Ребёнок магната. Не.Разлучные (СИ) - Лесневская Вероника. Страница 38

Ян улыбается довольно, заключает мое лицо в ладони и касается губ своими.

— Прости, Мика, прости, — надрывно шепчет между поцелуями. — Я, как всегда, облажался. Я тоже люблю тебя. Так сильно, что мозг отказывает рядом с тобой.

Опускает руки, вновь ладонями живота касается. Будто случайно. А после — заключает меня в свои теплые объятия.

Ни о чем не спрашивает больше. Я же решаю промолчать. Не время и не место…

Глава 24

Два дня спустя

Доминика

— Вашим состоянием интересовался Ян, — небрежно бросает Пашкевич, пока мы ждем результаты анализов.

Я лишь отвожу взгляд и плечами пожимаю. В минувшие два дня у меня не было возможности поговорить с Яном. Он был слишком занят по всем фронтам. Пропадал в офисе, устраняя последствия «рейдерского захвата», подолгу беседовал с Адамом в кабинете, серьезно взялся за обеспечение безопасности. Вернул команду Марка — и даже извинился перед ним. Теперь они вместе следят за продвижением дела Александра, однако меня в детали не посвящают.

О наших отношениях мы с Яном и словом не обмолвились. Но в то же время он ведет себя так, будто я принадлежу ему — и это факт, не терпящий возражений. Относится к нам с Даном, как к своей семье. Несмотря на то, что до развода с Анной Новак не меньше месяца. Иначе опека заинтересуется их фиктивным браком.

И еще… Возможно, это паранойя, но мне все чаще кажется, что Ян догадался о моем положении.

Всегда свежие фрукты и соки в моей комнате, необычные новые продукты в меню, кислые и соленые, многие из которых действительно приходятся по душе малышу, а также притупляют мою тошноту. И, что интересно, из холодильника Левицких исчезли любые рыбные блюда, что не может не радовать меня. Теперь я могу находиться в столовой со всеми, не рискуя в любой момент «похвастаться» содержимым своего желудка.

Подозрения лишь обостряет неожиданная новость, что Ян спрашивал о моем здоровье у Пашкевича…

— …и еще Александра Левицкая, — многозначительно добавляет доктор, настороженно глядя на меня поверх очков.

— Вы же не сказали ей ничего? — шиплю испуганно и обнимаю живот руками.

— То есть Яна вы не боитесь? — ухмыляется Пашкевич, будто все понимает, но предпочитает не лезть в наши отношения. — Нет, я ведь обещал вам молчать, — говорит с налетом обиды. — Им обоим я озвучил «нашу рабочую» версию. Для большинства в этой клинике вы проходите по диагнозу «бесплодие». Оригиналы ваших документов хранятся в моем кабинете. Однако вы должны понимать, что врач УЗИ и лаборанты, которые работают с вашими анализами, не могут не знать правды — и информация рано или поздно просочится.

— Я понимаю, — опускаю голову и гипнотизирую взглядом свои тонкие кисти.

За все время я не набрала ни грамма веса, несмотря на заботу Яна. Токсикоз и нервы убивают меня. И я все больше беспокоюсь о малыше.

— Я слышал о задержании Александра Левицкого, — заговорщически произносит Пашкевич, а я округляю глаза от удивления. — Ну а что вы хотите, о таких скандальных случаях слухи быстро распространяются, — говорит в свое оправдание. — Но все-таки не расслабляйтесь, Доминика. Я давно работаю в этой клинике. И хорошо знаком с семьей Левицких…

— Я поняла, да, — киваю лихорадочно и сжимаю руки в кулаки.

— Что вы решили с возвращением в Россию? — надавливает на больную мозоль.

Мне сложно принять судьбоносное решение. Часть меня навсегда останется здесь, в Польше.

Лучшая часть…

Не спешу отвечать. И вздыхаю с облегчением, когда в кабинет после стука заглядывает медсестра. Передает Пашкевичу целую стопку результатов моих анализов и… заключение УЗИ. Во время процедуры специалист мне ни слова не сказал. Отправил к гинекологу.

С беспокойством всматриваюсь в лицо Пашкевича, пока тот изучает бумаги, ловлю каждую реакцию. Переживаю невероятно — и аккуратно провожу ладонью по своему животу. Плоскому. Наверное, я успокоюсь, когда он хотя бы немного округлится.

— Так, поездка откладывается, — напряженно тянет доктор, и мне становится холодно до дрожи. — Оформляем тебя, девочка, — переходит на «ты», что не сулит ничего хорошего. Жалеет меня. — Будем сохранять. Полежишь, понаблюдаешься…

— Боже, что-то не так с малышом? — слезы невольно брызгают из глаз. — Я его потеряю?

— Так, без паники. Успокоительное попрошу тебе вколоть, — делает пометку в своем блокноте.

— Правду! — рявкаю я сквозь накатывающую истерику. — Скажите правду! Что с ребенком?

— На УЗИ обнаружили отслойку плаценты, — объясняет Пашкевич, и от страха я балансирую на грани потери сознания. — Процесс поддается лечению, но необходима госпитализация. Доверься мне, Доминика. И слушайся, — добавляет строже.

Его тон действует на меня, как холодный душ. Киваю и смахиваю слезы со щек.

— Мы подготовим отдельную палату, — поднимается со своего места врач. — Подожди пока здесь, я дам поручения и вернусь.

Пашкевич покидает кабинет, а я машинально тянусь за телефоном. Пальцы сами находят нужный контакт. Знаю, он обязательно меня поддержит. И только с ним все будет хорошо. Потому что… родной.

— Ян, ты можешь приехать в клинику? — не могу сдержать обреченного всхлипа, заставляя Левицкого забеспокоиться. — Ты нужен… нам…

Позже…

Доминика

Устало поворачиваюсь на бок, пытаюсь устроиться удобнее — и опять уснуть. Не знаю, то ли это действие успокоительного, то ли результат пережитых за минувшие недели потрясений, но мой разум настолько затуманен сейчас, что я не в состоянии бояться и паниковать. Апатия и переутомление — все, что я ощущаю.

Сквозь полудрему прислушиваюсь к себе и ладонью живот поглаживаю. Внутри не тянет, не болит. Только в туалет хочется после капельницы. Я словно аквариум, в который воды накачали под завязку.

Нехотя приоткрываю глаза — и понимаю, что я не одна в палате. Но страха нет. Вместе него душу окутывает приятным теплом.

Он приехал ко мне.

К нам…

В вечерних сумерках я различаю очертания знакомой фигуры. И не могу контролировать ослабленные успокоительным эмоции. Улыбка медленно расползается по моему лицу, а пальцы непроизвольно сминают ткань кофты на животе.

Чувствую себя маленькой девочкой рядом с сильным защитником. И больше не боюсь.

Ян сидит у изголовья моей постели, откинувшись на спинку кресла, видимо, выделенному ему Пашкевичем, и запрокинув голову. Кажется, задремал. Но даже во сне оберегает меня. Его рука покоится на моей подушке, слегка задевая разметанные по ней волосы. Будто он… гладил меня по голове.

Однако я плохо помню, что происходило со мной в последние часы. Я не слышала, когда Ян пришел, ведь отключилась почти сразу после укола.

Я морально истощена, но в данный момент потихоньку оживаю. Рядом с ним.

Осмелев, убираю руку со своего живота, поднимаю ее, тянусь к подушке и накрываю ладонь Яна. Сжимаю, а сама двигаюсь ближе, касаясь щекой ее тыльной стороны. Греюсь теплом родного мужчины.

— Мика, — дергается Ян и резко подается вперед, нависая надо мной. — Болит что-то? Плохо? Чего-то хочешь?

— Нет, все хорошо, — довольно улыбаюсь я, но руку его не отпускаю. Свободной — он проводит по моим волосам, поправляет заботливо, убирает прядь за ушко. Зря старается, ведь я, наверное, растрепанная и выгляжу отвратительно.

— Мягкая моя, милая, — нашептывает Ян и, наклонившись, целует в висок.

Поднимаю голову, чтобы поймать платиновый взгляд. Даже в темноте замечаю, как переливается кипящая ртуть в глазах Яна. Совсем как в нашу первую ночь вместе. В доме у озера.

И доверяю я сейчас ему точно так же, как тогда. Всю себя. И даже больше.

— Ян, у нас с тобой будет… — хрипло начинаю я, но его палец спускается вдоль щеки и ложится на мои губы.

— Знаю, ёжик, знаю, — несносный Левицкий снисходительно усмехается. — Сам все понял, маленькая лгунья, — щелкает пальцем по моему носу. — Когда постоянно присматриваешь за человеком, которого любишь, то просто не можешь не заметить изменений. Я старался облегчить твое состояние, помочь… Но все-таки ты здесь, — обводит взглядом палату и вздыхает тяжело.