Барабаны зомби (СИ) - Андрей Бармин. Страница 11

Один из пострадавших стариков, лежавший вместе с ним в палате, состоял в одном из мафиозных кланов. Это был старый беспомощный алкоголик, но Николо не поленился покопаться в его прошлом: старикан в свое время имел вес в криминальных кругах. Новые боссы что-то проблеяли про подающуюся холодной месть, и на этом и пакете с апельсинами вся помощь организации закончилась.

Но если бы все было так печально, то вряд ли сейчас он стоял в коридоре лондонского отеля, примеряя новый костюм из дорого английского ателье. До этого нападения подобные случаи происходили вполне регулярно по всему ЕС, причем заканчивались гораздо более трагично. Счет жертв шел на десятки. Однако именно эта история переполнила чашу терпения Римского Престола.

В больницу приехал Папа. И именно там он сделал несколько заявлений, навсегда изменивших политический ландшафт Европы, изменивших и судьбу Николо.

- Всепрощение не означает вседозволенность.

- Церковь в опасности.

- Ислам — не религия мира.

- Человечество не готово к Новому Завету.

- Войско Христово должно быть не только в сердцах, но и в деле.

- Если не работают светские законы, то пусть люди решают по заповедям Божьим.

Николо в каком-то непонятном порыве изъявил желание стать клириком, и Климент, этот подтянутый и бодрый глава Ватикана, лично благословил его на служение:

- Защитники Царства Христова будут рады принять тебя в свои ряды.

На Климента после таких заявлений обрушился вал обвинений в фашизме, нацизме, подстрекательству к религиозной войне, его объявили новым крестоносцем, Антихристом на Папском Троне, Гитлером 21 века, выбравшимся из склепа инквизитором, но это все померкло после того, как правительство Испании заключило соглашение с США о перенаправлении потока мигрантов из Латинской Америки в Европу. Чтобы попасть в ЕС требовалось несколько простых вещей: отсутствие судимости, наличие хоть какой- то профессии и принадлежность к католической церкви. Последний момент считался самым дискриминационным, но переправку через Атлантику и первоначальное обустройство оплачивал Ватикан, так что объяснение было вполне адекватным.

Старая Европа нуждалась в рабочей силе и молодой крови, до инициативы Климента эти ниши заполняли мигранты из Африки и Востока, которые со вторым вопросом справлялись очень хорошо, но ассимиляция шла туго, а вот миллионы латиносов из Нового Света изменили расстановку сил. Более законопослушные, более деятельные, более богобоязненные в конце концов. Николо все это наблюдал лично, и не только наблюдал. Он участвовал во всем этом процессе. На Климента за первые шесть лет Папства было совершено двадцать четыре покушения. Ни один Папа до этого не мог похвастаться таким общественным и террористическим вниманием. Убить его пытались не только исламисты, но и предатели из числа Церкви, считавшие бразильского выскочку Антихристом, а также самые гуманные последователи всеобщего благоденствия, решившие, что удел Европы каяться. Долго ходили слухи, что на этом фоне Ватикан возродит Инквизицию, но обошлось. Охрану Понтифика усилили, так что реформы продолжались.

Италии за полтора десятилетия почти удалось выбить с лидирующих позиций Францию и Германию, сократив отставание в промышленном и экономическом потенциале до долей процента. Первую спасала Африка, вторую Россия. Испания подтянулась до пятого места, уступив Польше. Бывший советский сателлит встал в ряды экономических локомотивов ЕС. А еще там было почти сто миллионов католиков.

Николо органично влился в команду Климента. Один из немногих коренных итальянцев, которые поддержали инициативы нового Понтифика. Оппозиция существовала и в Ватикане. В итоге на него возложили проведение самых деликатных и неоднозначных операций, вроде той, ради которой он прибыл в Лондон.

Он посмотрел на наручные часы. Скоро за ним заедет Белов. Русский наемник был ему симпатичен. Умен, пунктуален и честен. Не хватался за все предложения: да, бывало, что он отказывал в сотрудничестве. Единственное, чего ему не хватало, так это крещения. Но тут даже таланта Никола не хватало, чтобы переубедить атеиста.

Утро и первую половину дня он провел с Франческой, женщиной с которой познакомился в поезде, устроил ей небольшую экскурсию, а потом вернул в гостиницу. Она явно ждала продолжения, но он решил для себя, что не станет с ней спать. Так что оставил ее немного разочарованной, но в целом довольной.

На комм пришло уведомление, что машина Белова подъезжает к гостинице, так что он вышел в коридор. Николо не испытывал сильного желания посещать это диско, но русский почему-то настаивал, наверное, полагал, что он никогда не видел зомби. Он не стал разочаровывать наемника и в итоге согласился.

Приглашения им раздобыл юрист, он же и был в машине с Антоном — серебристый немецкий седан. Николо спросил у русского, сидевшего на водительском месте:

- Почему не «ягуар», почему не «бентли»?

- Это генетика, - за Антона ответил Мовлади, - все русские подспудно мечтают о немецких машинах. Даже дворянский британский титул не может победить эту страсть.

- Все гораздо прозаичнее. Просто «бентли» в таком же кузове и с такими же характеристиками и отделкой в два раза дороже. А моя жадность победила патриотические чувства.

- Монсеньор Стоффа, - обратился к нему юрист, - я хотел бы предупредить вас о нескольких вещах. Мы будем находиться в вип-ложе вместе с хозяевами представления, братьями Эпштейнами. Они близнецы, и они — бандиты.

- Надо полагать, что добропорядочные граждане не станут организовывать подпольные зомби-схватки и тотализатор.

- Не об этом речь. Один из них, старший, абсолютно нормальный парень, если такое понятие применимо к людям их рода , хм, деятельности, а вот второй не дружит с головой. Совсем. Он ведет себя вызывающе, несет дикую чушь и постоянно провоцирует других на конфликт.

- Может, стоило выбрать места попроще?

- Увы, других не оставалось. И я сопровождаю несколько их сделок, так что , в некотором роде, вхож в ближний круг. Но я этим не горжусь.

- Мовлади хочет сказать, что когда у вас возникнет желание дать в морду одному из них, то сдержитесь первые два раза, а на третий - бейте.

- Я не особенно уважаю насилие, - заявил Николо, чем вызвал смех. Фраза действительно прозвучала по-иезуитски.

- У монсеньора, заказывающего маленькую войну и едущего смотреть, как два существа будут убивать друг друга, отличное чувство юмора.

Николо хмыкнул: русский и его юрист правы. Если разобраться, то его руки по локоть в крови. И с каждым новым заданием становятся еще краснее, но кто-то должен делать и такую работу. Он не просто верил, а абсолютно точно знал, что все деяния, которые совершил, направлены на благо Церкви и людей. Да, они подразумевали порой смерть плохих людей, но сколько жизней спасено. Николо был твердо уверен, что приказ совершить что-то отталкивающее и идущее в разрез с его моральными принципами Климент никогда не отдаст. Папа прекрасно понимал, на что готов его кардинал. Они ведь были похожи: бывшие военные, пришедшие в Веру не самым обычным путем. Но если ситуация потребует от него заключить сделку с совестью, то он не станет подчиняться ни приказам, ни обстоятельствам.

- Ладно, с Эпштейнами понятно, но ведь есть что-то еще?

- С нами в ложе будет много людей разных рас и национальностей, а также не совсем обычных сексуа...

- Мистер Мелардоев, - Николо стало весело, - вы зря считаете меня расистом и гомофобом. Это в корне не верно. Я спокойно и с уважением отношусь к людям любого пола и расы, если только они не стремятся навязать свое превосходство. Мы все равны перед Господом, а человеческие качества не зависят от цвета кожи или наличия пениса.

- Простите, монсеньор, но репутация у католиков такая , хм, консервативная. И можете звать меня Мовлади. Так будет проще.

- Спасибо, Мовлади. А по поводу репутации. Умеренный консерватизм не означает архаику и стремление возродить Средневековье. Человечество живой развивающийся организм, а наша Церковь всего лишь его часть, которая тоже меняется вместе со всеми.