Два лика Ирэн (СИ) - Ром Полина. Страница 1
Полина Ром
Два лика Ирэн
Пролог
— Ирина Викторовна, ну что, с Гошкой посидите?
— Приводи, конечно, Танюша. Мы с ним пирожки лепить будем. А вернёшься – мы тебя чаем будем поить!
— Вам что-то купить нужно?
— Нет, спасибо, Танюша. Всё у меня есть…
Соседка Танечка, двадцатисемилетняя мама-одиночка, частенько выручала Ирину Викторовну. То в магазин сбегает, продуктов две сумки притащит, то к врачу запишет по этому их интернету, то окна поможет помыть.
Правда и Ирина Викторовна никогда не отказывала ей в помощи. Вся короткая история семьи Танечки прошла у неё на глазах. Ирина Викторовна прекрасно помнит, как незадолго до их свадьбы с Димой, молодые и счастливые, делали они ремонт в квартире, оставшейся от Таниной бабушки. До этого почти десять лет жили здесь разные квартиранты. А теперь вот и пригодилось жильё. Быстро как-то промелькнули свадьба-беременность-роды, славный парень Дима стал скучать дома. Нет-нет, да и приходил выпивши…
Тогда, семь лет назад, Ирина Викторовна ещё была пошустрее, иногда помогала Танюше с маленьким крикуном Гошкой. Забирала погулять на пару часов, давая возможность молодой матери передохнуть от колик-газиков-режущихся зубов. Катала коляску со спящим малышом и иногда с тоской думала, что если бы не послушалась в своё время мать, то, глядишь, сейчас бы своих внуков выгуливала.
Бесплодность её покойному мужу, Андрею, установили аж на девятом году брака. И то, после большого скандала, когда накричала она на него, наверное, первый и последний раз в жизни. Ну никак он проверяться не хотел! Сама-то она к тому времени всех врачей обошла и знала, что здорова и хоть сейчас беременей да рожай!
Подумывала ведь тогда о разводе-то, подумывала… Только мать Ирины – женщина старой закалки, суровая и на ласку не щедрая, так на неё рявкнула, что и думать о разводе Ирочка, как тогда ещё звали её на работе, забыла:
— Ты что, зараза малахольная, семью позорить будешь? Какой-такой тебе развод?! Не пьёт, не курит, что тебе ещё от мужика надо?! А что леща иной раз отвесит, так шустрее нужно быть! Муж пришёл с работы, а ты на диване валяешься! Кто такое терпеть будет?! Какая ещё мигрень в твоём возрасте?! Сама и виновата! Хороший мужик у тебя, вот и сиди при нём!
Сама Ольга Фёдоровна именно так и делала – сидела при муже. Ну а то, что попивает иногда, да и, вроде как, погуливает – так мужик же, какой с него спрос?! Служила ему истово, верой и правдой, обихаживала хозяина. Без неё отец не знал, где ложку взять, где носки хранятся. Ну, надо сказать, что с возрастом папаша Ирочкин угомонился. А в шестьдесят один год тихо отошёл в мир иной на руках у рыдающей жены. Без него Ольга Фёдоровна загрустила, затихла и через два года оставила Иру сиротой.
Ирина Викторовна тряхнула головой, отгоняя дурные воспоминания, и пошла на кухню, где уже несколько минут без присмотра шуршал Гошка – такого оставь одного – греха не оберёшься! Хороший мальчишечка, хоть и шкодник! Прошлый раз пекли булочки – взял, поросёнок, и солью одну вместо сахара посыпал! А она-то всё понять не могла, что это хихикает он?! Смех и грех с ним! Так что уж в этот раз лучше присматривать нужно. Он, так-то, не злой совсем. Но любопытный да шебутной.
В этот раз, впрочем, не успел Гоша ничего натворить – отвлёкся на большую миску с очищенными яблоками, тихонько сидел и похрустывал ломтиками. Ну, для того Ирина Викторовна их и чистит в два раза больше, чем нужно. Пусть грызёт на здоровье. Прикипела она душой к Гошке бедолажному – ну-ка, без отца растёт парень…
Сходила даже прошлый год, как в отпуск они уезжали с Танюшей, к нотариусу. Завещание на мальчишку оформила. От своей-то семьи никого и не осталось, а она не вечная. Вроде как и не совсем старуха, чуть за шестьдесят. А и давление частенько скачет, да и лишний вес мучает.
Как-то вот быстро жизнь-то пробежала. Давно ли тонкая-звонкая Ирочка, лучась от счастья, целовалась с Андреем у подъезда, обмирая от страха, что мать в окно выглянет? И куда всё делось? И счастье то, и поцелуи…
Конечно, не дело парнишечку без отца растить, ой – не дело! Покойная матушка Ирины Викторовны никогда бы такого не одобрила! Да и сама Ирина Викторовна очень развод не одобряла. Как можно?! Ну, выпил муж раз-другой, а ты к нему с лаской, да приготовь повкуснее, да заботу прояви-пожалей! Глядишь, семья бы цела была. Матушка её вон как отца терпела-мучалась! И пил, и бил, и гулять не забывал! Но терпела же! Дочь без отца не оставила!
Нет, конечно, Диму, непутёвого мужа Танюшки, она тоже не одобряла – и ребёнка будил-пугал скандалами, да и Танюшку костерил не за дело, а так, лишь бы придраться. Только Танюшка, вишь, терпела-терпела год, а как ударил он её – тут терпелка у неё и кончилась. Сковородой мужу тут же ответила! Да так ответила, что свекровь её прибегала на следующий день, грозилась написать заявление о побоях…
Вспоминая этот скандал, Ирина Викторовна неодобрительно покачала головой. Нехорошо тогда вышло! И ведь на развод подала! И не побоялась одна-то остаться! Конечно, оказалось, что ничего страшного и не случилось. И родители Танины помогали, да и сама она с Гошей сидела не раз, а Татьяна вышла на работу, подала на алименты и, вроде как, даже и не жалеет, что у неё мужа нет, а у Гошеньки – отца… Не поймёшь их, молодых нынешних. А всё же не гоже мальчику без отца расти.
Вечером пили чай с яблочными пирожками. Тесто у Ирины Викторовны всегда воздушное, лёгкое. Такое вкусное, что можно и начинку не класть! У Гоши вон и нос в корице и сахарной пудре! С собой им в пакет сложила с десяток:
— Утром ещё чайку попьёте!
— Ой, спасибо, Ирина Викторовна! Никто вкуснее печь не умеет! Сколько раз уже пробовала по вашему рецепту, а всё не такие воздушные.
— Ничего, Танюша, научишься.
— Давайте давление померяю, Ирина Викторовна? Что-то мне вид ваш не очень нравится…
— Не нужно! Я сейчас лягу да полежу. Да и не болит у меня ничего, так это… возраст…
— Да какой возраст! Пошли-пошли, померяем…
— Ну вот, а вы не хотели! Сейчас скорая приедет и укольчик сделает.
— Ой, Танюша, дай тебе бог здоровья. Хлопот-то я тебе наделала…
— Ничего и не наделали, вы мне, всё же, не чужой человек…
Укольчик врач сделал, даже два сделал. И посидел, подождал, пока подействуют. А потом вдруг заявил:
— Надо бы вам в больницу.
Спорила Ирина Викторовна, не хотелось из дома куда-то на ночь ехать:
— Да что мне сделается?! Зачем же сразу в больницу-то?!
А Танюша в это время споро упаковывала зубную щётку, сорочку чистую, расчёску.
— Не волнуйтесь, Ирина Викторовна. Вот я мобильник кладу, как устроят вас – сразу звоните. А я к вам утром, перед работой забегу, что забыли вдруг – принесу.
— Цветы-то!
— Полью, не переживайте…
— Я там Гошеньке носки довязала, такие, как он хотел, с ёжиками – возьми, забыла отдать!
— Вот как заберём вас из больницы, так сами и отдадите.
Вот так и оказалась на ночь глядя Ирина Викторовна в палате, где кроме неё лежала только совсем уж старенькая бабушка. А и правда, ничего страшного не случилось. Утром прибежала Танюша, принесла целый пакет вещей и тёплую кашу рисовую, такую, как любит Ирина Викторовна. И рисунок от Гоши – портрет. И обещала после работы забежать – рядом же тут, всего одна остановка! А Гошу Нина Павловна заберёт, с первого этажа. И вот она вам ещё тут передала варенья…
Лечили таблетками, да ещё и капельницы ставили. Бабулька на соседней кровати, вроде как, не в себе была, но тихая. А третья койка – вовсе пустая. Под капельницами лежать было нудно, затекала рука, но Ирина Викторовна терпела – не в её характере жаловаться. Только всё чаще вспоминала покойного мужа, даже удивительно, какие воспоминания-то однообразные получались. То вспомнилось, как он за горелый пирог подзатыльник ей отвесил при гостях – так обидно было! То, как денег ей пожалел на сапоги модные. Сказал – старые не доносила ещё! А ведь и деньги были, не бедствовали. То, как когда-то обещал ей серёжки золотые на тридцать лет, а сам сестре купил и отдал.