Совершенный вид (СИ) - Сэнь Соня. Страница 15

Найя торопливо нырнула под укрытие купола и стащила с головы капюшон, выпуская на волю буйную гриву волос. Подошла к каменным перилам, за которыми вода упруго шелестела о темную поверхность пруда, и, поставив на них свою сумочку, принялась нетерпеливо ворошить ее содержимое. Через несколько секунд ее пальцы наткнулись на маленькую плоскую пачку сигарет, уже почти пустую – хотя купила ее девушка лишь этим утром.

Она смотрела на мятую картонную коробочку в своей ладони и отчего-то не решалась ее открыть, думая о Дафне, ребенке, что был ей не нужен, родителях, разочаровавшихся в единственной дочери – обо всей своей жизни, которая складывалась так странно и глупо... Гнев и обида отступили, быстро, как всегда, и Найе вдруг остро захотелось вернуться, без слов обнять подругу, которая была лучшим человеком во всем этом чертовом городе, где никому не было дела до чужих бед. В глазах защипало, и, сердито утерев зарождающиеся слезы, Найя неожиданно для себя смяла пачку с оставшимися сигаретами и швырнула ее вниз, в пузырящуюся под мостом чернильную воду.

– Решила завязать? – поинтересовался очень низкий, почти рычащий, голос за ее спиной.

Испуганно развернувшись, она уставилась на возникшего перед ней незнакомца, шаги которого, должно быть, заглушил дождь. Это был молодой мужчина-полукровка, высокий даже по меркам своих сородичей (метра два точно, вскользь прикинула Найя), одетый в длинный черный плащ, не скрывающий его устрашающе мощного сложения; но куда больше, чем его фигура, девушку поразило его лицо. Большинство гибридов обладали вполне нормальной (если это слово вообще было к ним применимо) внешностью, близкой к человеческой – но в облике этого сквозило нечто настолько чужеродное и звериное, что Найя невольно попятилась. Крупные, резкие черты лица, покрытого на редкость густой шерстью, выдающиеся скулы и челюсти, массивный подбородок, чуть приплюснутый нос, раскосые глаза необычного темно-янтарного цвета – и еще более странный для полукровок цвет волос, торчащих жесткими неопрятными космами: ярко-рыжий, как кожура апельсина. И взгляд – под стать наружности: пристальный, холодно-хищный.

– Я Руфус, – как ни в чем ни бывало, продолжил он и сделал еще один шаг к Найе, которой больше некуда было отступать: в спину ей уперся холодный камень перил. – А ты?..

– А я не нуждаюсь в компании, Руфус, – ответила она, надеясь, что голос ее звучит достаточно твердо.

– Мне показалось иначе, – ничуть не смутившись, ухмыльнулся он.

– Слушай, парень, я же сказала – я не ищу знакомств. И, вообще, говоря начистоту, полукровки не в моем вкусе. Уж извини.

Она схватила свою сумочку и двинулась было мимо рыжеволосого в сторону аллеи, по которой пришла, но тот одним молниеносным движением оказался рядом и больно сжал ее локоть крепкими, как стальные прутья, пальцами.

– А кто сказал, что я – полукровка? – прошептал он, грубо разворачивая Найю к себе и нависая над ней, точно какой-то косматый демон с жутко мерцающими темно-желтыми глазами. Он широко осклабился, приблизив свое лицо к лицу девушки, и та сквозь пелену охватившего ее ужаса подумала, что ни у одного гибрида не видела таких крупных, длинных зубов с ярко выраженными заостренными клыками.

– Пусти, урод! – она отчаянно рванулась из его хватки, одновременно врезав сумочкой ему по голове – но с тем же эффектом могла ударить скалу или дерево; Руфус даже не моргнул. Его рука вдруг перескочила с локтя Найи на ее горло, сдавив его с такой силой, что девушка лишь сдавленно пискнула, и в следующую секунду он вздернул ее над землей, словно куклу.

Найя беспомощно трепыхалась и хрипела, скребя ногтями удерживающую ее руку, и в ее меркнущем сознании вместе со слабеющим пульсом билась одна-единственная мысль: ее ребенок так никогда и не появится на свет.

…Дафна бежала по широкой прямой аллее, ведущей к центру парка, в надежде, что Найя выбрала именно эту дорогу. У самого входа ей встретилась парочка гулявших в обнимку влюбленных да пожилой мужчина с пуделем на поводке – но здесь, в глубине рукотворного леса, было совершенно безлюдно. Золотистый свет шарообразных фонарей выхватывал из темноты раскидистые ветви и густые кроны льнущих к аллеям деревьев, и сам дождь звучал здесь тише и мягче, едва пробиваясь к земле сквозь плотный купол листвы. При обычных обстоятельствах Дафна непременно бы замедлила шаг и прошлась по убегающим от центральной аллеи дорожкам, над некоторыми из которых древесные кроны смыкались наподобие арок – но сейчас все ее мысли были заняты лишь тем, как поскорее отыскать подругу. Спеша догнать ее, она оставила свой коммуникатор в квартире, и теперь ей оставалось надеяться лишь на удачу.

Запыхавшись, она перешла на шаг, и через пару секунд аллея вильнула вбок и уткнулась в полукруглый крытый мостик, соединяющий берега небольшого пруда. На мосту, у самых перил, размытый свет фонаря выхватывал из темноты две фигуры – огромную и массивную и тонкую, хрупкую – почти слившиеся воедино. И все бы ничего (уединенное и защищенное от дождя место идеально подходило для романтических свиданий), если бы верзила не держал свою спутницу за горло, подняв над собой на вытянутой руке, точно тряпичную куклу.

Куклу в серебристом дождевике, по которому струился водопад вьющихся черных волос.

– Найя, – выдохнула Дафна непослушными губами и, безотчетно кинувшись к мосту, повторила, вложив в свой крик весь объявший ее ужас:

– НАЙЯ!!!

Схвативший ее подругу мужчина повернул к ней лицо, когда она, спотыкаясь и задыхаясь, вбежала на каменную поверхность моста, и Дафна какой-то отстраненной частью сознания отметила, что это полукровка – на редкость жуткий и странный полукровка. В приглушенном электрическом свете ярким пламенем вспыхнули его рыжие космы, а глаза на мгновение блеснули двумя золотыми лунами, как у хищного зверя. Жесткая линия его рта изломалась в злобной ухмылке.

Дафна, с кипящей от адреналина кровью, бросилась на него, не видя перед собой ничего, кроме безжизненно обвисшего в его руке тела Найи.

– Отпусти ее! – успела крикнуть она, прежде чем полукровка вскинул ей навстречу вторую, свободную руку и с чудовищной силой отшвырнул девушку прочь. Отлетев к противоположному краю моста, Дафна с размаху впечаталась поясницей в каменные перила, перекувыркнулась через них и ухнула в простершуюся под ними темноту.

Прохладная вода накрыла ее с головой, зашумела в ушах, отрезая от звуков мира наверху, хлынула в ноздри. От сокрушительного удара полукровки из груди Дафны вышибло весь воздух, а ребра, казалось, попросту смяло внутрь; едва ощущая свое онемевшее от боли тело, она была не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой, как и овладеть своим мутнеющим сознанием. Шум в ушах усилился, подступил ближе, легкие сжало жгучим спазмом, перед полуоткрытыми глазами заплясали красные всполохи… и тут ее что-то уверенно подхватило и резко потащило наверх.

«Полукровка», – промелькнуло где-то на грани ускользающего рассудка, но сопротивляться Дафна была не в силах: едва очутившись на поверхности, она принялась судорожно хватать ртом воздух сквозь разрывающий грудь кашель. Ее лицо облепили мокрые волосы, и она мало что различала в окружающей темноте – чувствовала лишь, как кто-то большой и сильный удерживает ее на плаву. Потом ее обмякшее тело вытащили на берег и осторожно уложили в густую траву, и она жалобно застонала от вспыхнувшей в груди и пояснице боли.

– Жива? – донесся до ее слуха звонкий девичий голос откуда-то сбоку.

– Да, но, похоже, ранена, – ответил ее неведомый спаситель – судя по голосу, молодой мужчина.

– Вторая… боюсь, она умерла.

– Я знаю.

– Оставь ее! Полиция уже едет – они ей помогут. Уходим, Трис!

Дафна ощутила, как чьи-то пальцы бережно убрали с ее щеки спутанные пряди волос, и, сделав над собой усилие, разлепила отяжелевшие веки. Над ней склонился тот, кого, по-видимому, звали Трисом – еще один гибрид, во внешности которого, впрочем, не было ничего отталкивающего. Скорее, наоборот. Ясные светло-янтарные глаза с коричневыми крапинками, открытое лицо с резкими, но привлекательными чертами и почти неразличимой шерстью на коже, каштановые, чуть волнистые волосы, мокрыми прядями спадающие на плечи. Стоя на коленях возле Дафны, он смотрел на нее со смесью тревоги и странного смятения, и отчего-то казался ей таким знакомым…