежонка, — сказала она, снова взбираясь на стул, — вы же знаете про него?

— Конечно, — сказал Сергей. Он уже слыхал про этого медвежонка.

— «Судьба медвежонка», — прочла она, распахнув тетрадь и слизнув с губы крошки от разваренной кукурузы, словно они ей мешали читать. — «В прошлом году, когда папа работал на Голубом озере, один дядя подарил ему медвежонка. Этот дядя нашел медвежонка в реке, потому что был ливень и медвежонка смыло. Дядя этот вытащил медвежонка, а потом через неделю подарил его папе. Может, он надоел ему, может, некому было ухаживать за медвежонком, мы не знаем. Мы очень полюбили нашего медвежонка, потому что он был очень веселый и неглупый. Но он был слишком веселый. Например, он хватал наших индюшек за крылья и играл с ними. Он волочил их куда-нибудь и делал вид, что злится. На самом деле он не злился, он играл, что доказывает, что он не был глупым. Но индюшкам это не нравилось. Маме тоже…»

Сергей рассмеялся, и она, прервав чтение, посмотрела на него смущенными глазами.

— Смешно? — спросила она.

— Очень, — сказал Сергей, любуясь девочкой.

— Дальше будет грустно, — сказала она и добавила, чтобы успокоить его: — Но не сейчас, в самом конце.

— Да? — сказал Сергей.

— Да, — ответила она и, чтобы окончательно успокоить его, откусила от своего початка. Во всяком случае, так Сергею показалось. Он тоже откусил от своего початка, показывая, что он спокоен.

Она приподняла тетрадку с колен и стала искать место, где она остановилась.

— Это я уже читала, — сказала она вслух и продолжала: — "…хотя медвежонок маму любил больше всех, потому что мама приносила ему вкусные объедки.

Мы с медвежонком часто игрались, возились, боролись. И он всегда еще хотел бороться, когда я его побарывала. А когда он меня побарывал, он уже не хотел бороться. Мы с ним каждый день купались в море. Он очень любил купаться и так быстро бежал к морю, что я за ним не успевала, и он меня тащил на цепи. За год медвежонок очень вырос, и нам стало трудно кормить его объедками. Мы начали его пасти. То я, то моя сестра Женя, а иногда вместе.

Над нашим домом дубовая роща. Там кусты со всякими ягодами. Например, ежевика или черника. Трава там жирная. Там мы пасли медвежонка. Скоро он научился сам туда ходить и вечером сам приходить, как домашнее животное.

Но однажды он ушел и больше не пришел. На следующий день мы узнали, что охотники его застрелили, приняв за дикого. Они об этом сказали маме, и они хотели отдать шкуру, но мама не взяла. Она только взяла кусок мяса, потому что мы никогда не пробовали мясо медведя. В тот день мы долго плакали, мясо долго варилось и оказалось вкусным. Мама боялась, что скажет папа.

Когда папа приехал с Голубого озера, он ничего не сказал. Он уехал в Сочи и там пил, пока у него хватало денег. Денег хватило на два дня. Оказывается, папа медвежонка любил больше всех, но он не говорил об этом. Теперь папа мечтает вырыть во дворе бассейн и поселить в нем дельфинов. Он говорит, что на дельфинов будут все отдыхающие клевать и фотографироваться, когда они взлетают над водой. Мама говорит, что с медвежонком он говорил то же самое. Но папа говорит, что дельфины разумные существа. Мы это видели по телевизору. Но все-таки дельфины это рыбы, а рыбы не могут быть умней животных. Особенно такого доброго лапочки, как наш медвежонок". Ну как, дядя Сережа? — спросила она и прикрыла лицо тетрадью, так что одни черные продолговатые глазки с лукавой застенчивостью высовывались над тетрадью.

— Замечательно, — сказал Сергей искренне. Он почувствовал, что рассказ девочки влил в него какую-то живительную бодрость.

— А не обманываете? — протянула она, уже веря в то, что он говорит правду. Она снова прикрыла лицо тетрадью, и глаза ее еще ярче засияли, и он чувствовал, что она сейчас улыбается своей огромной улыбкой.

— Нет, честное слово, — сказал Сергей, удивляясь и радуясь этому чудесному ребенку, и мимоходом хмуро подумал, что учительница явно ей не простит нескольких мест в ее сочинении.

— А Женька говорит, что так писать нельзя, что учительница все исправит, — сказала девочка и снова взялась за кукурузу, — а я ей говорю: это же правда, ты скажи, разве здесь что-нибудь неправда?

— Может, учительнице и не понравится, — сказал Сергей, — но я тебя уверяю, что это очень хорошее сочинение.

— Тогда почему ей не понравится? — спросила она с нетерпеливым любопытством.

Она задвигалась на стуле, и крепкая голая нога ее, не достающая до полу, стала шлепать по ножке стула, как собака шлепает хвостом, когда с нетерпеливой радостью ждет от хозяина еды или прогулки.

В сущности, это был труднейший вопрос, хотя и направлен точно по адресу.

— Во всяком случае, помни, — сказал он ей, чувствуя, что не сможет ответить на вопрос, — ты написала очень хорошее сочинение, но учительница может его не так понять…

— Потому что она никогда не видела нашего медвежонка? — спросила девочка. Сергей заметил, что она иногда, как сейчас, правильно произносила звуки, которые ей обычно не удавались. Сейчас она старалась понять и вдумывалась в то, что говорила.

— Отчасти, — сказал Сергей. Он почувствовал, что ему стало гораздо лучше, боль стихала.

Он положил в тарелку кочерыжку съеденного початка. Состояние его напоминало то, какое бывает после приступа малярии. Девочка взяла тарелку и, продолжая догрызать свой початок, вышла из комнаты.

Прислушиваясь к стихающей боли, Сергей погрузился в воспоминания.

Сергей внезапно проснулся. В гостиничном номере было тихо и темно. Рядом на кровати спала его жена, у противоположной стены на диване спала шестилетняя дочка. Сергей привстал на кровати и посмотрел на диван. В сумеречном свете он разглядел в небрежных, как бы овевающих складках простыни ее бегущее во сне тело — любимая поза спящих детей.

Жена, в отличие от дочки, спала в умиротворенной позе, кротко положив ладонь под щеку. Ее миловидное лицо с резко выделяющимися бровями сейчас выражало безграничный покой и смирение. Да, смирение… Ничего себе смирение…