Инцел на службе демоницы 4: Гарем для чайников (СИ) - Блум М.. Страница 13
Договорив, она задумчиво уставилась на свое отражение, будто давно себя не видела. Если вспомнить, в лагере и не было зеркал.
— А тебе нравится сейчас? — спросил я.
— А тебе? — эхом отозвалась она.
Мой взгляд пробежался по нашим отражениям — ее казалось чуть погрустневшим. Шагнув ближе, я положил ей руку на талию, и зеркальный я сделал то же самое.
— Да, мне все нравится.
— Запомни это ощущение, — она прижалась ко мне, — оно не длится вечно…
Последние слова застыли уже на моих губах. Не отстраняясь, Юля толкнула меня на кровать и усадила так, что я оказался лицом к зеркалу, а она забралась на меня сверху.
— Какой смысл что-то получать, — пробормотала она мне в губы, — если не можешь себя за это вознаградить…
Поерзав бедрами, Юля стянула с себя трусики и расстегнула мою ширинку. Хотя меня сегодня уже изрядно выжали, энергия на нее нашлась легко — едва только кожа ощутила ее тепло и влагу. Моя рука сама нащупала в вазе презерватив.
— Сегодня вечером, — натягивая его на меня, шептала моя любовница, — в этом домике будет жарко…
Она ловко села на меня и горячо задвигалась, будто показывая, что такое жарко.
— Сегодня вечером тут будет музыка, выпивка, смех и куча девчонок…
Короткая голубая юбочка взлетала вверх от каждого толчка, в зеркале отражалось каждое движение ее бедер, позволяя мне любоваться происходящим со всех сторон. Нырнув ей под блузку, я сдвинул в сторону чашечку лифчика и сжал упругое полушарие.
— И все это будет, потому что с нами ты… — Юля слегка застонала. — Никогда не забывай, что ты этого достоин…
Меня словно трахал тренер личностного роста, скача словами по извилинам примерно так же, как она сама скакала по мне. Пылающая киска ласкала меня, оставляя на паху липкие влажные дорожки, все настойчивее предлагая и в ней что-нибудь оставить. Впервые мне отдавались в награду, поощряя за сделанное и настраивая сексом на еще большие свершения — пожалуй, это была самая приятная мотивация в моей жизни. Вот чему бы Би стоило поучиться за свои тысячи лет.
Остаток дня я провел бездарно — просто проспал, утомленный рекой, лодочной станцией и Юлей, замотивировавшей меня до изнеможения. Тяжело дыша, мы упали вместе на подушки, не обговорив ничего про будущую вечеринку. Когда, обнимая ее, я закрывал глаза, за окном еще было светло, а когда проснулся, там уже намечался закат. Соседняя подушка была пустой и холодной — Юля куда-то ушла. В зеркале напротив кровати отразилось мое заспанное, чуть припухшее лицо. Надо же, я еще не организовал ни одной вечеринки, а уже выглядел так, будто ни одну из них не переживу.
Сообразив, что почти проспал ужин, я наспех оделся и выскочил на улицу. Лагерь казался опустевшим — среди зелени не звучало ни шагов, ни голосов. Первые признаки жизни мелькнули в горящих окнах столовой. Я торопливо зашел внутрь, в меня мигом ткнулись десятки взглядов, а затем все девушки дружно отвернулись, продолжая коллективный бойкот. И нимфоманка Ксюша, которая наведывалась ко мне ночью и наверняка жаждет наведаться вновь, и даже те три с лодочной станции, будто ничего днем не произошло. Смотрела на меня только местная командирша Кристина, с угрозой стискивая ложку, словно прицеливаясь в мой лоб. И как мне их звать на вечеринку? Залезть на стол и раздеться, показывая, что могу предложить? Это все равно что говорить о карьерных возможностях в дурдоме.
Пройдясь до зоны раздачи, я поискал глазами Юлю, но ее почему-то в зале не было. Дородная дама с презрительной миной выдала мне комковатой каши. Девчонки искоса отследили мой путь до столика у окна, и снова отвернулись, усердно делая вид, что меня нет. Только Кристина, казалось, скоро сломает ложку. В одиночестве я приземлился на стул, понимая, что без Юли вечеринку мне тут не организовать.
Поужинав, обитательницы лагери торопливо составили подносы и всей толпой поспешили куда-то за столовую. Вспомнив, что костер вчера был в другой стороне, я с любопытством направился за ними. Закат уже вовсю разливался по лесу. Следуя за процессией в белоснежно-голубой униформе, я внезапно вышел к амфитеатру из деревянных скамеек, поднимающихся ступенями вверх. На круглой сцене внизу стояли картонные декорации, похожие на древнегреческие колонны, а по ее углам горели старые железные фонари. Парчовая тряпка болталась на ветру, напоминая кулисы.
Взобравшись повыше, я сел на скамейку. В тот же миг устроившиеся поблизости девчонки шарахнулись в стороны, будто воздух рядом со мной становился отравленным. Совсем скоро вокруг меня образовалась санитарная зона радиусом в пару метров. Не давая это обдумать, на сцене заиграла торжественная музыка, и из-за кулис выпорхнули две девушки — обе в длинных белоснежных туниках, по виду сшитых из простыней, и с подобием лавровых венков на голове, сплетенных из еловых веток.
Одна из актрис с пафосом вскинула к публике руки, открыла рот — и полилась душеспасительная белиберда. Нечто настолько же не перевариваемое на слух, как местные ужины на вкус. Поток фраз про гибель за грехи и страшное чудовище, которое приходит к грешникам. Затем первой актрисе стала с надрывом вторить и другая, вещая про спасение для раскаявшихся и призывая раскаяться, чтобы спастись. Они будто цитировали целые куски из брошюрок сектантов. Я уже собрался по-тихому свалить, как вдруг заметил порхающие по рукам остальных девчонок бумажки, которые они тайком передавали друг другу и перешептывались, не особо вслушиваясь в творящееся на сцене.
Внезапно, метнув взгляд в мою сторону, от кучки подружек отделилась Ксюша. Аккуратно прокравшись по рядам, она села на скамейку прямо передо мной, как конспиративный агент. Ее пальцы взбудоражено теребили одну из бумажек, которые уже вовсю гуляли по амфитеатру. Забыв про спектакль, девчонки перебрасывали их друг другу и горячо шептались.
В этот момент со сцены донесся рык, и из-за кулис выпрыгнул лев. Ну как лев: еще одна актриса в длинной облезлой шкурке с привязанным к бедрам хвостом. Зарычав, она бросилась на двух других, и те стали с воплями метаться по сцене и в ужасе заламывать руки. Происходящее все больше напоминало детский утренник.
— Что правда, — Ксюша осторожно подала голос в этом шуме, — переезжаешь в особняк? И вечеринка будет?
— А ты откуда знаешь? — уточнил я.
Вместо ответа моя ночная нимфоманка воровато протянула бумажку — небрежно выдранный из блокнота клетчатый листок, внутри которого было размашисто выведено синей ручкой:
“СЕГОДНЯ!
Для всех желающих у Паши ВЕЧЕРИНКА!
В ОСОБНЯКЕ!
В программе — музыка, выпивка, секс.”
Я едва подавил смешок. Коротко, четко и только по делу. Однако, в отличие от самодельных декораций на сцене, эта самодельная реклама хотя бы смотрелась интригующе.
В голову будто одновременно впились десятки взглядов. Я поднял глаза — девчонки на всех рядах с интересом косились на меня и перешептывались, сжимая в руках точно такие же записки.
— А откуда… — начал я, тряхнув своей бумажкой.
— Тише! — рыкнула на всех Кристина.
Все обитательницы лагеря тут же отвернулись и сосредоточенно уставились на сцену. Вот кому надо было льва играть — даже без шкуры похожа. Не сказав ни слова, Ксюша торопливо соскользнула обратно к подружкам, и я снова остался в почтительной изоляции. Тем временем музыка на сцене становилась все тревожнее. Обе актрисы, замерев около фонаря в углу, испуганно жались от наступающего льва, который грозно рычал и спотыкался, когда ненароком шагал себе по хвосту.
Решив, что пора сваливать с этого утренника, я поднялся с места. И тут кулисы снова раздвинулись, и на сцену в белоснежной тунике, сверкая в лучах заката янтарными локонами, вышла Юля. Я снова опустился на скамейку. Она вскинула руку и заговорила, обращаясь ко льву:
“Зачем тебе рычать бессильно и тревожно?
Не лучше ль ощутить тепло руки,