Табу на любовь (СИ) - Кофф Натализа. Страница 19
— Роман Дмитриевич, ты, если вдруг надумаешь еще кого-то спасать на трассе, предупреди заранее. Ребята нервничают, когда ты выписываешь такие маневры за рулем, — попросил Марк, а я скривился.
— Так это не ты Сумрака….— тихий шепот резанул по нервным окончаниям. А я старался не смотреть на нее. Но, черт! Как же меня к ней тянуло. Рвало на куски от того, что хотел рывком сжать ее до хруста в костях и впечатать в стену собственным телом.
— Вы что! Конечно, нет! — пустился пояснять Марк. — Шеф подрезал встречку, чтобы пса не передавило колесами. И движение заблокировал.
— Да заткнись уже, млять! — рявкнул я.
Марк захлопнул рот, кивнул и скрылся. Я шагнул за ним. Но тихий шепот заставил замереть на месте.
— Я думала это ты…
— Что «я»? Псов давлю пачками? Придурок конченый? Ублюдок последний? Что? — взбесился я.
Я хотел орать на нее. Чтобы перестала смотреть на меня вот так, мокрыми от слез глазами. Чтобы убежала и никогда не появлялась на моем пути.
— Прости, пожалуйста, — окончательно добивала она меня своим взглядом. — И... Спасибо!
— Заткнись! — грубо рявкнул я.
Она лихорадочно закивала, тряся головой. Ее волосы рассыпались по плечам. Девчонка сидела, а я понял, что нависаю над ней всем телом. И сам не заметил, как приблизился к ней. А она запрокинула голову, глядя на меня в упор.
Смотрела, а по щекам все еще текли слезы.
— Ну твою ж мать! — в отчаянии выругался я.
Больше не смог вынести пытки. Рывком дернул девчонку. Она, как марионетка, не сопротивлялась. Даже не пискнула. Но видел, что ей больно от той силы, с которой я вцепился в ее плечи.
— Это ничего не меняет! Ясно тебе?! — прорычал я.
Она все так же кивала, обжигая кожу моих ладоней черными прядями волос. Не мог я больше. Не знал, как заткнуть ту жажду, что зудела во мне.
Соленые губы приоткрылись сразу же, как только я прижался к ним своим ртом. Я держал девчонку руками, прижимал к себе, не оставлял ей шанса пошевелиться или сбежать.
И едва не сдох. Ее руки сами, без принуждения или приказа с моей стороны, скользнули по моим ребрам и легли на спину.
Это, млять, настоящий кайф! Охренительное чувство покоя, а вместе с ним и дикое возбуждение. Я не собирался лезть к ней вот так. Но ее руки выбили из меня все мысли, до единой. И очнулся я, когда уже прижимал ее к стене.
Манящий рот словно был создан для меня. И я жадно слизывал вкус апельсина с нежной кожи. Я не мог остановиться. Не мог не касаться ее. А она только удобнее повернула голову и прикрыла глаза.
Отстранился. Припухшие от моего дикого и требовательного напора губы были приоткрыты. Глаза все еще затуманены слезами, но теперь я четко видел в них ту же страсть, что сжирала и меня.
Ратти будто хотела уничтожить меня, растоптать, испепелить. Поднесла руку в моей щеке. Я почувствовал прикосновение хрупких пальцев.
Впервые за много лет мне было приятно чувствовать на своем лице женские руки. Как сто лет назад, в далеком и забытом детстве.
Я хотел отстраниться. Прекратить. Хотел заорать, что буду трахать ее столько раз, сколько сам захочу. И тогда, когда сам захочу.
Но не смог. Стоял и смотрел в карие бездонные глаза. И ощущал обжигающее касание хрупкой ладони.
— Спасибо, — прошептала она. — Но ты все равно придурок, Рома.
Слова долетели до меня. Отрезвили. Напомнили, что я — Роман Львовский.
— И этот придурок совсем скоро будет трахать тебя, — оскалился я, не разжимая рук и позволяя девчонке чувствовать мое напряжение. — Срок сокращается, Раттана. Моя помощь не бесплатна. У тебя два дня.
Я подвел черту под нашим разговором. Глаза девчонки вспыхнули упрямым блеском. Это хорошо. Лучше, чем смотреть на ее слезы, от которых душа выворачивалась наизнанку.
— А если о твоих планах узнает твоя невеста? — прищурилась она.
Я широко улыбнулся. Наклонился ближе к ее уху.
Ратти дернулась, собралась закрыться, сбежать от меня. Но я крепко держал. Оставил обжигающий поцелуй на тонкой шее и прошептал:
— Плевать!
Я мчался из здания ветеринарной клиники так, что охрана едва поспевала. Лицо все еще горело от прикосновений женской руки. А я уговаривал себя вытерпеть еще два дня. Два. Больше я ей не дам. И если она не придет сама, просто найду и присвою.
Сумрак был слишком долго без сознания. После операции врач выпроводил меня домой, заверив, что непременно позвонит, если будут хоть какие-нибудь изменения.
Я не хотела оставлять своего мальчика в руках незнакомца. И нервничала из-за того, что ничем не могу помочь своему питомцу.
Пришлось вернуться домой.
Уснуть я так и не смогла, перед глазами проносились события минувшего вечера.
Авария.
Роман.
Сумрак в крови.
И вновь Львовский.
Я была в диком замешательстве. Мне до конца не верилось, что этот человек способен на жалость или сострадание. Да он скорее пристрелил бы моего пса, чем отвез бы его окровавленное тело в ближайшую ветеринарную клинику. И ни за что не стал бы вылавливать преступника, сбившего моего Сумрака.
Действия заносчивого и самовлюбленного эгоиста не укладывались в моей голове. Кто угодно спас бы моего питомца, только не Львовский.
Но я была свидетелем его поступков. И ошибки не было.
Быстро приняла душ и переоделась в чистое белье. Я не знала, кому позвонить среди ночи. Оставаться в одиночестве я не хотела, тревожить бабулю — тоже. А в клинику меня не пустят. Врач однозначно высказал свое мнение. Двери ветеринарки откроются для меня лишь утром.
Я не могла сидеть дома. Закутавшись в теплую куртку, натянув почти до самого носа шапку, я вышла на улицу.
Легкий первый снег осторожно, точно вор, ложился на землю. Он прятал всю грязь, что покрывала городские улицы.
И я невольно сравнила Львовского с этим снегом. Красивая оболочка, а грязное и гнилое нутро.
Так я думала еще несколько часов назад. Ошиблась ли? Возможно. Но я пока была не готова смириться с этими мыслями.
Ноги невольно привели меня к той самой клинике, в стенах которой восстанавливал свои силы мой любимый питомец.
Набросив капюшон на голову, рассматривала темные стекла здания. Я стояла вдали от фонарей, незаметной для прохожих или доктора, если вдруг он выглянет в окно.
Яркий свет, отброшенный с дороги на здание клиники, заставил меня вздрогнуть и застыть, буквально вжаться спиной в ледяную стену.
Около крыльца припарковался знакомый автомобиль. Кажется, теперь я узнала бы его из сотни таких же. А ведь я даже номер толком не рассмотрела, но четко понимала: за рулем находился Львовский!
Молодой мужчина в одной тонкой рубашке, все той же, с пятнами крови на дорогой ткани, вышел из салона машины и легко взбежал по лестнице на крыльцо.
Требовательный стук. Дверь распахнулась, и усталый доктор хмуро пробормотал:
— Да я же сказал вашей девушке! Нельзя здесь ночевать! Приходите утром! Сейчас пес под снотворным! Мы за ним наблюдаем!
Я осторожно выдохнула. Понятно, что врач — профессионал. И делает все зависящее от него. Но я так хотела увидеть моего Суми! Места себе не находила от волнения, тревоги и беспокойства.
От удивления мои глаза распахнулись и готовы были полезть на лоб. А потом я успокоила себя. Это ведь Львовский! Вряд ли он изменится.
Роман резко схватил доктора за одежду, встряхнул, приподнял и процедил:
— Утром пес встанет и пойдет! Сам! Понял? Или я снесу твою шарагу нахрен! А ты будешь лечить клопов в поганом Мухосранске!
— Да что вы себе позволяете?! — возмутился врач.
Но Роман будто и не слышал голоса доктора. Лишь крепче сжал руку на шее ветеринара и с дикой злостью в голосе пригрозил: