Поймай Джорджию (СИ) - Снимщикова Татьяна. Страница 38

— Нет, я тут посижу.

— Послушайте. Незачем сидеть. Поезжайте домой, а завтра утром привезите им одежду и тапки. Это лучшее, что вы можете сделать в данной ситуации. Учитесь доверять. Если я говорю, что до завтра, значит, до завтра, — спокойно сказал доктор.

Сэм послушался и уехал сначала на квартиру к брату за вещами, потом домой к Тоне, где застрял и не смог двинуться с места от накатывающего страха. В этот момент зазвонил его телефон и снова зловещий голос Мизинчика требовал ответа.

— В больнице он, — тихо произнёс Сэм. Эмоции куда-то пропали. — И Тоня в больнице. Он стрелял, а я не понял. Тоня меня оттолкнула. Не понимаю, ничего не понимаю. Я ничего не понимаю.

Он расплакался, вздрагивая своими мощными плечами, и уже не слышал о том, что вещал Мизинчик. Это был худший день в жизни. Сэм не стал звонить матери ночью, да и не вспомнил о ней. Голова забилась братом и Тоней. Только они и никто другой значили для него сейчас всё на свете. Его жизнь сконцентрировалась в них. Сколько ни старался, Сэм не мог вспомнить досконально, что произошло. Какие-то рваные обрывки всплывали в памяти, путая и пугая. Всю ночь он смотрел на часы, чтобы вызвать такси и умчаться в больницу.

Тем временем Мизинчик спешно собирался в дорогу, молясь только о том, чтобы Васька раньше времени ни о чём не узнала. С её чутьём — это вообще не проблема. Он разбудил Федьку и велел не спускать с неё глаз, а сам рванул обратно в столицу, проклиная всё на свете, особенно своих друзей из девяностых годов. Они потеряли хватку, везде и всюду опаздывали, свалили работу на молодняк, а разве сопливые детки могут хоть что-то без дополнительного пинка? Как можно было прозевать гнуса?

— Если я выживу, то всех прибью, — пообещал Мизинчик по громкой связи. Машина неслась с космической скоростью.

— Так получилось, — послышался виноватый голос старого друга.

— Как именно получилось, что эта тварь разгуливала по городу с оружием? — неистовствовал бывший криминальный авторитет, а теперь бизнесмен и добропорядочный гражданин.

— Не спрашивай, Ген. Мои ребята были возле бара. Я вообще удивлён, как твой пострел увидел эту мразь в толпе. Ген, он попёр на него с голыми руками. Ребята чухнули, когда уже первый выстрел прозвучал. Прости. Я звонил в больницу. Все живы. Жизненно важные органы не задеты, если не считать потерю силикона у девушки. Купим ей новый, если захочет. У парня задеты мягкие ткани и потеря крови. Внутренности практически целы. Ген, мы из худших дыр вылезали. Он сильный. Это же Гоша Аристархов. Он огонь и воду прошёл, нам и не снилось то, где ему довелось побывать. Не гони. Поезжай спокойно. Я уже в больнице. За всё заплатил, все вопросы решил.

— Ты не расплатишься, если что-то пойдёт не так. Мне нужна его жизнь, а не смерть, — рычал, но уже чуть тише Мизинчик. — Там брат где-то его должен быть.

— Его отправили домой за вещами. Приедет утром и его сразу проводят туда, куда он скажет. Успокойся, Ген. Возвращайся домой…

— Вот это ты зря сейчас сказал. Приеду, разберёмся.

Мизинчик жалел, что не имеет вертолёта. Путь до Москвы занимал сутки при хорошей скорости. За это время последние волосы поседеют, а самое страшное, что Васька чувствовала Гошу на расстоянии, а значит, уже не находила себе места. С утра она и так была в депрессии. На кладбище долго стояла у могилы отца, всё о чём-то ему говорила, просила прощения. Дома не захотела общаться с крёстным, тупо смотрела в окно и думала о своём. Мизинчик ушёл от неё вечером, когда раздался звонок с шокирующей новостью. Поняла ли Васька, в чём дело, или нет, уже было неважно.

— Старый я. Хватку потерял…

Он не заметил, как рассвело. Тяжёлые мысли давили на сознание, убивали своей несправедливостью. Сэм думал то же самое, поднимаясь по ступенькам в хирургическое отделение. Слишком высокую цену заплатили два человека за одну ошибку. Его проводили сначала к брату. Гоша окончательно отошёл от наркоза и порывался сбежать. Заклеенный бок мешал, но не настолько, чтобы отказаться от затеи. Он ненавидел больницы. К тому же полицейские уже навестили, мило поговорили, пообещали разобраться. Когда в палату зашёл Сэм, Аллигатор пытался спустить ноги с кровати.

— Тебя сам Бог послал, — вяло, но злобно произнёс Гоша.

— Как ты? — спросил он, передавая телефон, ключи, документы и вещи в пакете.

— Лучше всех. Отвези меня домой.

— Давай не сегодня. Пожалуйста, — Сэм умоляюще взглянул на брата.

— Ладно. Говорят, Тоня лишилась своего размера D.

— Она мечтала лишиться его, но боялась, что грудь обвиснет. Глупая какая. Мне плевать, какая у неё грудь. Хоть нулевая.

— Ты прав, — сказал Гоша, укладываясь обратно. Ему казалось, что в бок вставлен раскалённый лом. — Скажи ей об этом.

Сэм кивнул и вышел из палаты. Аллигатор устало посмотрел в потолок. Последний раз он лежал в больнице, когда ему было десять лет. Ему вырезали аппендикс. Воспоминания оставили неизгладимый след, воспитав ненависть к медучреждениям. Гоша включил телефон, который сразу же ожил на все лады: заверещал о сообщениях и обновлениях. До полного счастья не хватало звонка, и он прозвучал.

— Доброе утро. Всё нормально. Все живы. У меня всё хорошо. Как дела у Васьки? Сорок дней. Тяжело ей. Да, конечно, — ответил Гоша, прекрасно понимая Мизинчика, который разрывался между чувством долга и любовью к крестнице. Наверняка она опять впадала в своё мрачное состояния, когда ей никто не нужен.

«Васька, потерпи. Через неделю встречусь с Джорджем, закончу все свои дела здесь и приеду к тебе, потому что больше не могу вдали. Хочу обнять тебя, забрать себе все твои слезинки, всю твою боль. Потерпи. Никогда не верил, что смогу полюбить. А теперь не понимаю, как же я жил не любя. Проклятый сучонок. Из-за него время теряю», — метался в разных направлениях Гоша. Он проверил почту и увидел два письма от Джорджа.

«Джорджия, ты — счастливый человек, потому что любишь. Это самое лучшее чувство. Однажды я расскажу тебе о своей любви. Она изменила меня. Я стал сильнее, но иногда не могу избавиться от отчаяния. Джордж».

— Я — счастливый человек. Это правда. Вчера я знал, что выживу, потому что так и не сказал Ваське, как сильно я её люблю, — вздохнул Аристархов. Джорджия в голове молчала: не поддакивала и не возражала.

Он хотел написать от своего имени, но решил повременить до встречи. Печатать ответ было утомительно трудно. Палец попадал мимо нужной буквы, приходилось удалять абракадабру и набирать заново. Второе письмо от Джорджа озадачило:

«Джорджия, что происходит? Не молчи. Ответь».

Он ответил, что всё в порядке, и уснул. Несколько строк выкачали последние силы. Его пытались будить несколько раз. В палату кто только не заглядывал. Даже Альбертыч умудрился просочиться сквозь кордоны из суровых парней. Беспрепятственно заходил только Сэм да медики. Гоша проснулся среди ночи от тяжёлого сопящего дыхания и пронзительного взгляда. Он открыл глаза и в тусклом свете ночного светильника увидел уставшего злого Мизинчика в белом халате.

— Привет, ковбой, — тихо сказал дядя Гена. Полчаса назад он влетел в город, а спустя десять минут уже поднимался в палату к неугомонному журналисту. Он успел пообщаться с дежурным врачом и медсестрой, узнать всё из первых уст, позаботиться обо всех. В данном случае деньги решали многое. — Как ощущения?

— Привет, Мизинчик, — сонно ответил Гоша. — Ты чего здесь забыл?

— Тебя. Домой хочешь?

— Безумно. И в туалет хочу.

— Дать «утку»? — нахмурился Мизинчик.

— Нет. Помоги встать.

— А можно?

— Плевать. Мне можно всё. Помоги, — Гоша откинул одеяло и спустил ноги. Мизинчик подставил плечо и помог встать. Аристархов охнул и прижал руку к животу. — Отлично. Сейчас лужу налью.

— Четыре шага до счастья, — пообещал ночной посетитель и повёл его в туалет. — Не тряси ногами, расплещешь.

— Смешно. Я сам подержу. Иди отсюда, — смутился Аллигатор, когда застыл возле унитаза. Слабость зашкаливала.