Дети природы. Возрождение (СИ) - Мишина Юлия. Страница 5

Гратий уже подскочил с песка на ноги и угрожающе вытянул вперед руку, когда к костру подбежала Еления. Она положила ладони на голые плечи младшего брата и радостно воскликнула:

— Разрешил! Сам будет обучать нас!

Розелла кинулась к Елении и крепко обняла ее. Другие девушки хлопали в ладоши, радостно поздравляли друг друга.

— Еще не хватало доверить девицам оружие, — недовольно сказал Гратий, остальные парни шумно соглашались с ним.

— Только глупый не видит, что это правильное решение, — повернувшись к брату, грубо сказала Еления. Огонь ярко освещал ее острое, смуглое лицо, отражаясь блеском в темных карих глазах. Теперь она обращалась ко всем. — Нивия больше не такая, как прежде. Остров труда и процветания канул в лету! Мы работаем больше прежнего, но не успеваем кормить город! А теперь еще эти особые подати и разнузданные сборщики! Если мы будем сильными, никакой чужак не посмеет обидеть нас. Грядут трудные времена, и, о мудрый Соленый Бог Воды, пусть я буду не права.

Глава 5

Ясмина сгорала от нетерпения. Она увидела, что люди собираются в город, и теперь поджидала у причала отца. Была уверена, что Миро ни за что не отпустит ее, но все равно мерила шагами песок, с трепетом наблюдая за приближающимися лодками.

Защищая ладонью глаза от солнца, она смотрела, как отец зачалил судно к пирсу и, кинув на плечо снасти, выбрался из него. Мелкий проворный парнишка занял его место и стал собирать улов в большую плетеную корзину. Миро издалека заметил дочь и, улыбнувшись, махнул рукой. Но сердце отца было не спокойно: почему Ясмина встречает его?

— Здравствуй, — Миро поцеловал дочь в щеку. — Что стряслось?

— С возвращением, отец, — поприветствовала Ясмина и не стала юлить, сразу выложив причину ожидания, — рыбаки собирают повозку. Я так хочу отправиться с ними в город!

Миро от неожиданности застыл на месте, округлив усталые глаза.

— Да как тебе такое только в голову пришло?! — возмутился он.

— Я никогда не бывала в городе, не видела дворец, не гуляла по площади! Отпусти меня, пожалуйста, — уговаривала Ясмина.

Миро тряхнул головой, будто отгонял назойливую муху, и продолжил путь.

— Что-то за семнадцать лет ты ни разу не попросилась в город, — недовольно бормотал отец, — а теперь, когда тучи сгущаются, тебе вздумалось отправиться в путешествие.

— Я просто съезжу с ними и все! Мальчишкам ведь разрешают, и Еления совсем недавно была в городе… — причитала Ясмина.

Миро вновь остановился и, крепко схватив дочь за руку, посмотрел ей в глаза долгим, тяжелым взглядом.

— Ясмина, это — необычная поездка, — он подошел ближе и тихо продолжил, — они поедут в другие общины, говорить с главами. Только Артемис и Демидий.

Взгляд отца был красноречивее слов, и следующие умоляющие фразы, подготовленные Ясминой, застыли на ее устах невысказанными. Все серьезнее, чем она предполагала.

Проводив отца, девушка вернулась к работе. Сегодня она помогала женщинам на кухне. Большая черноволосая рыбачка вручила ей два полных ведра с помоями и велела отнести их поросятам. Поморщившись от крепкого запаха, Ясмина направилась к скотному двору. Возле хранилища стояла груженая телега, и девушка бросила на нее грустный взгляд. Рыбаки еще подносили последние ящики и мешки, которые, забравшись в повозку, принимал и укладывал Г ратий.

Ясмина вошла на окруженный бревенчатым забором скотный двор. Он состоял из зеленых навесов, защищающих животных от солнца и нескольких сараев, сложенных из тонкого дерева. Девушку сразу окружила птица, так и норовящая клюнуть ее за голые ноги. Отгоняя надоедливые острые носы, Ясмина добралась до сарая с кабанами и вылила помои в корыто. Учуяв еду, его тут же обступили коричневые, рыжие в белых пятнах и черные в полоску поросята, жадно причмокивающие и похрюкивающие над отбросами. Ясмина гладила их жесткие шкурки и умилялась маленьким, быстро шевелящимся хвостикам.

Перед уходом Ясмина зашла к лошадям. Они свободно бегали в большом просторном загоне. Серый статный жеребец, завидев гостью, сразу направился к ней. Ясмина достала из кармана длинного желтого платья разрезанное яблоко и протянула кусочки коню. Он аккуратно, один за другим забирал их толстыми, усеянными черными пятнами губами. Ясмина свободной ладонью гладила крупную морду от ноздрей до самых ушей.

— Знал бы Гратий, какие мы с тобой друзья, — шептала Ясмина, — получили бы оба. Жеребец смотрел на нее темными, почти черными глазами.

— Мне пора, Гризэус. — Она встряхнула жесткую светло-серую челку коня и, взяв пустые ведра, направилась обратно.

Закрыв тяжелый засов на калитке скотного двора, Ясмина обернулась и, опешив, застыла. Перед ней стоял Гратий. Она набрала в легкие воздух, собираясь излить на рыбака весь свой гнев. Но он опередил ее, схватив за ненавистные белые волосы, у самых корней, больно разрывая их и впиваясь пальцами в кожу. Ясмина вскрикнула и выронила из рук ведра. Она не могла пошевелить головой, растерянно и с горечью смотря на обидчика. Гратий навис над ней, разъяренно вглядываясь в лицо. Ясмина уперлась руками в крепкую грудь, стараясь отодвинуть от себя рыбака. Он в ответ сделал два шага вперед и прижал ее к забору скотного двора.

— Замечания мне вздумала делать? Наглости набралась? — шипел Г ратий на самое ухо.

— Отпусти, — содрогнулась Ясмина, но Г ратий только крепче вцепился в волосы. — Я сказала правду! — взвыв от боли, воскликнула девушка.

— Не дергайся и слушай меня. Я — сын главы, стану смелым звероловом и женюсь на принцессе, а ты так и будешь всю жизнь чистить рыбу, и ни один, даже самый захудалый рыбак не посмотрит на тебя! Знай свое место, мышь!

С последними словами, он резко отдернул руку и оттолкнул Ясмину. Она ударилась головой о неотесанное бревно забора и, скривившись, схватилась за затылок. Слезы застыли в глазах девушки, а тело сотрясала дрожь. Она смотрела вслед удаляющемуся твердой походкой Гратию.

Поникнув головой, Ясмина медленно возвращалась на кухню общины. Сдержать слезы не удалось, и они тоненькими струйками стекали по щекам.

"За что можно так ненавидеть? — сокрушалась в мыслях Ясмина. — Вчера, я, конечно, задела гордеца… но сказала ведь правду! А раньше, с самого детства? Разве можно ненавидеть только за то, что я родилась белокурой? Не такой, как другие люди общины? Разве в этом есть моя вина? Это как ненавидеть море за то, что оно мокрое и соленое, или ненавидеть лошадь за ее гриву и топот копыт…"

Вместо кухни ноги привели Ясмину на пустынный пляж. Она бросила ведра и села на теплый песок. Опустив голову на колени, закрыла глаза и увидела маму, улыбающуюся и полную сил. Ясмина вспомнила их разговор, за месяц до того, как болезнь стала все чаще застилать бредом рассудок матери. "Никого не слушай, дочка, — говорила Малена, — может, это дар, а не проклятие? Может, в этом твоя сила? Луна на небе тоже только одна такая".

Ясмина сложила руки лодочкой и устремила взгляд поверх моря. "Соленый Бог Воды, направь меня на нужный путь, даруй мне смелости и сил", — шептала она.

Теперь перед глазами возникло искаженное гневом лицо Гратия. В ушах звенели его слова, отзываясь в душе Ясмины холодом. Нет, он не может быть прав. Ее судьба не станет такой.

— Неужели, я решусь на это? — тихо произнесла Ясмина, сама испугавшись своих слов.

Ночь опустилась на остров, и усталые жители общины устроились на своих лежанках. Ясмина, приготовившись ко сну, смотрела в окно на небо, светлое от ярких звезд. Миро ворочался на своем месте у противоположной стены хижины. Ясмина перевела на него взгляд и нарушила тишину:

— Отец, я так люблю тебя, — сказала, и грудь сдавило от тоски.

— И я люблю тебя, Яся, — ответил Миро и, повернувшись на другой бок, тут же уснул.

Сердце Ясмины трепетало. Страх и сомнения крепко засели в душе. Тем не менее, убедившись, что отец заснул, она вскочила с лежанки. Свалив на нее вещи и придав им вид спящего тела, укрыла поверх тонким одеялом. Она знала, что Миро не станет будить ее перед уходом. Рыбаки просыпались в общине первыми, в темноте собираясь на кухне, чтобы с рассветом отправиться в море. Достав из ящика приготовленные заранее одежды, Ясмина зашла за занавеску, служившую в хижине ширмой. Сбросив воздушную ночную сорочку, она надела высокие коричневые брюки. Поверх бежевой, легкой рубашки, затянула удлиненный, кожаный корсет. Он был отделан темными вставками и украшен тонкими ремешками. Через один из них, на поясе, продела маленький кошель, в который всыпала три серебряные монеты.