Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 81

На самом деле мне плевать на его оправдания и на то, что он приплетает в них меня. Единственное, что я хочу услышать, обещание оставить Айвори в покое.

Поднявшись со скамейки, забираю у него лопату и начинаю копать сам.

— Так получается, после звонка Лоренцо ты не придумал ничего лучше, чем обокрасть дом, в котором живет твоя сестра? Тебе просто захотелось отобрать у нее кусок счастья, воспользовавшись помощью опытного в грабежах приятеля?

— Да, — шепчет он, опуская руки и устремляя взгляд в сторону моего дома.

Я погружаю тушку Шуберта в яму, сглатываю слезы и начинаю закапывать могилу.

— Я должен был хоронить тебя вместо Шуберта.

На Шейне просто нет лица, но в глазах сверкают искры решительности.

— Я обещаю, что больше никогда не доставлю хлопот моей сестре. Черт, я буду держаться подальше от нее всю свою оставшуюся жизнь. Это единственное, что я способен ей предложить.

Я готов пожизненно оплачивать услуги своего частного детектива, только бы быть уверенным в этом.

— Теперь пришло время заняться более серьезными делами.

— Да, конечно. — Он наконец-то встречается со мной взглядом, а затем переводит глаза на темнеющее небо на горизонте. — Я знаю подходящее место.

Глава 44

АЙВОРИ

Проснувшись, я ощущаю ломоту в мышцах от событий минувшего дня. Тусклый свет от лампы нарушает полумрак спальни, и я вижу мрачные тени, играющие на бледном лице моего брата, который съежился на кресле возле моей кровати. Слегка тревожно видеть его в этом доме, в месте, которое олицетворяло собой безопасность, счастье и любовь. Но страха нет. Эмерик бы даже под угрозой смерти не оставил меня с ним наедине.

Я перевожу взгляд к изножью кровати и встречаюсь с беспокойством и преданностью в ослепительно синих глаз. Мое сердцебиение учащается.

Эмерик предупреждал меня, что, если кто-нибудь когда-нибудь вздумает навредить мне, он уничтожит обидчика. И это были не просто слова. Лоренцо мертв. Больше он не сможет причинить мне боль. Мне все еще не удается до конца прийти в себя. Все внутри меня сжимается от осознания того, что я потеряла Шуберта, и меня не покидает чувство тревоги за то, что Эмерик настолько рискует своим будущим ради меня. Но мы справимся с этим, несмотря ни на что. Вместе.

Сидя на кровати, у меня в ногах, Эмерик скользит рукой по моей ноге под одеялом. Наконец, он позволяет себе немного расслабиться, хотя выражение его лица выражает усталость. Его темные волосы сексуально взъерошены, а серый пуловер подчеркивает его широкую спину и мощную шею, которой он не раз рисковал ради меня.

Я слабо улыбаюсь ему в знак благодарности.

— Как долго я была в отключке?

— Шесть часов, — ответил он, неспешно перекатывая во рту жвачку.

Я знала, что Эмерик потратил это время на то, чтобы решить вопрос с телом Лоренцо. Что он с ним сделал? Искры в его глазах свидетельствую о том, что он предвидел этот вопрос, но в них есть место и непоколебимой решимости, которая лишь убеждает меня в том, что я не получу интересующих ответов.

Мне сложно мириться с тем, что Эмерик предпочтет нести это бремя в одиночку, но я прекрасно даю себе отчет, что он не позволит себе посвящать меня в детали. И провокации с моей стороны в попытках удовлетворить свое любопытство лишь разозлят его и приведут к конфликту.

Хоть в этом я могу повести себя рационально.

Эмерик проводит рукой поверх одеяла к изгибу моего колена.

— Твой брат уезжает. — Он бросает взгляд в сторону Шейна и добавляет своему голосу строгости: — На этот раз действительно навсегда.

Вздохнув, я опускаю глаза вниз, чтобы проверить, что на мне надето. Снова футболка Эмерика. Без нижнего белья. Я приподнимаюсь у изголовья кровати, натягивая на себя одеяло, и встречаюсь взглядом с братом.

Шейн сдвигается на край кресла, потирая руки об ткань джинсов и улавливая каждое мое движение.

— Я даю себе отчет, что уже слишком поздно. — Он смотрит мне прямо в глаза. — Но мне правда жаль.

Эта пара фраз не стирает из моей жизни кучу унижений и дерьма. Однако его сегодняшнее поведение, то, что он выбрал меня, а не Лоренцо, безусловно возымело действие, пошатнув нерушимую стену презрения между нами.

Небольшой надлом не избавит от барьера целиком. Но все же этот крохотный просвет навсегда останется лучом в моей душе. Каждый раз, вспоминая о нем, я буду лелеять его с нежностью.

Эмерик внимает каждому нашему слову, не выказывая никаких эмоций, но все же его хватка на моем бедре крепчает.

Шейн скользит своей рукой к моей, на мгновение одергивая себя, прежде чем сплести наши пальцы воедино.

— Пошла ты, Айвори, — шепчет он, крепче сжимая мою ладонь и улыбаясь с нескрываемой грустью.

Я усиливаю хватку на его руке в ответ.

— И тебе всего хорошего, Шейн.

Он рассоединяет наши пальцы, затем бросает на меня последний взгляд, встает с места и исчезает за дверью, не оглядываясь.

От ощущения утраты все внутри меня сжимается. Желание остановить его так и подрывает меня сорваться с постели.

Но это именно Шейн вломился в дом Эмерика. Он заставлял меня молча терпеть его побои все эти годы. Теперь я больше не жертва. Именно с этими мыслями нахожу в себе силы отпустить.

Эмерик провожает моего брата до дверей. Вернувшись через несколько минут, он скидывает с себя всю одежду и запрыгивает ко мне под одеяло, прижимаясь ко мне всем телом. Я упиваюсь теплом от прикосновения его кожи, переплетаю наши ноги и со вздохом прижимаюсь к его крепкой груди.

Вместо того чтобы требовать от меня каких-то слов, заставлять меня поесть или принять лекарство, Эмерик касается губами моего плеча, прокладывая дорожку вверх от шеи к подбородку. Когда я разворачиваюсь к нему, он проводит своим языком по моим губам. Мне приятно ощущение его щетины на своей коже. Аромат корицы придает особый согревающий шарм его дыханию, а его поцелуй преисполнен чувственности.

Прикосновения его губ заставляют меня растворяться в блаженстве ощущений.

Приобняв его за талию, я крепче прижимаюсь к нему, отвечая на его порыв такими же нежными и аккуратными действиями. Это слияние наших губ не требует какого-то развития. Он просто позволяет нам насладиться единением друг с другом.

В этом уютном романтическом флере мы пребываем весь остаток вечера и всю ночь.

Но наше утро начинается с ссоры.

Эмерик заявляет о том, что сегодня никто из нас не пойдет в школу. Но он может говорить, что хочет. Я пойду. Он настаивает на том, что мне нужен отдых, и в то же время не собирается оставлять меня дома одну. Но сегодня пятница, и мне вполне хватит времени отдохнуть на выходных. Пропустить еще один день и не появиться на занятиях вдвоем — это почти то же самое, как объявить о наших с ним отношениях по системе оповещения.

Мы спорим по этому поводу почти битый час и, в конце концов, Эмерик уступает. День проходит довольно спокойно, но для меня абсолютно неплодотворно. Моя концентрация явно хромает. И, возможно, в одном Эмерик все же был прав. Я нуждаюсь в отдыхе. Точнее, мой мозг.

К полудню субботы место на моем теле, куда я получила удар от Лоренцо, становится иссиня-фиолетовым. Эмерика крайне тревожит это, и необходимость нашего откровенного разговора становится неизбежной.

Мы отправляемся в ванную, чтобы поговорить обо всем в расслабленной обстановке. Нежась в теплой воде, я прижимаюсь спиной к его груди, устроившись между ногами Эмерика. Он аккуратно, массирующими движениями наносит мыло на мою кожу, внимая тому, что я рассказываю ему. В своем рассказе я не утаиваю ни одной детали, и поначалу мой голос звучит вполне уверенно. Но как только я дохожу в своем повествовании до момента, где я, с какого-то черта попыталась использовать стоп-слово, тело Эмерика заметно напрягается подо мной, а мой голос начинает дрожать. А к тому моменту, когда мне приходится вспоминать те последние минуты, что связаны с Шубертом, я и вовсе теряю самообладание.