Счастье по наследству (СИ) - Грушевицкая Ирма. Страница 6
Следующие два месяца я провела в Сан-Франциско. Мы много разговаривали с Фло, много гуляли. Много молчали и просто что-то делали вместе. Переключить внимание на то, что занимает не только руки, но и голову, оказалось несложно. Я наблюдала это не раз, поэтому записала нас с подругой на интенсивные кулинарные курсы, специально выбрав те, что находились как можно дальше от дома.
Высокая кухня, в отличие от Фло, мне не давалась. Я понапрасну переводила продукты, чем нервировала нашего учителя — обладателя одной мишленовской звезды месье Жака. От Фло он был без ума, пророча подруге профессиональные успехи на кухне.
Её же больше увлёк декор блюд. Фло создавала реальные шедевры из двух веточек сельдерея, помидора и отварной куриной грудки. Художественное образование давало о себе знать, и спустя год Фло действительно сделала увлечение кулинарией своей профессией, став успешным фуд-стилистом. Её посты в Инстаграме собирают десятки тысяч лайков, среди подписчиков — множество знаменитостей. То, что начиналось как терапия, стало профессией. И в этом вся моя Флоренс.
Именно это я говорю, когда собираюсь рассеять её второе сомнение.
— Ты перфекционист, и вполне способна возвести своё материнство в ранг культа. Я не за ребёнка волнуюсь, а за другие грани твоей жизни: за твою теперешнюю работу, за друзей, за Шона. За себя, в конце концов. Ты будешь настолько сумасшедшей мамашей, что самого отчаянного чайлдфри обратишь в свою веру. Гиперопека — вот о чём надо беспокоиться. Не задавить ребёнка любовью.
На этих словах у подруги начинают подрагивать губы, и я понимаю, что немного перегнула палку. Поэтому, минуя второй страх, перехожу к первому, и требую рассказать всё с самого начала — с того утра, когда Фло решила, что пришла пора снова пописать на бумажную полоску.
В течение следующих сорока минут я не произношу ни слова. Фло надо высказаться. Ещё раз пройти этот путь: от момента, когда её рука сама потянулась к полке с тестом на беременность, до объявления, сделанного накануне Шоном.
По мере того, как подруга говорит, я всё больше и больше начинаю верить, что на этот раз у них всё получится. Больше нет бурлящей радости, как в момент, когда она сообщала о первой беременности. Нет неуверенности и страха, как во время второго похожего разговора. Здесь я мысленно говорю спасибо Шону, потому что без его вмешательства здесь точно не обошлось. Я буквально слышу его слова, когда Фло чётко оттарабанивает результаты анализов и УЗИ, название лекарств, которые она принимает, чтобы минимизировать риск выкидыша. Её распорядок дня, режим питания и физнагрузки изменились. Всё чётко и по полочкам. Уверенность мужа передалась Фло, а через неё — малышу. Её страхи — иррациональны и, скорее, имеют под собой всего одну основу: Фло просит меня присоединиться к их маленькому кружку верующих.
Я делаю это с удовольствием.
Ближе к трём Шон присылает за нами машину.
— Он запретил мне садиться за руль, можешь себе представить?!
— И правильно сделал.
— И ты туда же!
Фло притворно возмущается, но выглядит при этом довольной.
Прыжок веры — десять баллов из десяти возможных!
Водитель открывает дверь, и мы садимся на заднее сидение тонированного представительского седана.
Вчерашний вечер был последним отголоском недавно закончившегося лета. Сегодня на улице ощутимо похолодало, и я рада, что захватила с собой тёплый свитер.
В салоне тепло, и Фло сразу стягивает с себя жакет.
— У меня терморегуляция нарушена. Всё время мёрзну.
— Ты говорила об этом врачу?
— Разумеется, мамочка. В этом нет ничего такого. Главное правильно одеваться и опасаться сквозняков.
— Твоё вчерашнее платье было весьма открытым.
Фло смеётся:
— Ты никому не скажешь, что под ним у меня было надето боди с панталонами?
— Шутишь?
— Нисколько! Это платье куплено месяц назад, а на прошлой неделе я обнаружила, что грудь выросла на полразмера. Пришлось выкручиваться. Раньше бы упарилась в этом комплекте, а вчера ему не нарадовалась.
Теперь мы хохочем вместе, пока машина плавно двигается на север.
У Фло встреча с рекламодателем, и я прошу высадить меня в районе Жирарделли-сквер. Когда-то здесь находилась шоколадная фабрика, владельцем которой был тот самый господин Жирарделли. Теперь это место навсегда связано не только с именем её основателя, но и с шоколадом. Реконструированные здания — парафраз фабрики Вилли Вонки с множеством кондитерских, ресторанов и фирменных магазинов. Воздух пропитан запахом какао-бобов, и после пирога с тунцом, съеденного во время ланча с Фло, нет ничего лучше, чем кружка горячего шоколада и несколько увесистых пакетов с фирменными квадратиками.
Меня всегда тянет на сладкое после морепродуктов. Вероятно, фосфору во мне грустно без значительно дозы эндорфинов, которых дарит употребление шоколада. Фло знает об этой моей особенности и просит в этот раз себя не ограничивать: по её мнению, я похудела.
— Я бы сказала, что завидую твоей фигуре, но это не так. Босая, беременная и на кухне — жду не дождусь, когда превращусь в шарик.
Мы прощаемся, но ненадолго. Вечером Шон с друзьями идёт на бейсбол, «Гиганты» принимают «Чикаго кабс», третья игра финала Национальной лиги. Фло — такая же заядлая болельщица, что и муж — на этот раз остаётся дома.
Это ещё одно проявление заботы Шона. Все знают, как Флоренс Райт умеет болеть. Её эмоциональные прыжки по трибуне не раз попадали на главный экран стадионного табло, так что в ближайшие месяцы бейсбол она смотрит дома. Не имея особых планов на этот вечер, я легко даю согласие провести этот вечер с Фло. Но сначала прогулка.
Второе моё любимое место в Сан-Франциско — рыбацкая пристань. Но прохладный день — не лучшее время для дефиле по обдуваемой всеми ветрами прибрежной зоне, поэтому я еду в Парк Золотые ворота.
В прошлый раз в магазинчике при «Консерватории цветов» — красивейшем ботаническом саду на территории парка — я купила семена чудесных азалий. В последние годы у Сеймура возникла тяга к садоводству, и теперь из всех поездок я привожу деду цветочные семена.
Лужайка перед домом в пригороде, куда он переехал после того, как отошёл от дел в баре, напоминает картины Кинкейда: сочно, ярко и бессмысленно. Но Сеймуру нравится. Его переломанный нос не ощущает запахи, хотя не так давно он даже специально для этого бросил курить, но вот эстетическое наслаждение подсевшее зрение всё ещё получает. Дед копается в земле с тем же удовольствием, с которым раньше общался с посетителями за стойкой бара. Мне казалось, что при таком активном образе жизни Сеймур быстро заскучает, но этого не происходит. В полной тишине он может целыми днями сидеть на своём низком табурете возле цветника, подрезая, выпалывая, удобряя. Я слышала теорию, что спокойные люди с возрастом предпочитают активный образ жизни, а с гиперобщительными происходит ровно наоборот. Сеймур Бейтс — живое тому подтверждение.
Я звоню деду из магазина, перечисляю название сортов, выслушиваю краткий экскурс в особенности цветения каждого и покупаю вдобавок к азалиям с десяток луковичек ярко-жёлтых анкарских крокусов.
— Как ты сегодня спал?
Сеймур не любит прямых вопросов про здоровье, поэтому приходится узнавать о его самочувствии через наводящие вопросы. Это своего рода интеллектуальная игра вроде «да и нет не говорить», и я не знаю, кто из нас получает от неё большее удовольствие.
— Как убитый. Вчера до полночи резались в джин-рамми. Этот засранец развёл-таки меня на десять баксов.
— Ученик всегда превосходит своего учителя, тебе ли не знать.
— Да уж. С тобой за стол я точно больше не сяду.
— А если на интерес?
— Что я тебе, дурачок в квадратных штанишках?
Я смеюсь, вспоминая нелюбовь деда к моему главному герою детства — Губке Бобу. Он всегда считал недалёким мультик про морских обитателей, а заодно и меня, когда я бегала по дому, вопя «Кто проживает на дне океана…»