Mayday. Я влюбляюсь (СИ) - Саммер Катя. Страница 2

Макс с голым спортивным торсом и в серых пижамных штанах, такой большой и опасный на вид, с широкими кустистыми бровями и трехдневной щетиной, боялся сдвинуться с места. Он нервно поглаживал короткий ежик черных, как смоль, волос, а Ника пыталась сейчас догадаться, что его беспокоило больше – она или любимые кроссовки. Гадала, смеяться от этого ей или плакать.

Она демонстративно медленно поставила обувь обратно, схватила рабочую сумку и выскочила из квартиры. На прощание хлопнула дверью так, что в подъезде побелка посыпалась. А снаружи замерла, тяжело дыша, пытаясь вернуть самообладание.

В эту минуту мимо просеменила соседка Быковых и странно покосилась в ее сторону. Здесь все знали Нику как девушку Леши. И все знали, что он не в себе.

Еще придумает себе что-нибудь.

– Добрый день, – поздоровалась Ника со скрипучей старушкой. – Хотела Нину Александровну навестить, но не застала.

– Да уехала она на огород. Грядки, поди, готовит, да редиску сеет – снег сошел. До конца недели не видать-то ее будет.

Ника, изо всех сил растянув улыбку, кивнула и скорее поспешила к лестнице.

– Надо было позвонить, побегу я, а то на работу опоздаю.

– Беги, цвяточек! Светлого неба тебе, работка-то у тебя та еще.

Ника выбежала, глотнула воздух, чтобы расшевелить легкие, прыгнула в автомобиль и, наконец, разрыдалась. Таксист покосился на нее, но смолчал, лишь прибавил громкости радио, поющему незатейливый строки про разноцветные витаминки.

Спасибо и на том.

***

Ника из-за шторки наблюдала, как светловолосый малыш ползал по узкому проходу самолета и подбирал с пола кусочки чипсов и крошки от сэндвичей. Сердце замирало каждый раз, как кто-то вставал с кресла и направлялся к хвостовому туалету – они перешагивали его, так и норовя раздавить крохотные пальчики.

Когда очередной пассажир чуть не споткнулся о ребенка, Ника неосознанно подалась вперед. Все-таки собиралась разъяснить мамаше, что на рождении мальчишки ее обязанности не закончились.

– Орлова, оставь ты это. На третий раз точно будет скандал. Эта дамочка еще и жалобу накатает, а нас с тобой премии лишат. Ненормальная, что взять с нее! Главное, чтобы в самолете мелкого не забыла.

Ника тоскливо выдохнула, шагая обратно в хвост, где ее вечно худеющая подруга Сонька уплетала жирную касалетку курицы с макаронами. Брюнетка закрыла шторку, отгораживающую буфетно-кухонную стойку от пассажирского салона, и протянула Нике стакан спрайта с трубочкой, лимоном и льдом.

– Все для вас, мадам.

Ника впервые за сегодняшний вечер улыбнулась. Голубкина всегда веселила ее, когда было грустно. Девчонка-праздник с точеной фигурой, слепленной из часов в спортзале, излишне пухлыми губами и бронзовым загаром, привезенным из тропиков, походила на клише из «Инстаграма». Но очень доброе клише, что пахло так сладко, словно съело не одну дюжину булочек с корицей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Ну, соберись давай. И так видок, будто осы покусали. И в глазах вселенская скорбь. Я твоего Макса точно кастрирую, чтобы не нужен тебе больше был, фанфарон недоделанный!

Ника хотела ответить, но пришлось пропускать в туалет пожилую женщину. Лишнее мгновение раздумий, и новый круг ада, который и Данте не знал, не заставил ждать.

И почему для Макса все было так сложно? Нике казалось проще простого. Она точно знала, чего хотела – небольшую семью и собачку. Любую. Или кота. А может, и знатную семейку. И лучше корги. Такие незамысловатые мечты. Не цель, не финал, куда обязан прийти, а сама жизнь, которой хотелось прямо сейчас, в этот миг и тысячу других после.

Но каждый прожитый день под боком у Макса лишь сильнее отгораживал ее от счастья: простые мечты стали казаться ей недостижимыми, как Эверест. Ведь Макс ненавидел животных. И не спешил думать о будущем. Он вообще ни о чем не хотел думать. Его устраивала рутинная жизнь старшего кладовщика с зарплатой в двадцать девять тысяч и редкими бонусами в виде списанной с поставки косметики, которая нарекалась подарками Нике по случаю и без. И это в тридцать-то лет. А ей этого всего было нещадно мало даже в двадцать пять.

Макс часто злил ее. Когда с гордостью рассказывал, как остался безнаказанным за украденную линейку бесполезной «Natura Siberica», свалив вину на другого парня, которого уволили. Когда, открыто демонстрируя презрение, за километр обходил тех, кто просил подаяние. Когда одергивал и подгонял Нику, решившую в выходной день покормить уличного кота, или после ее маникюра вместо комплимента хватал за руку с криками: «Офигенно! Мне такой цвет для кроссовок нужен, сбил передник, дашь?».

Зацикленный на себе эгоист! Но как же быстро Ника забывала обиды, зачарованная его бесконечной мантрой «люблю, люблю, люблю». Даже сейчас она уже скучала. Он, при всей простоте, умело затрагивал в Нике какие-то особые струны души, залечивал ноющие из-за прошлого ранки. Она млела от его громких фраз, чувствовала живой в крепких руках.

У них всегда были хорошие отношения, даже когда она встречалась с его братом Лешей. Они всегда спорили об одних фильмах, вместе выигрывали турниры в «Активити» и смеялись над никому не понятными шутками из интернета. Макс, как никто, поддерживал ее. Когда Леша начал съезжать с катушек, она могла позвонить в любое время суток, и Макс срывался искать брата по барам. Он приезжал, когда Леша разносил квартиру, а Ника рыдала, запершись в ванной. Даже пытался скрыть от нее Лешиных девок, пытался вразумить его.

Когда Леша оказался в больнице, они с Максом незаметно друг для друга сблизились сильнее. И Ника шагнула навстречу. Ведь искренне поверила, что это настоящая любовь. Теперь точно она. Но как Ника ошиблась во второй раз?

– Орлова, ну ты совсем мне не нравишься, поешь хоть!

Нет, она не хотела. Кусок в горло не лез.

– Он ведь никогда не признается, Сонь? – произнесла она вслух вопрос, ответ на который у нее уже имелся.

Подруга сгребла ее в объятия.

– Ну, ты чего! Не плакать! Блин, Ни-ика, не рви мне сердце! Может, Луна войдет в созвездие Водолея, и твой дурак соберет яйца в кучу, да поговорит хотя бы с мамой и братом. А если нет – бросай его. Зачем тебе эти «Тайны Смолвиля»?

Ника кивнула. Но Сонькин наигранно-приторный тон с мурлыкающими звуками не сумел ее обмануть. Слишком деревянным в убеждениях был Макс. Ника не надеялась на чудесные перемены, даже несмотря на ее бесконечную веру в человечество, которую она не растеряла и после пяти лет работы на чартерах, забитых типичным «руссо туристо».

Самолет начал снижение, загорелось табло «Пристегните ремни», и в динамиках зазвучал басистый голос командира. Рейс Барселона – Южный подходил к концу.

– У-у, мегера-то как раскудахталась.

Сонька махнула головой в сторону Зябликовой, маневрирующей меж пассажирами, что выстроились в очередь на аттракцион «успей сходить перед посадкой в туалет и не вытрепать все нервы бортпроводникам». Девчонка, обычно тихая и приятная, сегодня изображала перед инструктором большого начальника, чтобы получить допуск к работе бригадиром. Власть, пусть и такая – ограниченная фюзеляжем самолета, часто портила людей, но не Нику, под ее шефством обожали летать все без исключения. Тем не менее, сегодня Орлова радовалась, что летит в хвосте и не несет за других ответственности. Сегодня за себя бы постоять.

– И не фмей мне кифнуть, – бормотала Сонька, уплетая галетное печенье из ланчика, пока Ника готовила документы на возврат напитков и сдачу оборудования. – Ты оглянись вокруг – столько мужчин! Ты видела, как на тебя заглядывался тот испанец? Ты поболтала бы с ним, что ли.

– Ты слишком хорошего мнения обо мне. Мои знания спустя столько лет без практики заканчиваются на фразе «un traje negro para mi nieta».

Соня округлила глаза.

– Черный костюм для моей внучки, – Ника засмеялась от души. – Каждый думает в меру распущенности.

– О-о, моей распущенности только повод дай, ха-ха.