(Не)любимый муж (СИ) - Соловьева Анастасия. Страница 20

Я встаю, окидываю бывшую подружку безразличным взглядом и сухо произношу:

— Советую тебе обратиться к психоаналитику, иначе рано или поздно ты захлебнёшься желчью.

Толкаю плечом дверь и захожу в кабинет Ярослава. Маринка, снова покраснев от злости, семенит следом. Но, увидев моего мужа, мгновенно меняется в лице, изображая из себя святую невинность.

— Ярослав, извини за это недоразумение, — пренебрежительно указывает она в мою сторону. — Приятно было с тобой пообщаться. Надеюсь, ещё увидимся. И продолжим то, на чём остановились.

— Мы переходили на «ты»? — ядовито спрашивает мой невозмутимый муж.

— Ну… после всего, что между нами произошло, это естественно! — Маринка смущённо смотрит в пол. Не знай я, что это актёрская игра, точно бы поверила. По ней плачет театральный колледж.

Ярослав опирается локтями о стол, скрещивает пальцы в замок и добродушно так улыбается. Слащаво, неестественно. Я хмурюсь, с интересом разглядывая его лицо и не ощущаю даже намёка на гнев или ревность. Сейчас меня терзает любопытство. Я предвкушаю гром, который вот-вот грянет. Шестым чувством угадываю, что под милейшей улыбкой Ярослава спрятана неприязнь.

— Не спеши уходить, — говорит он Марине. — Мы ещё не закончили, — он встаёт со своего кресла, опирается бёдрами о стол и, ухмыльнувшись, продолжает разглядывать Маринку. — Сейчас ты поедешь к Егору и признаешься в своей измене. Так и скажешь: хотела трахнуться с мужем Майи, потому что я завистливая алчная стерва. Почему не записываешь? У тебя память хорошая, и так всё запомнишь?

— Ч-что? Ярослав, вы же не всерьёз?

— Я говорю совершенно серьёзно. Или ты думаешь, что у меня действительно встал на такую дешёвую прошмандовку, как ты?

— Вы что, сговорились все? — в голосе Маринки звучат истеричные нотки, а в глазах плещется животный страх.

— Нет. Не сговорились. Ты поняла, что должна сделать? Или мне повторить? — холодно интересуется Ярослав.

— Я этого не сделаю! Егор никогда вам не поверит! — кричит загнанная в угол Маринка.

Ярослав хмыкает. И обворожительно улыбается.

— Ты думаешь, что в этом кабинете и в переговорной нет камер? Серьёзно? — и смотрит на Маринку, как на полную идиотку. Презрительно так, не переставая мило улыбаться. — Так что давай, беги к своему возлюбленному и признавайся во всех грехах. И не надейся, что я обо всём забуду. Я человек злопамятный.

— Да вы оба чокнутые! Больные на всю голову! — срывается на визг Маринка, размахивая руками.

— Пшла вон! Или я вызову охрану — и тебя отсюда вышвырнут, — пренебрежительно бросает Ярослав.

Смахнув злые слёзы, Марина признаёт своё поражение и быстро уходит. Звонкий цокот её каблуков эхом звучит в голове. Я с интересом смотрю на Ярослава. И, кажется, впервые его вижу. То, что он сделал, не вписывается в общепринятые нормы морали. Его поступок был жестоким, циничным, подлым! Но почему тогда я улыбаюсь?

— Поехали домой, поговорим в спокойной обстановке, — тихо произносит Ярослав. Его взгляд теплеет, но в нём отчётливо сквозит беспокойство.

— Думаешь, там легче будет тебя убить?

— А ты собираешься это сделать?

— Я не знаю. То, что ты совершил… А если бы твоя шоковая терапия не сработала? Я ведь могла закатить грандиозный скандал, разбить твой компьютер, влепить тебе сотни пощёчин, возненавидеть на всю оставшуюся жизнь. Подать на развод в конце концов!

— Да. Ставки были слишком высоки. Но я рискнул. И, как вижу, не прогадал.

— Я ещё ни в чём не уверена, Яр. Даже до конца не осознала случившееся… Но первое, что ты должен сделать, приехав домой, — это почистить зубы и тщательно прополоскать рот спиртом или хлоргексидином. И ещё сожги эту одежду, уверена, от неё несёт духами Маринки.

— Хорошо, я сожгу свой любимый пиджак, — улыбается Ярослав краешком рта. — Но в ответ ты должна рассказать мне о Егоре и его прекрасной невесте.

Я с сомнением разглядываю Ярослава. Странно, но возмущаться и кричать я не хочу. Наверное, мне нужна была эта встряска. Выслушать обвинения Марины, понять всю глубину её низости и закомплексованности, чтобы потом в полной мере осознать свою деградацию. Я же сильная, а в последние недели превратилась в ссыкло и слабачку. Неужели такой я хочу стать?

— Разве ты обо всём не догадался? — спрашиваю ослабевшим голосом.

— Частично. Но я хочу выслушать и понять тебя.

— Хорошо. Я попробую… Но ничего обещать не могу!

21

— Я же пошутила. Ты мог просто выбросить одежду.

Ярослав лишь улыбается в ответ. Укутавшись в тёплый плед, я сижу на плетёном кресле и наблюдаю, как огонь безжалостно уничтожает пиджак, брюки и рубашку. Горит не только одежда. Мой муж устроил настоящий костёр: подкинул дровишек, несколько сухих сломанных веток, даже бумаги не пожалел — и язычки пламени, с аппетитом пожирающие всё это безобразие, отзываются в моей душе упоительным восторгом.

— Ты сумасшедший, — удивлённо качаю головой, еле сдерживая довольную улыбку.

— А тебе ничего не нужно сжечь? — присев на соседнее кресло, спрашивает Ярослав.

Вздрагиваю от холодного осеннего ветра, совсем лёгкого, но пронизывающего до самых косточек.

— Нужно. К сожалению.

Сумка лежит на моих коленях. Я же не просто так её взяла. Давай, Майя, иди до конца. Что умерло, то умерло.

Достаю из внутреннего кармашка четыре фенечки, сплетённые из ниток мулине. Разноцветные, яркие, детские украшения обжигают ладонь. Я касаюсь их в последний раз, а потом бросаю в огонь.

— В школе Марина увлекалась плетением фенечек. И часто дарила их на праздники, — объясняю Ярославу. — Потом она забросила это занятие. А я бережно хранила её первые подарки, даже носить боялась, чтобы не потерять случайно. Интересно, она меня уже тогда ненавидела? Или Марина озлобилась чуть позже…

— Это имеет значение?

— Уже нет, — смотрю на пламя костра, ощущаю исходящее от него тепло и постепенно согреваюсь. Даже плед откидываю. И, помедлив несколько минут, собравшись с мыслями, начинаю говорить.

Я вспоминаю, как мы с Мариной впервые познакомились, как делились девичьими секретами, как прикрывали друг друга перед учителями и родителями, как поступили на одну и ту же специальность, чтобы никогда не расставаться. Я думала, что наша дружба выдержит любые испытания. И мы никогда не поссоримся из-за парня.

Слова льются из меня неудержимым яростным потоком, и с каждой минутой я чувствую себя лучше. Словно килограмм за килограммом сбрасываю с плеч неподъёмный груз. Когда я вспоминаю об измене Егора, мой голос даже не дрожит. Но он срывается, когда речь заходит о предательстве Марины.

— Знаешь, что самое смешное? Для меня дружба всегда была на первом месте, всегда казалась священной. Если бы Марина попросила, я бы бросила Егора. И даже смирилась бы с тем, что она встречается с моим бывшим парнем. Но, как оказалось, у меня никогда не было настоящей подруги. Двенадцать лет я прожила во лжи.

Мои щёки становятся влажными. Дождь, что ли, пошёл? Касаюсь руками лица и с удивлением осознаю, что это слёзы. Когда я плакала в последний раз? Хоть убей — не помню.

— Как ты обо всём догадался? — тихонько всхлипнув, спрашиваю Ярослава. — Как понял, что нужно делать?

— Ты с первой нашей встречи заговорила об изменах и предательстве. Тебя явно волновала эта тема. Нетрудно догадаться, что в прошлом ты пережила нечто болезненное, травмирующее. Слова о доверии, дружбе или любви ты воспринимала не совсем адекватно. Сразу начинала защищаться, повышала голос, пыталась задеть меня, оскорбить. Ты напоминала мне загнанного котёнка, который очень хочет ласки и тепла, но безумно боится, потому что раньше над ним издевались нехорошие люди. И вот котёнок вместо того, чтобы довериться новому человеку, шипит, царапается и прячется в угол. Там ему спокойно, темно и безопасно, но очень-очень одиноко. И по-прежнему страшно.

— Ты прям мастер сравнений, — хмыкаю я, забираясь с ногами на кресло и обнимая колени руками.