Принцесса (СИ) - Степанова Мария Игоревна. Страница 34

— Лера, ну что ты несешь?! — возмутилась Юлька, — это все-таки твоя тетя!

— Ну а что? — Лерка нисколечко не смутилась, — тети разные бывают!

— Она не лесбиянка! — уверила Юлька дочь, — и давай ты не будешь так говорить. И думать! — добавила она.

— Ну, ладно, ладно! В общем, он купил ей цепочку, красивенькую такую, наверное, скоро приедет. Как думаешь, надо ее предупредить, или пусть сюрпризом будет?

— Лера, — Юлька решила охладить пыл юной свахи, — давай пусть Денис, если у него серьезные намерения, сам как-нибудь разберется. А ты не лезь.

Лерка, подумав, согласилась, что она уже сделала все, что могла, и теперь дело за ним.

— Эх, — мечтательно произнесла она, — все влюбляются… Вот бы и в меня кто-нибудь влюбился!

— Ну, — Юлька улыбнулась широко, — думаю, это скоро случится.

Дни, когда ждали проверяющих из управления, выдались очень теплыми. Настолько теплыми, что капель с крыш не давала учителям возможности собрать внимание истосковавшихся по теплу школьников. Солнце жарило из окон, птицы шумели на все голоса. Однако, коллектив был собран и сосредоточен. Юлька давно объявила о проверке, пояснила почему все это происходит с ними, и честно призналась, что проверяющие будут копать под нее. Она ждала всякого — порицания и слов о том, что она сама виновата, но оказалось, что учителя на ее стороне. И пожилые, заслуженные, и молодые, все как один твердили, что встанут горой за своего директора. Юлька не знала, чем она заслужила такое отношение, но пообещала сама себе, что ни за что не позволит пострадать сплоченному коллективу. Они ждали.

Когда к крыльцу подъехали несколько автомобилей, Юлька перестала заламывать руки, нервно расхаживая по кабинету, и вышла встречать. Дверь распахнулась, и вошли совсем другие люди. Девушка в тонкой курточке огляделась и, заметив Юльку, подошла.

— Вы — директор? Мы от Колесникова.

Юлька выдохнула. Значит все-таки получилось…. Владимир Павлович Колесников, или как звал его папа — Палыч, был ни больше ни меньше как главным редактором на местном телевидении. Именно с его подачи тогда, в первый раз приезжали к ним телевизионщики, будоража любопытную ребятню и нервируя учителей. Девушка, которая представилась Дашей, очевидно, была главным организатором. Она быстро распределила своих, одни снимали интерьеры школы, другие брали интервью у учеников, третьи потащили громоздкую аппаратуру в кабинет информатики. Юлька и хотела бы помочь, но ее не просили, только время от времени подзывали, чтобы она, в свою очередь, организовала приток желающих сказать на камеру. За два часа телевизионщики управились, так же оперативно свернулись и уехали.

Вечером все смотрели новости. Юлька, волнуясь, сидела, поджав ноги, и ждала, когда же покажут про них. То, что она увидела, превзошло все ожидания. Все-таки, Колесников был гениален. Ребята, смонтировавшие ролик, преподнесли все так, что история с турниром была не преступлением, а победой Юльки. Ее называли прогрессивным руководителем, новатором и директором будущего. Андрея тоже показали, в окружении учеников. Шумные старшеклассники на все лады расхваливали молодого учителя и его методику преподавания.

— Мам, ну круто же, да?! — Лерка тоже смотрела, и когда увидела себя, пискнула от радости.

А на следующий день… На следующий день не случилось ничего. К обеду Юлька поняла, что комиссии в этот день не будет. Не было ее и через день. И после тоже не было. Про них словно забыли. Она размышляла, стоит ли ей позвонить в управление, чтобы спросить насчет проверки. Поразмыслив, она отказалась от этой идеи. А спустя месяц узнала, что Звягинцев, получив новое назначение, перешел в другое управление, мало соприкасающееся с педагогикой. Это было странно, она не могла понять, наказание ли это, или повышение. Но, в общем, вздохнула с облегчением.

Весна наступала семимильными шагами, по традиции нарушая привычный уклад селян тем, что делала непроходимыми дороги, совершенно предсказуемо, но неизбежно заливая огороды и подполья. Радуясь приходу тепла, Юлька вдруг поняла, что никакие рабочие, и все остальные моменты, не помешают ей наслаждаться жизнью. Осталось одно "но" — она никак не могла решиться поговорить со свекровью.

Шила в мешке не утаишь, в деревне все давно знали, что у "директрисы роман с информатиком". Ну то есть не знали, догадывались. Следуя давней привычке, Юлька старалась не давать односельчанам повода для сплетен, но заставить их прекратить фантазировать было не в ее власти. И, все же, было заметно добродушное и благосклонное отношение людей к Юльке, не было ни одного косого взгляда, ни одной как бы невзначай брошенной реплики. Все знали, но никто не уличал. Лерка зачастила в город, мотивируя это тем, что вдруг "потом не получится", позволяя матери наслаждаться своим тихим счастьем. Андрей не ухаживал в открытую, но входил в дом без стука, тем более, что он окончательно подружился с нелюдимым Гаврилой.

История приручения Гаврилы, по мнению Юльки, должна была войти в учебники кинологии. Она с любопытством и восхищением наблюдала, как терпеливо и ненавязчиво действовал Андрей. Не прошло и двух недель, как пес молча впустил во двор молодого человека, и даже не отвернулся от него, когда Андрей заговорил с бдительным стражем. Андрей ни разу не пришел с пустыми руками, каждый раз он приносил Гавриле угощения, причем с некоторых пор отдавал лакомства только с руки. Юлька предлагала вынести псу домашнюю еду, но Андрей каждый раз отказывался.

— Он должен понимать, что это от меня! — убеждал он Юльку, — понимаешь? Что Я хочу угостить его!

Гаврила понимал. Он великодушно подходил, аккуратно брал с протянутой ладони кусочки и съедал неподалеку, не пряча, как раньше, еду в дальнем углу двора. А спустя некоторое время он позволил Андрею коснуться своей головы. У Юльки радостно трепыхнулось сердце, когда она увидела это.

— Знаешь, — говорила она, прижавшись тесно к плечу Андрея, — я его взяла потому, что если бы не взяла, его бы попросту пристрелили. Откуда он тут взялся, никто не знал, думаю, какие-то сволочи вывезли его в лес и бросили. Он рычал на всех, и на меня тоже, но, почему-то, пошел за мной, и остался, не убежал.

— Ты не представляешь, сколько собачьих искалеченных судеб видел мой отец. Он с детства мне внушал, что нужно быть ответственным за животное. У меня никогда не было ни крыс, ни рыбок, потому что я был безответственный балбес, и если бы мне завели кого-то, то ухаживать за ним в конечном итоге пришлось бы маме. И первый кот у меня появился в четырнадцать лет. Я подобрал его на улице, грязного, больного, с перебитым хвостом и гноящимися глазами. И принес к клинику, где работала мама. Мама сказала, что у них лечить дорого, тогда я заплатил в кассу из своих карманных денег, которые, кстати, мне давали не так уж часто. Я не собирался приручать его, но кот сам приручил меня. Он жил в клинике почти год, и я платил за его проживание и еду. А он, когда я приходил, выбегал ко мне и просился на руки. Мама предупреждала, что лучше не брать, а то кот привыкнет. Но привык я. Сейчас думаю, она специально меня сдерживала, чтобы я сам понял, что полюбил кота.

— И что теперь с ним? — Юлька заглядывала Андрею в глаза, он отвечал ей своим теплым взглядом и обнимал свободной от собаки рукой.

— С ним все нормально, живет у родителей.

— Живой?!

— Ага, чего с ним сделается-то? Постарел, конечно, но держится.

Следующим этапом введения Гаврилы в нормальное общество была прогулка за воротами. Юлька возражала, боясь что пес не выдержит такого объема информации и откатится назад, бросаясь на прохожих. Но Андрей настаивал. В один из дней он принес ошейник и поводок.

— Ну, иди сюда, кусака! — мужчина притянул к себе слегка сопротивляющегося и глухо ворчащего кобеля, — примерим обновку!

Он надел на Гаврилу новый ошейник, потом расстегнул старый.

— Ну, смотри, какой красавец! — причмокнул Андрей, — хоть сейчас жениться!