Безумство (ЛП) - Харт Калли. Страница 3

Я дрожу от одного только воспоминания о таком предложении. Он мне всегда нужен. Я всегда хочу его — его руки на моем теле, грубо ласкающие мою грудь, его дерзкий, развратный язык между моих ног…

Подобные моменты, когда Алекс спит и мёртв для мира, единственные, когда я могу наслаждаться его видом, не испытывая острого смущения, поэтому я хватаюсь за них обеими руками.

Его ресницы такие длинные, чернильно-черные и идеально завитые. Они выглядят так, будто их нарисовали по отдельности вручную. Глубокая ямочка на его щеке исчезла. Его рот — инструмент, который он использует больше всего, чтобы передать веселость своей проклятой ухмылкой, расслаблен, его полные губы слегка приоткрыты. Лук Купидона, вырезанный на его верхней губе, так ярко выражен, что многие женщины, вероятно, завидовали ему с тех пор, как он стал достаточно взрослым, чтобы они заметили его.

И Господи Боже, они его замечают. Он не играет на этом и не признает, но правда в том, что Алекс поворачивает женские головы, куда бы он ни пошел. В продуктовом магазине; на заправке; в очереди за попкорном в кинотеатре. Даже в школе я иногда ловлю взгляды женщин-преподавателей, которые невольно следуют за моим парнем, когда он идет по коридору или через кафетерий.

По сути, он чертовски сексуален. Хорошо выглядящий, грубый, резкий, откровенно опасным способом, который возбуждает людей и пугает одновременно. И почему-то именно меня он решил считать своей. Математика не совсем складывается.

Его пульс ровно бьется в углублении горла, заставляя тикать его татуированную, покрытую виноградной лозой кожу. Его нос, прямой как стрела и идеально пропорциональный всему остальному лицу, слегка морщится, когда он сглатывает, поворачивая лицо ко мне во сне. Как будто он может чувствовать, что я оцениваю отдельные части его тела, которые делают его целым, и пытается дать мне лучший обзор.

Боже. Как же я так потерялась в этом человеке? Я стараюсь как можно чаще сохранять хладнокровие, но уверена, что он видит меня насквозь. Я к нему пристрастилась. Одержима им. Я никогда не хотела быть той девушкой, которая потерялась в своем школьном увлечении, но обнаруживаю, что запутываюсь все сильнее день ото дня. Если бы кто-то попросил меня найти нить, где заканчиваюсь я и начинается Алекс, то я, честно говоря, не смогла бы точно определить ее. Я слишком тесно связана с ним, теряюсь в его темных глазах, гравии его голоса и мозолях на его руках, которые так подходят моим собственным.

Я затаиваю дыхание, когда его дыхание прерывается. Это странно, что вы можете определить, когда человек просыпается и его сознание возвращается обратно, даже если его внешний вид не меняется. Алекс выглядит так, будто все еще спит, его веки закрыты, черты лица расслаблены, но он бодрствует. Я чувствую это, словно ответ на вопрос, который задаю уже очень давно.

Собравшись с духом, я жду едкого комментария, который вот-вот сорвется с его губ. Он будет дразнить меня при любой возможности, особенно если поймает меня за восхищением им. Проходят секунды, потом минута. Но Алекс по-прежнему молчит. Я начинаю думать, что, может быть, я ошибаюсь, и он все-таки не проснулся, но потом его веки трепещут, и он медленно, томно открывает их. Темные озера его глаз встречаются с моими, и у меня перехватывает дыхание. Он даже не улыбается. Не произносит ни слова. Парень смотрит на меня с силой тысячи пылающих солнц, его взгляд, изучающий и любопытный, выражение лица свирепое, и в миллионный раз с тех пор, как я встретила его, мне приходится напрягаться, заставляя себя не отводить взгляда. Он так чертовски серьезен. Я съедена заживо его тщательным осмотром, раздета догола и оставлена ошеломленной.

Хрустящие хлопчатобумажные простыни шуршат, когда Алекс поворачивается на бок, чтобы посмотреть мне прямо в лицо, и скользит по подушке так, что его лоб оказывается чуть более чем в дюйме от моего. И все же он ничего не говорит. Мы лежим лицом друг к другу, грудь поднимается и опускается, сердца бьются в такт, запертые в этом странном соревновании взглядов, которое одновременно пугает и невероятно насыщает. Я умираю от жажды, а Алекс — это стакан ледяной воды. Я горю заживо, а он — потоп, который гасит пламя. Я падаю так быстро, так сильно, так опасно, что теряю контроль, и Алекс — это тот, кто протягивает руку и ловит меня. Этот человек был никем для стольких людей, для меня — абсолютно все.

Внезапно я больше не могу выносить эту тишину. Папа справится с завтраком и без нас. Мне нужен Алекс. Я должна как-то впитать его в себя. По крайней мере, должна прижаться к нему и почувствовать, как учащается его сердце. Мы движемся в одно и то же время, разделяя одну и ту же мысль, нуждаясь в одном и том же. Его губы встречаются с моими, и мне кажется, что моя душа только что вырвалась на свободу. Его губы прижимаются к моим, не грубо, но твердо и настойчиво, и он выдыхает длинное горячее дыхание через нос, тихо вздыхая. Наши тела притягиваются друг к другу, закрывая небольшое пространство между нами, и Алекс обнимает меня свободной рукой, притягивая к себе.

Он не похож на других парней нашего возраста. Они все еще переходят в зрелость. Их тела могут наполниться и переживать другую сторону полового созревания, но они все еще погружены в смятение и неуверенность, как люди, пытающиеся понять, какую роль они будут играть в театрах своей собственной жизни.

Алекс не растерян. Он знает самого себя, чувствует себя уверенно в своей прекрасно украшенной коже. Когда парень обнимает меня так, как обнимает сейчас, целует так, как целует сейчас, он так уверен в себе, что не оставляет места для сомнений. Я принадлежу ему. Он сделал ставку на свои права и не собирается сдаваться. Никогда.

Алекс заставляет меня открыть рот, проскальзывая языком мимо моих губ, не заботясь о том, что ни один из нас еще не почистил зубы, и кровать как будто наклоняется, кренится вбок, моя голова выходит из-под контроля. Только он может вывести меня из равновесия, когда я, черт возьми, лежу горизонтально.

Запустив пальцы в мои волосы, парень обхватывает мое лицо руками, прижимаясь бедрами к моим, и любой холод, который я могла бы культивировать до этого момента, вылетает в окно. Его предмет гордости действительно чертовски великолепен. Я не могу дождаться, когда он засунет его глубоко внутрь меня. Если он к этому не приведет, тогда я буду в ярости…

Потянув одеяло вниз, я провожу рукой по боку Алекса, наслаждаясь восхитительным движением мышц под его кожей, когда глажу его спину, между плоскими лопатками его плеч. Оттуда мне не нужно далеко тянуться, чтобы добраться до его затылка. Я впиваюсь ногтями в его кожу, наслаждаясь покалыванием свежевыбритых, коротко остриженных волос на затылке, и Алекс, задыхаясь, стонет мне в рот.

— Черт возьми, Argento. Ты уверена, что хочешь заниматься этим дерьмом так рано утром? У тебя будут большие неприятности.

Мне нравится, как это звучит. Из прошлого опыта я знаю, что неприятности с Алексом всегда заканчиваются одним или тремя оргазмами — такими оргазмами, которые плавят мозг и оставляют тебя бескостной и насыщенной.

Смеюсь, втягивая нижнюю губу сквозь зубы.

— А что, если я люблю неприятности?

Алекс ухмыляется, выгибая спину, как кошка, когда я снова чешу его затылок. Он всегда реагирует одинаково, когда я делаю это. Ничего не может с собой поделать. Парень закатывает свои темные, как полуночные озера, глаза, когда поднимает подбородок, обнажая горло, и мне приходится сдерживаться, чтобы не вонзить зубы в изгиб его плеча, где оно встречается с шеей. Как и я, мой Алессандро время от времени не против небольшой боли. Уверена, он бы с удовольствием прижал мои резцы к своей яремной вене, но мы скоро встречаемся с папой, а у моего старика орлиный глаза. Засос он заметит за милю.

Рука Алекса внезапно появляется из ниоткуда, хватая меня за запястье и поднимая мою руку высоко над головой. Парень лениво открывает глаза, пробегая пристальным взглядом вверх и вниз по моему лицу, наконец, останавливаясь на моем рте.