Охота на некроманта (СИ) - Молох Саша. Страница 42

Порадоваться не дали.

Егор снова качнулся вперед и положил свою руку поверх Настиной ладони, которая так и оставалась у него на груди. Сжал пальцы.

Рука точно в пресс попала: ладонь Егора весила, как гранитный валун. Настя поморщилась — ощущение, что ты добровольно засунула руку в тиски, было хоть и новым, но неприятным.

Она отпустила печати, которые с треском распались, оставив щекотные полосы под кожей ладоней, и попыталась освободить руку. Бесполезно. Дернула раз, другой — бронированная перчатка давила по-прежнему и не сдвинулась даже на миллиметр.

— Егор, отпусти. Больно. Давит.

— Горячая, — голос Егора опять звучал так, словно ему гортань через мясорубку пропустили, а голосовые связки пересадили от буйвола.

— Егор, нельзя…

— Нельзя. Но ты горячая. Очень. Я греюсь. Вспоминаю. Я — почти он. За минуту до смерти. А ты жжешься. Думаю, сожми я тебя сильнее — и разом все верну. Смогу взять больше, стать совсем горячим. Таким горячим, чтобы никогда уже не остывать. Живым. Чтоб никто не мог прийти и забрать. Чтобы никто не посмел! — вставший говорил тихо, тяжело роняя слова, и монолитной глыбой давил, двигался вперед.

— Егор! — вышло скорее просипеть, чем сказать — зажатая между мощным корпусом и столешницей Настя могла только дышать мелко, через раз. Рванулась испуганной пичужкой, теперь уже всерьез запаниковав. Затевая авантюру, она прекрасно помнила, на что способна третья форма, но Егор казался другим, неспособным причинить зло ей лично. Спасал ведь раньше!

— Горячая. Хочу, — утвердился во мнении вставший и запрокинул голову.

Костяная корона стартанула в рост, легко разодрала капюшон толстовки, ткань с треском поддалась. Основные рога сначала стали толще, расслоились на тонкие иглы, которые тончились, тончились, тончились, пока не стали неспособны нести свой вес и не легли на плечи общей копной волос — теперь уже не масляно-гладкими локонами, а нормальной перепутанной отросшей гривой, в которой тут и там виднелись колтуны.

Оставшиеся свободными рога снова прильнули к голове шлемом. Без защиты вставший оставаться не хотел.

Это Настя отметила уже краем сознания: в глазах темнело, ребра трещали, еще чуть-чуть — и голова отключится, а спасать ее точно некому: Лука далеко, из вставшего же сейчас спасатель аховый.

— Катю так же тискал? — выдавила-выдохнула из себя Настя, одновременно без покрышки создавая печать на упокой — кривую, в половину схемы. Зато от души напитанную ужасом близкой смерти от раздавливания.

Егор остановился, будто его за ручник кто-то дернул. Замычал низко и яростно, как бык на корриде, качнулся еще раз, но не вперед, а назад — отступая, давая вдохнуть драгоценный воздух.

Настя рванулась в сторону, вывалилась кулем из кресла и совсем не грациозно отползла в угол. Головой она понимала, что расстояние между ней и третьей формой — вещь относительная: захоти он ее размазать, и сто метров не спасут; но в углу было как-то спокойнее. Тем более требовалось заново научиться дышать, а с этим были явные сложности.

— Не хотел. Я… печати. Слишком много. Не надо, — Егор стоял в противоположном углу и, словно человек с мигренью, держался за виски.

— Тебе хуже или лучше? — выкашляла Настя, понимая, что ребра, скорее всего, придется показывать врачу, а петь песни она не сможет ближайший год точно.

— Лучше. Но больше так не делай. Я сильно тебя… повредил? Помял?

— Нет, — ответила Настя, оценивая состояние. Действительно, могло быть плачевней. Не зная броду — не лезь куда не просят. Говорила же мама: первой к мальчикам нельзя. Кто ж знал, что на мертвых это правило тоже действует. — Но если найдешь пить — будет хорошо. Может, там есть чайник, на кухне?

— Есть. Я видел.

Да, можно себя похвалить — за пять минут Настя совершила то, на что у неизвестного науке механизма уходило часов по восемь: Егор стал заметно выше и уже, как будто масса доспеха перераспределилась. Самые толстые пластины стали тоньше, а на руках и вовсе потеряли стыки и сочленения, выглядя теперь как единый странный материал с рисунком из ячеек. Еще не кожа, но уже не броня.

— Я пока поищу. Схему, общую.

Егор, уже перешагнувший порог, внезапно остановился, обернулся и произнес:

— Если бы я был жив — ты бы мне понравилась, — кивнул каким-то собственным мыслям и вышел вон.

Настя снова впихнула себя в кресло и схватилась за мышку, как утопающий за соломинку. Помереть во цвете лет из-за сомнительных романтических экспериментов — глупее не придумаешь. С чего она взяла, что Егор трансформируется полностью в сторону человека? Вдруг наоборот: откинет лишнее, как гусеница, закуклится и вылупится во что-то совсем жуткое?

Следовало перестать думать о глупостях и начать решать проблемы. Лука поручил же разобраться, а она со вставшими целуется!

К тому моменту, когда Егор принес чашку с водой и чайник, Настя уже отыскала нужное: гигантскую подробную карту Рассохи. Специально для ее создания Павел написал какую-то программку, примитивную, но удобную.

Рассоха оказалась фантастически огромной. Полем она не ограничивалась — в ареал захоронений входил и овражистый лесок, по которому не шлялся только ленивый, и хороший кусок леса слева — соток тридцать-пятьдесят, не меньше.

Схемки оказались простенькими, но очень «говорящими».

По сути, Рассоха состояла из непрерывных сот. В центре каждой лежал некромант, а вокруг него кольцом лежали виновники смерти. Иногда в два, а то и в три слоя. Заметки оказались с прогнозом, что оттуда должно встать. Удивительно точным прогнозом.

Настя успела разобрать только обозначения: Павел использовал для третьей формы стандартные значки, легко разобраться. Карта полнилась цифрами, обозначавшими количество предполагаемых ног у того, что там никогда не должно было встать. Четверки, шестерки, восьмерки так и пестрели. Рядом с некоторыми стояли буквы. Что такое «2В» или «1К» было понятно и без расшифровок — короли, валеты, дамы и прочая двуногая третья форма спала там же вечным сном. Король, кстати, был один. Дам — три. А вот валетов хватало.

Она так увлеклась разгадыванием схемы, что не заметила Егора. Тот молчаливо застыл за спиной, тоже вглядываясь в экран.

Настя мрачно кивнула на карту и отъехала от стола вместе с креслом:

— Вот, любуйся. Интересно, почему с Рассохи сняли гриф «секретно», когда тут лежит такое! И в любой момент может встать!

— Не может, — Егор поставил чашку и чайник на стол и отошел подальше. Страховался. — Я видел похожую карту. Не такую подробную. У Каина. Наши давно знают, что и как тут лежит. Не секрет. Ваш Павел искал тут не мертвый караул. Если постараться, валета можно поднять методом проб на любом погосте. Для второй категории достать такую карту — дело не трудное. Он искал что-то другое.

— Что?

— То, чем караул закрепили.

— Думаешь, он нашел и забрал? — ужаснулась Настя.

— Нет. Если бы забрал — тут бы от Шушенок одни трубы остались. Не думаю, что «это» вообще можно забрать. Твой Павел не был идиотом. Зачем ему столько внимания? Сначала от третьей формы, которая выплеснулась бы в таких количествах, что отсюда и отряд некромантов первой категории ног бы не унес. Потом, если бы повезло выжить, от полиции, которая таким сольным номером явно заинтересуется. Это же теракт.

— Значит, искал и…

— Сделал копию. Повторил.

Настя пробежалась по меню программы, убеждаясь, что Егор, который последние лет двадцать в наземной жизни не участвовал, соображает куда лучше некромантки Князевой, которая все эти годы функционировала, но как-то без огонька. Цифры после наложения нужного фильтра исчезли. Появились другие, более сложные изображения — схемы печатей, закрепляющие их связки и прочее, прочее, прочее. Рассоха была не только огромным могильником, но и сложнейшей математической структурой.

— И чего Павел хотел добиться? — сама у себя спросила Настя.

Егор усмехнулся, уже по-человечески, и ответил вопросом на вопрос: