Путь Мастерства (СИ) - "Мир". Страница 1

Путь Мастерства

Глава 1 Тупик развития

Развести руки, провернуть кисти, распрямляя пальцы, как будто пытаешься зачерпнуть само пространство. Закончить вдох. Эта тяжесть на кончиках пальцев и в кистях. Плавно вывести левую руку вперед, а правую назад. Дыши! Сильнее! Чувствуй! Больше контроля, меньше напряжения. Есть. Еще чуточку расслабиться. Я чувствую напряжение, чувствую всё тело. Хорошо. Учителя нашего Рода говорили, что медитировать нужно сидя или лежа, но это не медитация. Я должен научиться чувствовать всегда. Всегда, без разницы: сидя, шагая или сражаясь с противником. Продолжать движение. Мир вокруг меня сгустился. Я чувствую. Сосредоточься. Больше. Капелька пота скатилась с моего виска. Да, да, почти… еще пара мгновений…. Момент наивысшего напряжения и…срыв. В изнеможении опускаюсь на пол додзё. Демоны! Снова не получилось, а ведь миг единения был так близок, я уже чувствовал его. Нужно больше работать над контролем и концентрацией. И тогда я смогу, я уверен, ведь это — мой путь мастерства.

Я почувствовал Единение, когда Мастер обучал меня родовой технике контроля пространства стихии воздуха. Осторожные расспросы отца ни к чему не привели, а за неосторожные, можно было получить строгий выговор за невнимательность при обучении. Технику контроля я освоил, но тот единственный момент Единения не забыл. Шаг за шагом, когда-нибудь я снова приближусь к нему. Может быть, я изобретаю велосипед и всё уже давно освоено и систематизировано, но пока, ни в одной из прочитанных книг с описаниями Родовых и общедоступных техник, я не встречал ничего похожего. Время покажет, пока же мне не хватает контроля и концентрации. И не важно, что Единение может оказать пшиком, контроль и концентрация мне нужны, как сейчас, для доспеха духа и объемных техник, так, и надеюсь, понадобятся в будущем для техник более высокого уровня.

Поднимаюсь и медленно плетусь в душ. Нет, лучше приму ванну. Горячая вода расслабит и настроит на нужный для мыслей лад. Спустя пятнадцать минут расслабленно отмокая, я отстраненно думал. Мерное колыхание горячей воды, клубы пара, легкий перестук капель. Чувство опустошенности и загнанности. Всё, как она тогда и сказала. Год назад я достиг ранга Ветеран. Ветеран к шестнадцати — это круто, это слишком круто, почти на уровне признанных гениев. Только гением я не был, с десяти лет я пахал, пахал и еще раз пахал. Тренировки, тренировки, изматывающие тренировки. Я тренировал не только бахир и тело, но и разум. Множество упражнений, призванных закалить мою волю, и отточить мысль. И к шестнадцати я достиг своего предела, который мне не суждено переступить. За год я не сдвинулся ни на йоту. Ни на шаг…. Возможно, когда-нибудь я стану сильным ветераном, да что говорить, обязательно стану, но это и будет мой предел. Мои попытки достичь Единения, состояния, которое я случайно ощутил тренируясь — это жест отчаяния, последние колебания перед выбросом белого флага. Как же я устал.

Ванна должна была успокоить, но подарила абсолютно другой эффект, правда мысли вправила знатно. Я устал и я не знаю, что делать дальше, а еще, я на пределе. Мне нужен отдых, всё моё естество противится этому, но мне нужно чуточку покоя, снизить режим тренировок и заняться чем-то другим.

На выходе из ванной меня встретила служанка.

— Господин желает вас видеть.

— Передай отцу, что я зайду к нему через десять минут.

Перед дверью, ведущей в кабинет отца, я замер. Секундная задержка. Откуда взялась вся эта нерешительность. Я тихонько стукнул в дверь и всё-таки вошёл. Отец сидел за письменным столом и просматривал какие-то бумаги. Он не сильно любил роскошь, но в одной маленькой слабости не смог себе отказать — отделке кабинета из натурального кедра.

— Сын.

— Отец.

Я вежливо опустил голову в легком поклоне.

Отец устало откинулся на спинку кресла и потер переносицу. Тяжелый вздох, он редко так явно проявляет эмоции. Чуть посидев, отец опустил на меня взгляд.

— Мне трудно это говорить, но, наверное, я не самый лучший родитель. С детства мы с матерями поощряли твоё стремление к боевым искусствам, нам нравилось смотреть на твоё старание и целеустремленность и это стало нашей ошибкой. Увлекшись созерцанием твоих успехов, мы забыли подготовить тебя к будущему. Пойми, против судьбы не пойдешь и дальнейшая дорога в мир боевых искусств закрыта для тебя. Смирись ты уже с этим, многие аристократы останавливаются, достигнув более скромных успехов. Пойми, не на одних боевых искусствах жизнь строится. Я понимаю, ты хочешь доказать, что сможешь. Доказать себе, миру, но больше всего сестре твоей матери, что она была не права. В твоём возрасте я был таким же. Просто прими всё это, как данность и найди себе еще какое занятие по душе.

Это было обидно. Даже отец, оказывается, никогда не верил в меня. Мне было больно, я не помню, как распрощался с отцом и что говорил, как добрался до комнаты и завалился на кровать. Всё, что меня тогда окружало, накрыла пелена, бездна горечи поражения. Может, именно тогда, в моём сердце поселилась тьма.

Глава 2 Предел понимания

Мы часто не знаем, как описать собственные чувства, не можем подобрать слов, мыслей и образов, оформить их во что-то более понятное, облечь в слова, и высказать. Еще сложнее обстоит дело с чужими эмоциями и мыслями. Не знаю, как с этим точно обстоит дела у вас, но я всегда знал, какие чувства испытывают ко мне близкие. Всю жизнь меня преследовали взгляды, полные сожаления. Так смотрят на горячо любимое, но нерадивое дитя. Так смотрят на тех, кто не оправдал и никогда не оправдает вложенных в них чаяний и надежд.

Началось это незадолго до того, как мне исполнилось девять. Возраст, когда родители активно начинают подготавливать своих детей к изучению боевых искусств. Моя мать из древнего рода Чувствующих. К сожалению, а может и к счастью, она не унаследовала родовой дар и её родители были не сильно против свадьбы с отцом. А вот её сестра унаследовала дар в полной мере.

Как сейчас помню. Был тёплый летний вечер, когда меня и двух старших братьев оторвали от каких-то несомненно важных детских дел и позвали на веранду. Тёплый, тяжелый воздух, пропитанный запахом дерева, к которому примешивался терпкий аромат чая. Дорого чая. Значит, нас навестили какие-то важные гости. Так оно и оказалось.

— Дети поздоровайтесь с тётей Асукой.

Мы вежливо поклонились.

Тётя Асука была не то, чтобы очень красива, скорее просто миловидна. Кроме характера, была в ней какая-то отталкивающая деталь, которую никто наверно не мог точно определить, но все ясно подмечали. Мне всегда казалось, что где-то плавные контуры её черт становились жесткими, но это только моё виденье. Мягкие черты лица, слегка широковатые для японки глаза и просвечивающие синевой темные волосы с несколькими рыжими прядями. Она с легким сожалением отставила чашку чая, расправила итак безупречно сидящую юбку и промолвила:

— Давно я вас не видела, племяннички, и столько бы еще не видела бы, но моя сестра, откровенно пользуясь моим к ней добрым отношением, попросила посмотреть вас. Подходите по одному, протягивайте обе руки и не мешайте, пока не отпущу.

Когда настала моя очередь, я замер, едва дыша. Как бы ни относилась к нам сестра матери, с даром она управлялась мастерски. Позже, отец обмолвился, что Асука еще ни разу не ошибалась с определением потенциала.

— Старшенький — Учитель, сильный — фыркнула она, — средний даже наверно до мастера дотянет к старости, а вот с младшеньким, вам вообще не повезло — сильный Воин, ну или слабый Ветеран его предел.

Слова Чувствующих — это как приговор, они почти никогда не ошибаются. Дела нашего Рода шли по наклонной уже не первое поколение. Проблемы были не столько финансовые, сколько в плане личной силы. Еще никогда, за почти девятьсот лет подтвержденной истории всё не было так плохо, как при рождении отца и поэтому на нас с братьями возлагались огромные надежды. И тогда я сказал себе, что не подведу и смогу стать сильнее Ветерана.