Углём и атомом - Плетнёв Александр Владимирович. Страница 14
– В той, нашей реальности?
– Да. Его тоже большевики ухандокали?
– Не-ет. Не успел застать. В семнадцатом ушел, так сказать, своим ходом, – Шпаковский хмыкнул и неожиданно закашлялся, показывая по-детски пальцем: – Ё-мое! А пузан в рясе-то зачем? Точно поп? Ну да… поп.
Голос генерал-адъютанта, адмирала, наместника Е.И.В. на всем русском Дальнем Востоке соответствовал статусу и импозантности, звуча басовито и важно:
– Ну-ка, братец…
Даже боцман внизу притих.
Образ Алексеева, его реакция на огромное, нетипичной архитектуры судно ничем бы не отличалась от поведения того же Дубасова или царя Николая.
Да, да! Поначалу все до смешного повторялось: невольное удивление (зрачки, характерная мимика), попытка не подать виду, дескать, «и не такое ви дели».
Присовокупим к этому неоспоримое желание показать, кто тут все-таки самая главная и важная персона, от кого зависит «быть иль не быть».
В этом господа-превосходительства были до болезненности одинаковы.
Так и наместник – предстал осанисто, без наивности, лишь начальственная длань взгляда… веря или не веря (а сам факт путешествия во времени любого мог бы выбить из колеи), но, конечно же, не смея сомневаться в той информации, которой его снабдил спецкурьер из Петербурга.
А удивление и изумление, конечно, были! Было, да вышло все, когда по десятому, двадцатому… в сотый раз перечитал царское послание. В каюте «Рюрика», от Владивостока до Петропавловска.
Самым существенным являлось то, что наместник прибыл с определенной конечной миссией, получив четкие директивы за подписью Е.И.В., в связи с чем изначально имел предвзятое отношение к «населению» корабля из будущего.
Стоит оговориться, что те самые царские инструкции предлагали решить проблему «пришлых» по возможности самым мягким способом. Но уж если вдруг все пойдет по противному сценарию, полномочия позволяли действовать ультимативно и жестко, ставя условия при имеющихся аргументах. На то и жандармы с «Лены», на то и личные гвардейцы, и пушки крейсеров.
Обоснования поступить с потомками так, а не иначе, изложенные в высочайшем рескрипте, Алексеев счел вполне разумными, логичными и естественными. И сомнений каких-то быть не могло!
Первое. Порядки, заведенные в империи, не допускают никакого вольного статуса. Посему все «пришлые» должны присягнуть на верность императору, и по возможности принять православную веру.
Став подданными, они тем самым получают полную и безоговорочную защиту империи, ее вооруженных и полицейских сил. А также все причитающиеся поощрения, награды, высокие звания и чины, согласно уложениям и табелю.
Второе. Пришельцы являются не только благом, но и источником большой опасности. Как носители непозволительных идей, но перво-наперво являясь лакомым куском для иностранных держав. Тем самым представляя из себя дестабилизирующий фактор в мировых отношениях, могущий привести к нешуточным геополитическим противостояниям и военным конфликтам.
И третье – последний довод, если наместнику придется брать капитана ледокола в крутой оборот… это поставить господина Чертова и его ближайших помощников перед фактом, что императору известно о нестабильных политических взглядах в экипаже. И что ряд членов команды ледокола намереваются захватить власть на судне и перегнать его в САСШ.
А посему! Во-первых, во-вторых и в-третьих, обеспечение порядка и охраны объекта империя принимает на себя. Экипаж – обязать к содействию.
Только взглянув на представших перед ним людей, адмирал решил не наводить мути и интриг. Личное мнение о пришельцах еще не успело сложиться, но Алексеев вполне доверял собственноручной монаршей приписке, соглашаясь:
«Не лебезят, держатся просто. Пожалуй, даже слишком просто для достоинства. Однако оценка верная – никакого почтения».
Это его даже не раздражало в понимании нетривиальности действительности и обстоятельств.
И рубанул по-военному. Без экивоков:
– Властью, данной мне Его Императорским Величеством, имею предписание…
«Вот так, значит!» – Выслушав тираду… взбрыкнули бунтом, заскребли наждаком мысли, полетели ножи-взгляды – Чертов исподлобился на торжественного и многозначительного его высокопревосходительство.
И в этой его многозначительности легко можно было угадать: «присоединяйтесь, господа, а не то…».
«Вот так, значит, – накатило уже более спокойное, потому как подобный расклад ожидался. Другое дело, что позже, по возращению на Мурман, – другое дело, что на фига так выпячивать силу?»
Пришло запоздалое понимание: «А ведь это удар по моему авторитету перед экипажем!»
Колыхались позади важной фигуры адъютанты. Остались за кадром… за дверью жандармы, гвардейцы личной охраны – тесно в малом конференц-зале.
«Но бородатого авторитета это не смущает – уверен? …самоуверен? …смел?»
И вернулась злость.
«Да все эти сатрапы парням Волкова на один зуб, дай только знак… не пожалев обивку! Вот только против, сука, пушек не попрешь».
И панорама из иллюминаторов представляла подтверждение.
«Вон он – серый лебедь “Рюрик”. Коптит, пары держит. Стволы в сторону, по-походному, но торчат весомо, только повернуть, довернуть на цель при надобности!
Но каков же царь – так по-скотски. Или дурак. Или там другие силы подвязались?
Или “англичанка гадит?” Или это самое естественное и рациональное решение для империи, для любого государства – хапать? У вас, господа-товарищи, есть равное право на выбор – никакого выбора, никакого права!»
Гнев застил разум.
Пауза затянулась… нечто уже чувствовалось в воздухе, тянуло вязкостью напряженного ожидания.
«Водки жирануть, что ль? – подумалось совсем невпопад. – Совсем невпопад, черт, надо что-то отвечать, а я о ерунде. Вона, как все напряглись».
Звук тренькнувшего телефона внутрисудовой связи спугнул стаю мыслей, заставив вздрогнуть.
Трубку взял начбезопасности. Выслушав, лаконично озвучил:
– На радаре наблюдаются два объекта, с зюйд-оста. Судя по курсу и скорости, скоро мы будем в пределах их видимости.
И глядел, пряча превосходство, как повело компасы взглядов – наместника и свиты адъютантской, на иллюминаторы… за иллюминаторы.
– Зюйд-ост там, Ваше высокопревосходительство.
А его высокопревосходительство хмурит, щурит левый, целя правым прицелом. Незнакомое слово «радар» проглотил, не заметив, поняв основное – обнаружены неизвестные суда. Буравит взглядом навыкате водную гладь – вдаль, предполагая увидеть дымы. Дергает бровью, услышав вкрадчивое предложение капитана.
– Пожалуй, нам следует отойти мористее к норду. Не стоит показывать кому попало ледокол.
Кто-то из адъютантов услужливо извлекает бинокль, перешептываясь, ропщут:
– На горизонте ни облачка, ни дыма.
Адмирал тяжело засопел – читаются мысли… и те же ножи ответные, недоверчивые, подозрительные, накручивая себе, распаляясь:
«Что за выдумки, что за уловки? Господин Чертов изволит тянуть время? Или вдруг думает сбежать, надеясь на ходовые качества или еще чего? Какая глупость. Намекнуть ли ему о государевом позволении на случай казусной ситуации… вплоть до применения артиллерии? Нет, не отвертеться вам, господа пришельцы из будущего!»
– У нас имеются приборы, которые видят на двадцать миль, – натянутое объяснение капитана, слегка презрит усмешкой, – не верите? Пройдемте на ходовой мостик – покажу.
Приборы, аппараты, лампочки, экраны и осознание, что сие есть продукт технологий из будущего, в другой раз – бог весть, повергли бы Евгения Ивановича в трепет любопытства.
Да только бесили снисходительные нотки (словно с дитем малым) объяснений принципов работы оных электронных машин, а потому зеленые светящиеся точки, что ползли по черному экрану, казались совсем неубедительными.
– Склонен полагать… – застряло в адмиральской глотке – «морочит мне голову, наглец». И вспылил: – Вздор! Мы не стронемся с места, господин капитан, пока не придем к конечному решению!