Наследница крови (ЛП) - Эндрюс Илона. Страница 13

— Расскажите мне о незнакомце. Где вы были, когда видели его?

Вожак уставился на маленькую девочку, лет семи-восьми, с веточками и бусинками в темных волосах.

— Скажи ей.

— Я видела его, — сказала девочка.

— Где ты была, когда видела его?

— Внутри.

— Почему ты была внутри?

— У пастора было печенье.

— Что за печенье?

— Овсяное. Если ты поранишься, он исцелит тебя и даст тебе печенье.

Ах, так вот из-за чего это все.

— Ты поранилась, чтобы получить печенье?

Она кивнула.

— Как?

— Я побежала и упала.

— Что случилось, когда ты подошла к пастору?

— Он поколдовал с моей ногой и дал мне молоко с печеньем. Оно было такое большое. — Она широко расставила пальцы своих маленьких рук.

— Ты ела печенье в церкви?

Она кивнула.

— Что случилось потом?

— Я ела печенье, и пришел толстяк.

Толстяк, имелось в виду, кто-то состоятельный, в хорошей одежде, с дорогими украшениями, сытый. Хорошая оценка.

— Кто-нибудь еще видел толстяка?

Дети покачали головами.

Вот, что я поняла. Это не было: «мы не видели его раньше». А было, что она не видела его раньше.

Мне нужно было отделить ее от них. Так я получу больше информации.

— Ты знаешь, где находится Центральный рынок?

Она кивнула.

Я наклонилась и протянула девочке руку.

— Покажи мне, и ты сможешь рассказать мне о толстяке по дороге. Я дам тебе серебро в конце.

Вожак встал перед девочкой.

— Нет. Мы вас не знаем.

Я добавила вторую унцию к первой.

Он покачал головой.

Маленькая девочка попыталась протиснуться мимо него, но он преградил ей путь.

— Я сказал «нет». Небезопасно.

Такая редкость повстречать уличного мальчишку, заботящегося о младших. Вероятно, он еще не нюхал пороху на улице. Некоторые люди считали, что уличные детские банды похожи на Потерянных мальчиков из Питера Пэна. Все было совсем не так. На улице все сводилось к выживанию. Более сильные дети охотились на более слабых. Этот мальчик долго не протянет.

Я вытащила свой значок Ордена и показала ему.

— Я не причиню ей вреда.

Он уставился на значок, размышляя.

— Хорошо.

Ясно, салага. Все еще доверяет правоохранительным органам.

Я наклонилась, и маленькая девочка схватила меня за руку. Я посадила ее в седло перед собой. Она ничего не весила. Мы двинулись на север, к старому шоссе I-75.

— Как выглядел тот толстяк?

— Он был большим.

— Высокий или низкий?

— Высокий.

— Какие у него волосы?

— Каштановые.

— Темнокожий или светлокожий?

— Светлокожий.

Маленькая банда следовала за нами, стараясь быть незаметной, пока они пробирались сквозь кусты мимо разрушенных домов.

— Как выглядело его лицо?

Она нахмурилась.

— У него фальшивые глаза. Словно он хороший, когда другие люди смотрят на него, но не когда он один на один с собой.

— Он был похож на парня, который ударил бы тебя, если бы ты что-то украла у него?

Она кивнула. Ее плечи слегка ссутулились. Ее и раньше били, и она научилась сворачиваться в клубок.

— Ты помнишь, что толстяк сказал пастору?

— Он сказал, что у него есть священный артефакт.

Джек-пот.

— Что за артефакт?

Она покачала головой.

— Не помню. Я толком не слушала. Они с пастором поговорили, а потом пастор сказал, что подумает, и толстяк ушел.

— Что было дальше?

— На следующий день приехала машина, и пастор сел в нее. Он никогда не садился в машины. Он вернулся позже.

— Он выглядел нормально, когда вернулся?

Она кивнула.

— На следующее утро его убили. — Ее голос стал очень тихим. — Он был хорошим.

Он был, и теперь его не стало. Больше никакого молока и печенья. Больше никакого исцеления, когда тебя ранили. Она потеряла единственное безопасное место, которое у нее было. Она была самой маленькой и слабой из банды. Я чувствовала, как ее ребра терлись о мою руку. Она голодала. Так голодала, что научилась причинять себе боль, чтобы добыть еду.

Я хотела забрать ее с улицы. Я должна была.

Если бы я взяла ее с собой, куда бы я ее пристроила? У меня была работа. Рано или поздно я стану мишенью. Любой близкий мне человек был бы потенциальным заложником. Если я оставлю ее в фальшивой обшарпанной части дома, ей станет скучно, и она уйдет. Она была уличным ребенком, привыкшим менять места дислокации. Если я оставлю ее во внутренней комнате, она не сможет держать руки при себе. В этой комнате были вещи, которые могли съесть ее или вывернуть ее кожу наизнанку.

Я пообещала бабушке, что перестану пытаться спасти каждого бездомного ребенка, которого увижу на улице. Это была роскошь, которой у меня не было. Как принцесса Шинара, моя работа состояла в том, чтобы присматривать за всеми беспризорными детьми, а не только за теми, кто был передо мной, и проводить изменения, которые гарантировали бы, что больше детей не будут выбрасывать, как мусор. Я сделала это, и Новый Шинар был на пути к тому, чтобы стать местом, где ни один ребенок не голодал, но Новый Шинар был далек отсюда, а ребенок, рядом со мной, был именно здесь.

Эрра пыталась спасти всех, и она позволила себе стать монстром ради своего народа. Она не хотела, чтобы я пошла по той же дороге. Она сказала, что это распутает мою душу нить за нитью. Мое положение давало мне возможность радикально измениться, и я должна была сосредоточиться на этом, потому что не все это понимали, но маленькая девочка передо мной была такой крошечной.

Даже если она выживет в течение следующих двух лет, я точно знала, что ждет ее впереди: жестокое обращение, еще больше жестокого обращения, изнасилования, избиения, наркотики и смерть. Немногие из детей доживали до зрелого возраста, а те, кому это удавалось, долго не протягивали.

Но если жрецы Молоха увидят ее со мной и вцепятся в нее когтями, они приготовят ее заживо, только чтобы причинить мне боль. Я должна была отпустить ее. Как только все это закончится, я снова найду ее.

— Как тебя зовут?

— Куница.

Обычно у бродяжек были прозвища вроде Крысы или Ласки.

— Кто тебя так назвал?

— Я сама себя так назвала.

— Почему куница?

— Потому что она умная и милая. А еще быстрая. Ее не поймаешь.

— Белки тоже быстрые.

— Белки тупые. Сосновые куницы едят белок.

Верно подмечено.

— На углу Харпи-стрит было синее здание. Оно все еще там?

Она кивнула.

Я бросила серебро в ее грязную руку.

— Они заберут его у тебя, как только я уйду. Пусть они его получат.

Она вздохнула.

— Дуги не берет наши деньги. Дуги слишком хороший. Он не злой. Он…

— Мягкий.

Куница кивнула. Она не была мягкой. Ни капельки. Дуги был больше и старше, но она продержится дольше.

— Все равно отдай ему серебро. — Она не могла защитить его, и это только сделало бы ее мишенью. — Приходи завтра в синее здание. Минуй вторую дверь. Внутри поверни налево, отсчитай восемь шагов. В полу есть незакрепленная доска. Я оставлю там кое-что для тебя.

Она прищурилась, смотря на меня.

— Не высовывайся в течение следующих нескольких дней. Если случится что-то еще странное или если кто-то еще придет и спросит об этом, спрячься от них, иди прямо в Орден и спроси Аурелию. Они будут охранять тебя, пока я не приеду. Скажи и другим детям тоже. Если кто-нибудь появится с вопросами о пасторе Хейвуде, бегите и прячьтесь.

Я спустила ее с лошади. Она побежала назад, замелькали тощие ноги, серебро было зажато у нее в кулачке. Маленькая банда сомкнулась вокруг нее. Дуги обнял Куницу за плечи, бросил на меня настороженный взгляд, и все они убежали за угол.

Она была мной. За исключением того, что мне было тринадцать, когда Кейт забрала меня с улицы.

Внезапно мне захотелось домой. Чувство царапало меня, словно когти, разрывая мою решимость, обнажая мое сердце, которое я пыталась защитить. Я могла представить себе это в своей голове: залитая солнцем кухня; Кэрран, скользящий по дому, тихий, как призрак; Конлан, перепрыгивающий через забор после бега по соседнему лесу, большой, вонючий пудель, преследующий его; и Кейт, стоящая на кухне, что-то готовящая, с мечом в пределах досягаемости. Мне хотелось пойти домой и обнять их троих. Меня не было восемь лет. Говорить по телефону было недостаточно. Встреча с Конланом в волшебной тюрьме Роланда была ничем по сравнению с тем, чтобы обнять его лично. Я так тосковала по дому, что, будь я волком, завыла бы. Мне нужно было увидеть свою семью и убедиться, что с ними все в порядке.