Паранойя. Почему я? (СИ) - Раевская Полина. Страница 28

– Нет, Серёж, не хочу, – опустив взгляд, отвечаю обреченно, принимая его доводы, зная, что соглашусь на все, что он скажет. Но в этот раз не потому что слабохарактерна и отчаянно влюблена. Просто чувствую, сейчас он искренен со мной и он действительно устал, и нуждается в моей поддержке. Поэтому втягиваю с шумом воздух и задаю скорее риторический вопрос. – Но разве справедливо, что ломать себя должна я?

– Несправедливо, Настюш, – поняв, что я в очередной раз капитулировала, притягивает меня Долгов к себе. И с чувством поцеловав в висок, шёпотом добавляет. – Но тебе бы не пришлось, если бы ты хоть чуть-чуть доверилась мне и дала время.

– Сколько? – отстранившись, заглядываю ему в глаза.

– Полгода.

– Полгода! – охренев, повторяю ошарашенно и уже собираюсь возмутиться, как Серёжа, опередив меня, объясняет:

– Настя, эти дела быстро не решаются. У Ларисы есть определённое количество акций моего завода. И хотя я не думаю, что она пойдёт против меня. Все-таки от моего успеха напрямую зависит будущее наших детей. Однако исключить такой поворот событий я не могу. Вполне вероятно, что ей может сорвать башню. Тебе пока в твои восемнадцать сложно понять, но, когда женщина всю свою молодость вбухивает в семью, крайне сложно пережить, что эта семья разваливается именно тогда, когда уже гораздо меньше ресурсов и возможностей для нового старта. Нам мужикам в этом плане полегче, так уж сложилось в обществе, сорок для мужчины – не возраст.

– Ужасно несправедливо, – замечаю на автомате, впервые задумавшись о судьбе Ларисы, и удивленная тем, что Долгову, похоже, задумываться об этом не впервой и даже в какой-то степени переживать.

Впрочем, наверное, это нормально, прожив вместе столько лет, хотя не скажу, что в полной мере отношусь с пониманием. Точнее, я вроде как понимаю, но все же какой-то червячок ревности точит.

– Но это пол беды, – продолжает меж тем Серёжа. – У неё отец и брат занимают стратегически важные для меня должности. Лишится их поддержки – это как лишится двух коней или слонов, если переводить на шахматный язык, а это уже проигрышная позиция, хотя, конечно, не безнадежная.

Он продолжает объяснять, а я, хоть и не все понимаю из того, что он говорит, все же испытываю безотчетную радость оттого, что он делится со мной всем этим; что воспринимает меня всерьез.  Мне это кажется достаточным, чтобы выдержать полгода и не сойти с ума.

– Хорошо, – обещая самой себе быть благоразумной, соглашаюсь на его просьбу и, мысленно посчитав, когда истекут эти проклятые полгода, предупреждаю. – Только учти, пятнадцатого апреля, если ты все еще не будешь в разводе, я поставлю точку в наших отношениях. Чего бы мне это ни стоило, поставлю!

– Пятнадцатого апреля у Ольки день рождения, – зачем-то напоминает он, и меня это злит, потому что выглядит, как просьба об отсрочке.

– Вот именно! – жестко и безапелляционно стою на своем и язвительно добавляю, хотя самой неприятно озвучивать столь неприглядные вещи. –  Считай, сделаю ей подарок.

Долгов усмехается и протягивает мне руку.

– По рукам, Анастасия Андреевна.

Я закатываю глаза, но все же жму его руку.

– Скрепим поцелуем? – подмигнув, нахально уточняет он.

– Думаешь, я шучу? – прищурившись, сверлю его строгим взглядом. Он же, тянет меня на себя и чувственно выдыхает:

– Думаю, за сегодняшнюю выходку ты должна мне, как минимум, минет.

– Продолжайте думать дальше, Сергей Эльдарович, – оттаяв, парирую насмешливо и, коснувшись губами его губ, мурчу. – А пока можем и скрепить.

Долгов лениво растягивает губы в своей фирменной мальчишеской улыбке, а у меня внизу живота закручивается остро-сладкий, тяжелый узел. Тону в моих любимых синих – пресиних глазах, наполняясь истомой от прикосновения горячей, немного шершавой ладони к щеке. Сережа, словно загипнотизированный, смотрит на мой рот и обводит его контур большим пальцем.

Дыхание перехватывает от предвкушения, когда он томительно нежно начинает целовать меня, сначала посасывая губы, а после медленно проскальзывая языком в мой приоткрытый для него рот. Он ласкает его так неторопливо и чувственно, что по коже пробегают колкие мурашки, а между ног сладко лижут горячие волны возбуждения, заставляя изнывать от желания поскорее ощутить его член в себе.

Невольно стискиваю колени, чтобы хоть немного унять нетерпеливую пульсацию. Однако Сережа, зная, что мне нужно, скользит ладонью по внутренней стороне моего бедра, пока не достигает промежности. У меня вырывается судорожный вздох. Долгов же насмешливо шепчет, гладя меня между ног:

– Ты пиво что ли пила?

До меня не сразу доходит смысл его слов. А потом, будто кто-то резко нажимает во мне кнопку «off».

Замираю. Открыв глаза, встречаюсь со смеющимся взглядом и мечтаю провалиться сквозь землю.

Господи, вот стыдобища-то!

– Ой! – машинально прикрываю рот ладошкой. – Я забыла.

– Умеете вы, Анастасия Андреевна, удивить, –  мягко подтрунивает Долгов, а я отчаянно краснею.

Хорошо, что темно и ничего не видно, хотя уверена, эта сволочь специально вгоняет меня в краску.

– Ну, извините, Сергей Эльдарович, целоваться сегодня в мои планы не входило, – бурчу, демонстративно убирая его руку и пытаясь отстраниться.

– Это хорошо, что не входило, – смеясь, притягивает он меня обратно, но я сопротивляюсь изо всех сил. – Настюш, ну я же шучу. Прелестное амбре.

– Иди ты к черту!

– Маленькая обиженка, – хохочет Долгов, наслаждаясь моим смущение и, подмяв под себя, целует.

Целует глубоко, мокро, доводя меня до бешенства. Мне так неловко, что просто жуть.

Некоторое время мы боремся, но в конечном счёте Серёже удаётся рассмешить меня. Сдаюсь его натиску и постепенно смущение сходит на «нет».

– Куда мы едем? – спрашиваю чуть позже.

– Хочу показать тебе один дом. Если понравится, переедешь туда.

– Серёжа…

– Настя! Я не собираюсь каждый раз устраивать маскарад перед твоей охраной. Да и я тебе уже говорил, это не шутки. – Долгов смотрит строго и безапелляционно, а у меня, как и всегда, когда поднимается эта тема, диафрагму сводит от безотчетного страха. Я не представляю, как буду объяснять маме свой переезд.

Да что там?! Я даже не знаю, что сейчас делать с охраной, ждущей меня возле Сениного дома.

– Ничего с ней делать не надо, –  отзывается Серёжа слегка раздраженно, когда я озвучиваю свои страхи. – Позвони, скажи, что заночуешь у этого додика, чтобы не поднимались с проверкой, а завтра к обеду я отвезу тебя обратно. Но думаю, ты и сама понимаешь, так продолжаться не может. Скажи уже матери, что хочешь жить отдельно. В конце концов, в восемнадцать лет это вполне естественное желание.

Ой, правда что ли?! – язвлю про себя.

Нет, он, конечно прав, но как же легко рассуждать со стороны. Это же не ему объясняться с моей матерью и отчимом. Шел бы так со своей родней вопросы решал. А то в моих делах Лев Толстой, а в своих…

Усмехнувшись, набираю охране и диву даюсь, где папа Гриша откопал таких олухов. Мне их безответственность, конечно, на руку, но, если вдуматься, меня могли уже десять раз похитить и сто раз прибить.

Вскоре мы подъезжаем к небольшому и очень сдержанному на фоне разномастных, кичливых «зАмков» дому.

Честно, я не ожидала увидеть европейскую лаконичность и наличие вкуса среди столь модной нынче у нас ярмарки тщеславия. Никаких сложных конструкций, вычурных элементов, все просто и функционально: один этаж, панорамные окна, отделка кирпичом и деревом, при этом видно, что дом очень дорогой и стильный. Естественно, я очарована.

– Ну, как? – закинув руку мне на плечо, спрашивает Серёжа, оглядывая вместе со мной ухоженный ландшафт, с которым явно поработал хороший дизайнер.

– Удивительно. Не думала, что такое можно найти у нас в готовом виде. Мне казалось, сейчас у всех буржуев золотой унитаз головного мозга.

– Как вы к нам любезны, Анастасия Андреевна.

– Ой, прости, любимый! – смущенно хихикнув, примирительно чмокаю Долгова в щеку и тут же смущаюсь ещё больше, сообразив, какую киношную хрень ляпнула.