Дыши со мной (СИ) - Снимщикова Татьяна. Страница 4

— Пока здесь полежит. Понаблюдаем, — вынесла вердикт Татьяна Петровна, прикладывая к щупленькой груди кружок фонендоскопа. Она не доверяла технике так, как своему уху. — Как он вообще живой родился… Зачем родился…

Слава не хотела слышать историю его рождения. Странное противоречивое чувство зарождалось в груди, очень похожее на злость непонятно к кому, но скорее всего к себе. И всё из-за бессилия что-либо изменить. За годы работы она так и не поняла, почему одни дети выживали, хотя у них на лбу было написано «Не жилец», а другие умирали, имея все шансы выкарабкаться. Как будто в книге жизни уже всё давно распланировано, кому и сколько дышать.

— Гордеева, не спать, — тряхнула её за плечо Татьяна Петровна. — Останешься здесь на пару часов. При малейших колебаниях звони. Я тебе всё расписала, что когда вводить.

— Хорошо. Татьяна Петровна, что с его матерью? — вдруг спросила Слава.

— Сильная кровопотеря… Чёрт, да обдолбанную её привезли. Вся такая от-кутюр и в полном дерьме. Её так и не привели в сознание. Передоз, — выругалась обычно сдержанная и спокойная женщина. Её мозг отказывался принимать ситуацию. — Даже если он выживет, вряд ли будет нормальным. Не смотри на меня. Другие всю жизнь о детях мечтают и не могут, а эта себя не жалела и ему жизнь испоганила…

В сердцах махнув рукой, Татьяна Петровна вышла за дверь. О её боли знали все. Надежду родить она потеряла давно. Ни наличие связей, ни деньги, ни принадлежность к медицине не помогли ей стать матерью. Многие советовали взять ребёнка-отказника. Такие бывали во все времена в роддоме. Но она хотела своего, превратив мечту в идею фикс. Некоторые коллеги её недолюбливали, шептались за спиной несчастной женщины, а Слава сочувствовала. Разве можно взять ребёнка, если не ощущаешь к нему ничего, кроме ответственности за жизнь? Должно быть что-то ещё: притяжение, желание окружить любовью и заботой. Если этого не чувствовать, как жить? Любовь должна из чего-то рождаться.

— Обдолбанная… Наркоманка-от-кутюр. Наверное, одна из богатеньких заблудших овец, пасущихся на лугу родительского достатка, — грустно усмехнулась Слава, глядя на невинную жертву материнского беспредела. Маленькое тельце, покрытое тонкой полупрозрачной кожей, под которой сосуды сплелись в «мраморный» рисунок, выглядело брошенным на произвол судьбы. Девушка погладила пальчики. — Если бы в срок родился, был бы богатырём. Дыши, малыш.

Ей так хотелось, чтобы ребёнок закричал и задышал сам. Приборы издавали мерные звуки, от которых хотелось спать. Слава сменила шприц в инфузоре и присела на стул. Рабочие сутки подходили к концу. Ещё час и снова закипит работа: перепеленать, накормить. Плечи ссутулились, голова поникла, и тут в голове сработал тумблер. Что-то не так. Слава вскочила, цепкий взгляд охватил сразу всё пространство.

— Кислород! — воскликнула она. Давление кислорода упало максимально. Она схватила кислородный мешок, приложила маску и начала качать. — Эй, на посту, звоните в «кислородную». По нулям. Дыши, малыш. Дыши со мной. Егорка, дыши.

Она не заметила, как дала ребёнку имя. Имя, которое существовало в ней, будило по ночам, звучало в ушах днём. Всё, чего она хотела сейчас, чтобы маленький человечек, появившись на свет, дышал, чтобы Егор дышал. Славе казалось, что она поставила на карту собственную жизнь. От её крика в родблоке началось движение. В палату реанимации вбежала Татьяна Петровна, материализовавшись из воздуха, перехватила мешок и продолжила сжимать его.

— Я мигом, — крикнула Слава, радуясь, что этому доктору лишние слова не нужны. Она всё и так понимает. Можно бежать по коридору мимо родильных боксов под стоны и крики мучающихся в схватках женщин, мимо поста. — Продолжайте звонить…

На ходу крикнув акушеркам, Слава рванула на лестницу, чтобы скатываться по ступеням и перескакивать через перила, как истинный любитель паркура. Ветер в её душе гнал тело вперёд. Преодолев все пролёты, она оказалась в цоколе и помчалась по мрачному коридору на звук телефонного звонка. Вскоре к нему прибавился богатырский храп. Тяжёлая дверь в «кислородную» была приоткрыта. В сумрачном помещении на кушетке спал хлюпкий мужичок в мятом комбинезоне и выдавал рулады.

— Подъём. Кислород живо! — рявкнула Слава рядом с ухом специалиста и получила в ответ резкий удар локтем по зубам. Тело отклонилось и рухнуло на пол. — А, ну вставай!

Получилось так, что крикнула она сразу двоим: себе и мужичку. Оба вскочили одновременно. Зажегся свет. Слава не стала наблюдать за процессом колдовства, а побежала обратно.

«Егорка, дыши. Дыши со мной. Не смей умирать», — стучало в её голове, пока она неслась на всех парах обратно. Ступенька за ступенькой ноги поднимали девушку в родблок.

— Всё нормально, Гордеева. Не беги, — прозвучало мимоходом, но Слава не обратила внимания.

Тяжело дыша, она остановилась у двери в детскую реанимацию и осторожно заглянула через стекло. Татьяна Петровна с привычным спокойствием слушала дыхание и сердцебиение ребёнка с помощью фонендоскопа. Ненужный кислородный мешок валялся на рабочем столике. Все приборы исправно работали. Стараясь не шуметь, Слава проскользнула в дверной проём и остановилась возле подогреваемого столика.

— Всё-таки напилась крови? Колись, кого загрызла? — усмехнулась Татьяна Петровна и дотронулась пальцем до уголка своих губ.

Слава повторила движение и с удивлением ощутила влагу на пальцах. Опустив взгляд, она хмыкнула. Собственная кровь не вызвала никаких эмоций, кроме кривой усмешки на устах. Язык облизнул зубы, пересчитывая их. Все на месте. Лишь немного припухла нижняя губа. Девушка снова прижала к ней палец.

— Он оказался костлявым, — правдиво ответила Слава, вспомнив острый локоть.

— Иди в отделение. Время, — спокойно сказала Татьяна Петровна и посмотрела на часы, всё ещё не веря, что не пришлось констатировать смерть. До конца дежурства оставались два часа. Могло случиться, что угодно, но взошедшее солнце вселяло надежду, что ночь растворилась без следа, унеся с собой набившую оскомину примету. — Он будет жить. По крайней мере, в ближайшее время.

— Да, — согласилась Слава. Делать ставку на будущее было глупо, но очень хотелось. Кто знает, что даст полное обследование? Как он жил от зачатия до рождения? Может, зря спасали? — Не зря, да? Всё не зря?

— Иди, Гордеева. Никто не знает… — донеслось в ответ.

«Я знаю. Он бы умер, если бы должен был умереть. Ведь мы убийственная парочка. У него были все шансы на смерть, но он выжил», — тут же откликнулся разум. Слава поплелась на свой этаж. Ноги налились тяжестью, спина ныла, губа опухала, глаза слипались. Девушка осунулась, будто из неё выкачали всю энергию. Шаг за шагом она приближалась к отделению, вслушиваясь в стройный хор звонких детских криков. Жизнь продолжалась.

«Дыши со мной», — прошелестел в голове знакомый до боли голос, такой родной и близкий, что слёзы пробили все преграды и хлынули из глаз.

Глава 2. Из крайности в крайность

Глаза закрывались. В мутной голове путались мысли. Перед глазами расплывалась дорога. Никогда ещё Слава не передвигалась на байке со скоростью велосипеда. Если бы мозг позволил, а руки поддержали, то она выжала бы из любимого «коня» всё возможное. Бессонница длиной в год и три месяца сменилась неподвластным желанием спать долго и беспробудно. Когда показались очертания знакомого двора, вялое ликование всколыхнулось где-то между ключицами и заглохло. Ничто не радовало. Состояние, как две капли воды похожее на то, когда пришло осознание, что Егора больше нет, пугало. Полное бессилие. Мотоцикл неуверенно остановился напротив подъезда. Уткнувшись шлемом в руль, Слава слушала урчание двигателя. Ровный рокочущий звук утешал лучше слов. Неожиданно кто-то тряхнул за плечо. Пришлось распрямиться и повернуть ключ зажигания.

— Чего? — прогудела девушка, подняв щиток на шлеме.

— Я думала, ты уснула, — сказала пожилая, смутно знакомая женщина, взволнованно разглядывая уставшее лицо возмутительницы спокойствия во дворе.