Расписное небо (СИ) - Питкевич Александра "Samum". Страница 18

– Позвольте? – приблизив свой, несколько иной формы кивер, офицер нажал пару кнопок на выскочившей панели. Экран обоих устройств засветился красным. – Терри, у вас пока нет доступа к этому типу файлов. Если вам требуется что-то для работы, проще будет напрямую переговорить с акером Сумудином. Система не пропустит.

– Да? А я никак не могла понять, что мне тут высвечивается. Думала, что что-то делаю не правильно. Спасибо, вы мне так помогли.

Широкая лучезарная улыбка и пару взмахов ресницами. Главное не слишком сильно излучать восторг. Прилично, но не чрезмерно.

– Что вы, терри.

Проводив благодарным взглядом мужчину, через несколько минут вошла в зал. Как по заказу, одно место за столом, где сидел голубоглазый, было свободно. Быстро собрав себе легкий завтрак, вышла чуть ближе к центру зала, делая вид, что выискиваю кого-то среди посетителей. Мне потребовалось две минуты и несколько негромких восклицаний : «не где же она?», пока механик отреагировал.

– Терри, что-то случилось?

– Ах, это вы? Мня должна ждать оджа Селена, но я не вижу.

– Оджа? Она с капитаном, я видел их, когда шел завтракать.

– Как печально. Наверное, она забыла. Что ж, придется завтракать в одиночестве, – глубокий печальный вздох.

– Может, вы присоединитесь к нам? Прошу вас, порадуйте своим присутствием,– опустив глаза, стараясь не слишком демонстрировать радость, я грациозно заняла свободный стул. Замечательно. Этот широкоплечий, крепкий мужчина вполне одобрялся моим женским началом. Интересно, как быстро его получится соблазнить?

Сумудин.

Один из мхов, тот у которого был красивый серо-серебристый цвет и тонкие нити расходящиеся фонтанчиком, начал высыхать. Я который день наблюдал за флорариумом, и не мог найти в чем причина. Все показатели были в норме. Влажность, температура сохранялись в идеальных параметрах. Но что-то шло не так. Мой флорариум потерял равновесие.

В дверь постучали, выдергивая из раздумий.

Щелкнув кнопку на кивере, без удивления кивнул Селене. Я всегда был ей рад, не смотря на наше некоторое разногласие при прошлой встрече и не самое радужное настроение сейчас.

– Проходи. Как самочувствие?– девушка выглядела хорошо. Кожа немного потемнела, став интересного золотистого оттенка, глаза блестели. Неяркий румянец на щеках делал ее и вовсе прекрасной. Правду говорят, что беременность способна преобразить женщину. Будучи в целом вполне привлекательной, сейчас оджа была просто великолепна.

– Отлично. Можно? – сев в кресло рядом, Селена глубоко вздохнула, готовясь к какому-то серьезному разговору и внутренне заставив меня скривиться. – Я пришла извиниться. За прошлый раз. Погоди, не перебивай. Нарин мне объяснил кое-что. Никогда не думала об этом, но теперь понимаю, почему ты был так категорически против. Скажи, это очень трудно, принимать решения, чья жизнь важнее?

-Теперь – нет, – я пожал плечами. Больше всего удивляло, что Нарин все же ей рассказал, хотя я просил этого не делать. Не хотелось, чтобы наша дружба с Селеной омрачалась подобными знаниями. Но девушка выглядела спокойной. Впрочем, она всегда была умна. – Это сложно, когда не знаешь, как выбирать. В моем же случае сомнений нет. Я знаю.

– Можешь мне немного рассказать о твоем обучении? То, что разрешено? Я хочу больше понять вас всех.

– Хм. Только если ты обещаешь не бояться. – Дождавшись кивка, перевел взгляд обратно на свои растения, заключенные в стеклянную емкость. – Я начну с начала, чтобы ты понимала порядок. До Ойтеры, до того как нас призвали в храм, я учился обычным вещам. Слушать Нарина, определять его пульс. Простой медицине, хирургии. Мы изучали управление, полеты, местами психологию. Разные вещи. Были и общие для двоих и свои для каждого занятия, но с самого раннего детства и лет до пятнадцати мы все время были вместе. Пока не пришло приглашение. Было решено, что мы готовы. О, мы радовались. Так радовались, как никогда до этого. Не каждый оджи приглашается в Ойтеру. Следовательно, и не каждый медик. Признаться, я боялся. Нарину уже тогда пророчили высокую должность, а у меня показатели были так себе. Даже ходили слухи, что ему могут заменить медика. Я старался, как мог. А потом мы попали в старый храм. Нас тут же разделили, в полной темноте, разведя в разные части этой громадины. Я помню, как капала вода. Одна стена в моей учебной комнате была мокрой, по ней все время стекали ручейки. Я должен был находиться в учебной комнате до тех пор, пока не выполню задание. Иногда пять минут, иногда час, иногда несколько дней. Сперва не мог понять, что от меня хотят. Представить нервные связи Нарина. Не вопрос. Это заняло две минуты. Потом ужин, и сон в нормальной кровати. Дальше. Отыскать точки, где соединяются все нервы руки, к примеру. Пять часов. – Рассказывая, я словно погружался в эту темноту, в которой проходило мое обучение. Уже без страха и трепета, с каким-то даже удовольствием, переживал те моменты снова и снова. – Это было очень непривычно и требовало по-другому начать смотреть на мир вокруг и на восприятие в целом. Мне потребовалось два года, чтобы понять чему меня учат.

– Убивать Нарина, – тихо произнесла Селена, вспышкой врываясь в воспоминания. Обернувшись на девушку, ободряюще улыбнулся и кивнул. Все не так страшно.

– Убивать оджи. Определять его адекватность, чувствовать пределы и границы разума. В то время, пока Нарина учили спасать народ, оберегать от внешней угрозы, защищать от воздействия чужого разума, меня обучали тому, как защитить его. И как его уничтожить.

– Объясни. Я не очень поняла со слов Нарина.

– Представь себе… впрочем, ты и так знаешь, так что просто вспомни. Когда Нарин работал в Ядре, управляя Парадоксом во время последнего боя, он мог подчинить себе любого валора на корабле. А теперь подумай, что такую власть получит оджи, утративший контроль над собственным разумом. Это не просто угроза для населения, это может практически уничтожить нас.

– А ты?

– Контролирующий механизм. Я слежу за тем, чтобы Нарин не переусердствовал. Был здоров и физически и психически.

– А теперь про мою ситуацию. Про наш разговор. Я так поняла, что это тоже угроза. А не просто трепетное отношение ко мне.

– Ты знаешь, как я отношусь к тебе. К Нарину. К вашему ребенку. Вы – моя семья. Самое ценное и дорогое. Но помимо этого есть условия. Да. Наш разговор, – я прикрыл глаза, думая, как лучше ей сказать. Все же, эти разговоры не самые приятные для беременной женщины . –Я не хотел об этом говорить, так что останови, если станет неприятно. Ты – дарье Нарина. Его душа. Смысл и свет его жизни. И ты носишь его дитя. Боюсь, что если произойдет хоть что-то с одним из вас, наш оджи может потерять ясность ума.

– Так, как тогда, когда я лежала в коме в госпитале?

– Нет, – я даже рукой махнул, настолько ничтожно было сравнение, – там не было и тени безумия. Жажда мести, ненависть, страх. Много всякого, но полная ясность мысли. Здесь же может произойти другое. Его просто поломает. И потом я его убью. Помимо прочего.

– Ты правда можешь?

– Двумя прикосновениями, – слова произносились спокойно, без дрожи, как констатация факта. – Но я буду избегать этого всеми возможными путями. Именно по этому ты будешь здорова. И родишь ему сына. И будешь жить долго и счастливо.

– Сумудин, как тебе с этим жить? – тихо, сипло, с каким-то ужасом и болью.

– Не расстраивайся. Я принял эти правила давно. Сложно было в первое время. Когда нас выпустили и отправили на первое задание, в колонии, никак не мог успокоиться. Четыре месяца каждое утро и вечер представлял, что убиваю своего брата. Икоту свою тогда же заработал. Ждал безумия в его глазах каждый миг. Только позже до меня дошло, что его-то учили контролю. Не знаю, что испытал он, когда понял, чему учили меня. Нам потребовалось немало времени, чтобы снова научиться доверять друг другу. Это, наверное, оказалось самым сложным моментом. Когда мы работали в горячих точках, каждый использовал свое новое мастерство и знания. Мы практиковались и при этом поглядывали драг на друга с опаской, выискивая подозрительные нестыковки или то, что могло вызывать сомнения. Нарин наказал младшего офицера? Почему? Это было верное решение? Обоснованное? Взвешенное? Трезво ли он мыслит? Сейчас понимаю, что я кружил вокруг него как дикий зверь, буквально внюхиваясь в каждое решение, запоминая, сопоставляя. После Ойтеры мы должны были все время находиться рядом, даже комната была одна на двоих.